Элизабет Бадентер: «Прежде чем искать различия, давайте взглянем на то, что нас объединяет»

 

Не так давно философа Элизабет Бадентер можно было увидеть в парижском театре «Одеон» в рамках цикла «Женские голоса», организованного «Одеоном» совместно с книжным приложением «Ле Монд» и радиостанцией «France Culture». Сначала со сцены прозвучали тексты Бадентер в исполнении актрисы Натали Ришар, после чего состоялась беседа с философом, отрывки из которой мы публикуем ниже.

 

- Философ Мишель Фуко говорил, что вопрос эпохи Просвещения – это вопрос принадлежности к некоему «мы». Когда вы произносите слова «мы,  дети Просвещения», что именно вы имеете в виду?

 

- Я имею в виду абсолютно всех людей. Одним из достижений эпохи Просвещения стало то, что оно расширило понятие человечества, включив в него «второстепенные» категории. Взять хотя бы Кондорсе. Он вернул  женщин, чернокожих и евреев в состав большого, единого человечества. Просвещение – это осознание того, что все люди равны. Это мысль, которую я не устаю повторять: прежде чем искать различия, давайте взглянем на то, что нас объединяет.

 

- Литература сыграла важную роль в этом процессе реинтеграции. «Никто, кроме литературоведов, не помнит имен» интеллектуалок XVIII века, пишете вы в книге «Эмили, Эмили. Женские амбиции в XVIII столетии» (Flammarion, 1983). Эту же мысль озвучивает историк Мишель Перро. В книге «Женщины или молчания истории»  (Flammarion, 1998) она говорит о том, что «в театре памяти женщины присутствуют как полутени» и что услышать их голоса можно только обратившись к литературе.

 

- Она права. Женщины – это черный континент Истории. Я давно занимаюсь поисками переписки женщин XVIII века, но почти ничего не нахожу, и это ужасно печально. На самом деле письма мадам дю Шатле дошли до нас исключительно благодаря тому, что она была любовницей Вольтера...  Не будь она любовницей знаменитого человека, ее бы постигла та же участь, что и многих ученых женщин того времени, то есть мы бы о ней сегодня ничего не знали. Когда женщина умирала, ее переписку скорее всего сжигали, потому что считали ее слишком откровенной или просто не заслуживающей интереса. В связи с этим нам вряд ли когда-либо удастся подарить этим женщинам вторую жизнь. Те из них, кто публиковал свои работы, спасены, но мы все равно не знаем, кем они были на самом деле, так как у нас нет никаких сведений об их личной жизни.

 

- В книге бесед с Элизабет Рудинеско «О чем завтра» (Galilée/Fayard, 2001) философ Жак Деррида утверждает, что быть верным определенному наследию значит не только укреплять его, но и давать ему новые импульсы и даже изменять ему. Это применимо и к наследию эпохи Просвещения?

 

- Я никогда не считала, что сформировавшаяся два с половиной столетия тому назад философия может дать ответы на все вопросы современности,  я далека от подобного догматизма по отношению к эпохе Просвещения. Разумеется, важно уметь замечать слабости и даже ошибки. Так, например, меня интересует вопрос краха, которым обернулась слепая вера философов Просвещения в обучение и образование. Я не настолько близорука, чтобы игнорировать Фрейда. Но когда я читаю Фрейда, отца бессознательного, человека, в некотором смысле ниспровергшего примат разума, я узнаю в нем великий ум эпохи Просвещения. Поэтому я считаю, что наследие Просвещения нужно расширять, а никак не уничтожать. 

 

- Тем не менее, существует целое интеллектуальное течение, подчеркивающее неоднозначность философии Просвещения. Даже такой большой поклонник Просвещения как историк Даниэль Рош замечает, что эпоха «завершается духовным кризисом на фоне трагедий современности и ужасов тоталитаризма». Можно ли сказать, что связь между эпохой Просвещения и катастрофами ХХ века — это вопрос, который вы обходите стороной, лишь мимоходом упоминая о его существовании?

 

- Нет. Мой ответ на ваш вопрос: нет. Несправедливо взваливать на философию эпохи Просвещения такую ответственность. Мы должны вернуться к ее основам. Когда мы говорим «Просвещение», мы имеем в виду борьбу за развитие разума. А если кто-то использует это как способ создания дьявольской универсалии, то это отдельная проблема. Эпоха  Просвещения подарила нам универсалистскую философию, являющуюся одним из условий мирного сосуществования людей...

 

- Некоторые считают, что этот универсализм имеет вполне конкретную историческую и географическую привязку. В частности, сторонники этой идеи утверждают, что осуществляющиеся от имени универсализма нападки на ношение хиджаба — на самом деле исключительно французское явление.

 

- Это не так. Вопрос хиджаба стоит и в Великобритании, и в Квебеке. То есть страны, которые терпимее остальных относились к существованию закрытых общин, сегодня приходят к выводу, что без определенных ограничений все же не обойтись. Возможно, вас удивят мои слова, но, не будучи оголтелой патриоткой, я все же считаю, что именно мы отстаиваем универсальные ценности. Потому что прятать свое лицо от других — это тупиковый путь развития. С точки зрения универсализма сходства между людьми важнее различий. А что делает женщина, надевая паранджу? Она устанавливает границу между чистым и нечистым. Она будет разглядывать вас в свое удовольствие, но сама при этом не даст вам на себя взглянуть, и это абсолютно противоположно принципам равенства и братства.

 

- Раньше вы не были столь критичны по отношению к праву человека быть другим. В 70-х вы даже опубликовали статью «За право на инаковость». Что изменилось в вас за эти годы?

 

- Я поняла, что это было чудовищной ошибкой. Я была молодой. В свете идеалов 1968 года право на инаковость воспринималось как достижение, как дополнительная свобода. Но постепенно я увидела, куда ведет это право, рассматривающееся многими как едва ли не основополагающее: я поняла, что это прямой путь к самоизоляции общин. Все заканчивалось тем, что люди, принадлежащие к определенной религии или определенной группе (например, «Черные пантеры» или гомосексуалисты) заявляли: «Мы хотим равноправия, а еще мы хотим особых прав». Но это совершенно неправильно. Если говорить об идее светского общества, то закон должен гарантировать всем конфессиям право на существование, но это не значит, что они могут требовать от Республики чего-то, что идет вразрез с ее принципами. Республика защищает все религии, но недопустимо, чтобы кто-то оказывал давление на ее законы. Мысль о том, что у кого-то плюс к общим со всеми правам, что должны быть какие-то дополнительные права, совершенно неприемлема.