Крайне тяжело четко определить поле научных интересов Лешека Колаковского. Он был в одно и тоже время философом, историком, теологом, политическим ученым и литературным критиком. Будучи философом, он несколько раз за свою жизнь радиально менял взгляды. И эволюция эта отражала поствоенное развитие его родной страны.

Сначала, занимая пост главы факультета философии Варшавского университета, он был последовательным марксистом. Позднее Лешек превратился в одного из наиболее откровенных ревизионистов коммунистического режима Польши, защищающего демократический, гуманистический марксизм. Но затем отверг и его, придя к выводу, что демократический коммунизм – это нечто напоминающее "поджаренный снег".

Пропагандируемые им идеи привели к исключению его из партии и, позднее, к изгнанию из университета. В 1968 году его заставили покинуть Польшу, и после этого немедленно началась его международная карьера, расцветшая по обе стороны Атлантики – в Беркли и в Оксфорде. К тому времени он более не позиционировал себя как марксиста, а профессорство в Беркли способствовало тому, что Колаковский занял критическую позицию в отношении к левым, особенно к "новым левым", коих было много среди его студентов.

Несмотря на свою репутацию человека огромной эрудиции, Колаковский едва ли жил в академической башне из слоновой кости. Его идеи часто служили различным группам руководством к действию, к примеру, он формулировал понятие конструируемой самоорганизации социальных групп, благодаря чему постепенно и мирно расширялась сфера гражданского общества в тоталитарных государствах. Многие верят, что именно это понятие вдохновляло диссидентские движения в Польше в 1970-е годы, которые позднее оформились в движение "Солидарность" и способствовали утрате коммунистической партией своей монополии на власть в 1989 году.

Лешек Колаковский родился в 1927 году в польском городе Радом. Его отец был юристом, а его взросление сопровождалось книгами, коих было много в семейной библиотеке. Позднее он вспоминал, что когда был ребенком, в период немецкой оккупации Польши во время Второй мировой войны, он много времени проводил в загородном доме, зачитываясь книгами из семейной библиотеки. После войны Колаковский стал членом Коммунистической молодежной организации (ZMP) и поступил в университет Лодзи, где изучал философию. Он преуспел в учебе и продолжил ее, готовя докторскую диссертацию в Варшавском университете в 1953 году. Лешек преподавал в 1950-1959-х годах в Варшавском университете, кроме того, до 1954 года вел занятия в школе Польской объединенной рабочей партии. Также Колаковский являлся штатным сотрудником "Po Postu", еженедельного кружка коммунистических интеллектуалов.

В 1952 году Сталин затянул петлю на шее Польши, заставив население страны принять новую конституцию. В результате последовал ряд протестов, инициированных рабочими, и к 1956 году призывы к ослаблению политических репрессий достигли высшей степени. Колаковский стал одним из ведущих голосов, требующих демократизации Польши. Так называемая "Октябрьская оттепель" принесла облегчение ряда наиболее жестких ограничений культурного выражения.

Хотя основы политической системы не изменились, польские поэты и писатели вскоре воспользовались преимуществами новообретенной интеллектуальной свободы. В 1959 году Колаковский написал важную статью "The Priest and the Jester", в которой он окинул марксистский догматизм скептическим взглядом с помощью фигуры шута. Эта публикация ввела его в первые ряды наиболее известных философов Польши тех времен. С бесстрашием и негодованием он накинулся с тонко замаскированной критикой на основы марксистского учения, и в результате на него навесили ярлык ревизиониста.

В 1959 году Колаковский возглавил кафедру истории современной философии Варшавского университета. Однако его карьера развивалась негладко. Его книги запрещались и после вызвавшей бурю противоречивых откликов речи, прочитанной им в 1966 году на десятой годовщине "Октябрьской оттепели", его исключили из Польской объединенной рабочей партии. Два года спустя его изгнали из университета и в 1968 году, и в период расцвета крайне националистической кампании против "сионистов" он бежал из страны вместе со своей женой еврейкой. В следующие 20 лет в Польше было запрещено ссылаться на работы Колаковского.

В 1969 году Колаковский преподавал в университете Калифорнии, Беркли. Он прибыл в США в период расцвета симпатий к левому радикализму среди американских студентов. Это его шокировало. Взгляды студентов совершенно не соответствовали тому опыту, который он приобрел в Польше, вот почему его репутация левого мыслителя испарилась столь же быстро, как и его марксистские взгляды. Он тогда писал: "Лучший аргумент в пользу демократии и свободы состоит в том факте, что Маркс не столь враждебен им, как могло бы показаться на первый взгляд".

