Мишель Уэльбек «Карта и территория». Перевод: Мария Зонина. Издательство: Астрель, Corpus, 2011 г.

Сюжет романа знаменитого писателя Мишеля Уэльбека завязан на зверском убийстве знаменитого писателя Мишеля Уэльбека. Характерно, что именно за роман с таким сюжетом Уэльбек получил наконец Гонкуровскую премию в 2010-м.  На русском роман вышел в «Астреле», в отличном переводе Марии Зониной.

Убийство Уэльбека в романе Уэльбека насквозь литературно. Маньяк — процветающий хирург-косметолог, владелец чудовищной коллекции насекомых — точно вынырнул из триллера Гранже с немереными цифрами продаж. А седой детектив, ведущий дело, и его жена-профессор (состарившиеся дети 1968-го, бездетные, безмерно преданные друг другу и своей старой собаке) — похожи на новую инкарнацию комиссара и мадам Мегрэ.

Персонажей и линий в книге много. Главная линия – демаркационная. Между своими и чужими. У всех персонажей, которых автор любит, явно застрял под ребром в области сердца некий, почти случайный, осколок старой Европы. Ее культуры. И просто-напросто Франции. Осколок, не более. Но он болит — и делает человека живым.

Себя автор пишет широкой кистью: невротиком, пьяницей, шутом, владельцем самого запущенного дома и самого нестриженого газона в Европе, «истерзанной развалиной, которая, мелко тряся головой, поглощала деревенский паштет и, казалось, чихать хотела на все, что хоть отдаленно напоминает… любые человеческие отношения».

У. в романе У. донельзя смешон в своем вселенском отчаянии. (Но вся традиция элегантной галльской иронии служит автору: фарс не переходит в балаган.)

А иссыхание, отмирание «любых человеческих отношений» в Европе наших дней — сквозная тема его прозы, твердой рукой проведенная через «Элементарные частицы», «Платформу», «Возможность острова», книгу ядовитых эссе «Мир как супермаркет».

В его книгах отношения матерей с детьми, мужчин с женщинами, людей с их ремеслом гибнут так, точно с каждым частным случаем отмирает еще одна клетка Европы. (К финалу оказывается: способность любить в герое жива. Она-то его и убивает.)

В «Карте и территории» собраны и переписаны все прежние «кейсы». Главный герой, художник Джед Мартен, прославлен снимками мишленовских карт Франции. Искусно распиаренный (не без участия корпорации «Мишлен»), он на годы уходит в тень. Чтоб выйти — страшно сказать — с циклом из шестидесяти полотен. Да-да: по холсту маслом.

Каждое из них — плач на похоронах одного из ремесел, создавших Европу. Мартен пишет хозяина кафе, эскорт-герл, диспетчера техподдержки, своего отца-архитектора.

 Пишет последний королевский проход блестящего инженера по цехам автозавода, планерку в телестудии, Билла Гейтса и Стива Джобса, играющих в шахматы на закате. Каждой из картин героя автор посвящает две-три страницы. Они рассыпаны по тексту, как клочья эссе о конце цивилизации «бальзаковского банкира и инженера Жюля Верна».

 Бескровная, экономически целесообразная смерть Старого Света (или убийство его самыми успешными и бессовестными детьми?) и есть главная тема этой книги.

 Но лучшие страницы романа — о Джеде Мартене и его отце. «Что касается семьи… думаю, что происходит не кризис, а просто полное ее исчезновение. Я сожалею об этом. Но мы тут ничем не сможем помочь», — говорил Уэльбек в Москве когда-то. Оба героя «Карты и территории» сформированы этой эпохой. Оба пытаются быть отцом и сыном — абсолютно не умея ими быть. Есть смутное чувство долга, но «технология семьи» забыта.

И Мартен-сын открывает ее для себя сам, избивая ногами менеджеров от эвтаназии.

В книге есть и русская красавица Ольга: валькирия большого бизнеса, стойкий солдатик глобальной корпорации, пассионария пятизвездного комфорта… бедная жертва мира сего. По Уэльбеку-2010, мир сей принадлежит России, Китаю, Индонезии, байеру Романа Абрамовича, «новой клиентуре», для которой Франция стала шарм-отелем. Старый мир продает новому свой последний эксклюзив — shabbychic полураспада.

И парижская party медиаинтеллектуалов, успешно торгующих образом Франции навынос, написана с тем же блеском и яростью, что самые злые страницы «Платформы».

Но все время (как никогда прежде у Уэльбека) мерцают осколки подлинной Франции: рынок на рю Муфтар, «своя точка» на набережной для взгляда на Нотр-Дам, собачья корзинка на кухне, пот-о-фе на огне, торфяной запах сыра, потрепанный Шатобриан, точность в делах и долгах, унаследованная «проклятыми поэтами» от дедов-буржуа.

По всей логике романа уже никто не сложит из этих осколков пазл «Вечность».

Но 470 страниц «Карты и территории» — очень небезуспешная попытка его сложить.

Нерв «европейского времени» (или хотя бы представления о нем одного из умнейших писателей Европы) пойман тут очень точно. Мы по этому времени не живем… хотя вроде как за то и боролись… хотя лучшее, что с нами могло бы случиться в постсоветские годы, — возвращение России в единый мир. Но «Карта и территория» — знаковая книга. Ее стоит читать, чтоб понять, какой мощный разворот общей истории происходит при нас и с нами.

...Кроме того, читателя этой, всеми нейронами французской книги нагоняет странная мысль. Он все прикидывает: а какие осколки России уцелели лично у него в кармане?