Критическое отношение Колаковского к левым все более усиливалось, а его карьера на Западе развивалась все более успешно. В 1978 году он впустил трехтомник "Main Currents in Marxism". Это всеобъемлющее исследование коммунистического движения и анализ происхождения и теории диалектического материализма, а также выражение его изумления от того, как коммунизм "стал объединяющим принципом для столь различных и взаимно враждебных сил".

Его критика двигалась от рассмотрения взглядов классического философа Плотина, чьи работы Колаковский рассматривал как фундамент марксизма, до анализа маоизма. В конце эпилога третьего тома, он написал: "В настоящее время марксизм более не интерпретируется и не меняется: ныне это просто повторение слоганов, служащих для организации различных интересов, многие из них совершенно далеки от тех, с которыми марксизм изначально идентифицировал себя".

Колаковский начал рассматривать все утопические подходы к обществу с подозрением, полагая, что их победа приведет к "тоталитарному кошмару и абсолютному падению цивилизации".

Однако он отрицал и то, что, казалось бы, должно быть их противоположностью, а именно кабинетный скептицизм, который, как он полагал, приведет нас к "безнадежной стагнации". Таким образом, утопические идеалы для общества, такие как понятие человеческого братства, могут быть рассмотрены как регулятивный знак, а не конструктивная идея. В свете верований, что не существует панацеи для общественных болезней, он был уверен, что все же важно найти практическое, рабочее решение.

После того как Колаковский был назначен в 1970-х годах на пост старшего научного сотрудника в All Souls College в Оксфорде, возрос его интерес к этике, метафизике и религии. Например, он писал о неудаче современного Запада предложить работающий субститут для христианства, поскольку культ разума, характерный для многих, лишает христианство возможности выполнять свои функции. Более того, как известно религиозная космология многими осмысливалась как дискредитированная, соответственно, как полагал Колаковский, и христианская мораль, которая зиждется на дискредитированной космологии, более не может быть путеводной звездой для большинства современных людей. Его критический взгляд был направлен и на многих из тех на Западе, кто "пытается декларировать нашу современность, но в тоже время избежать ее воздействия с помощью различных интеллектуальных ухищрений, для того чтобы убедить себя, что ее значение может быть восстановлено или возвращено без обращения к традиционному религиозному наследству человечества".

Колаковский также нападал на то, что он рассматривал как нравственный плюрализм современности, который, как он демонстрировал на многих примерах, бездумно испытывает пиетет к культурам других. Отказываясь делать критическое ценностное суждение об иных цивилизациях, как он полагал, человек тем самым приуменьшает ценность собственной культуры. В своей статье "Looking for Barbarians" он утверждал, что у людей существует потребность получить реальное нравственное знание о различии между правильным и ложным, что необходимо для того, чтобы сохранить общество и самоуважение.

Значительные познания в области истории религии фактически привели Колаковского к отрицанию идеи, будто наука имеет монополию на истину. Хотя, с его точки зрения, современное христианство представляло собой болезненный компромисс между философией древних Афин и мистическими тестами Иерусалима, он не отрицал его ценности. Научные доказательства, как он верил, все еще основываются на акте веры, как и религия. Определить науку просто как истину, поскольку она имеет более непосредственное практическое применение в решении проблем, казалось ему деспотическим.

Колаковский предложил глубокий анализ широкого круга аргументов в пользу религиозных верований. Он старался их понять с помощью исторического, антропологического и культурного основания. В христианстве, например, он видел развитие Бога от основополагающего элемента мироздания в ранней греческой философии к Единственному, позже соединившемуся с еврейским понятием любящего Бога. Таким образом, он развивал культурное и антропологическое понимание религии.

Он также придерживался мнения, что рациональное исследование никогда не сможет разрешить религиозные вопросы, такие как существует ли Бог? Равным образом оно не может предоставить удовлетворительное основание для нравственности. Его подход был, в конечном счете, неприятен для верующих, чьи взгляды он объяснял с культурологической точки зрения, и ученых, чье знание, как он полагал, было, в конечном счете, основано на вере.

При всей ширине его интеллекта и борьбу, которую он вел всю свою жизнь, Колаковский часто демонстрировал удивительную склонность к юмору и самоиронии. Он написал огромную книгу, озаглавленную "The Epistemology of the Striptease", а в свой книге "Metaphysical Horror" писал: "Умственные способности современного философа, который никогда не подозревал себя в шарлатанстве, должны быть столь малы, что его книги, возможно, не стоит и читать".

Среди академических наград Колаковского – US Library of Congress Kluge Prize, полученная им в 2003 году.

Перевод Константина Аршина

Источник: http://www.timesonline.co.uk/tol/comment/obituaries/article6722105.ece?token=null&print=yes&randnum=1248785063937