[Гайдар и дед:] ЕЩЕ ОДНА ЛЕГЕНДА
В издательстве «Молодая гвардия» в серии ЖЗЛ выходит в свет биография Егора Гайдара. МОРЕБО публикует фрагмент из первой главы – «Два деда».
…Так возник последний военный эпизод в карьере Гайдара, как «красного командира» - сибирский.
Эпизод, который и дал начало анти-гайдаровской мифологии, пышно расцветшей в начале 1990-х, после публикации очерка «Соленое озеро» В. Солоухина в «Огоньке» (в 1993-м году).
«Ну и почему же Голиков взял себе в псевдонимы хакасское слово «куда»? – писал Солоухин в «Огоньке». – А его так хакасы называли. Кричали: «Прячьтесь! Бегите! Хайдар-Голик едет! Хайдар-Голик едет!» А прилепилось это словечко к нему потому, что он у всех спрашивал: «Хайдар?» То есть куда ехать? Он ведь других хакасских слов не знал. А искал он банду Соловьева. И самого Соловьева ему хотелось поймать. Его из Москвы специально прислали Соловьева ловить, а никто ему не говорил, где Соловьев прячется. Он подозревал, что хакасы знают, где Соловьев, знают, а не говорят. Вот он и спрашивал у каждого встречного и поперечного. «Хайдар?» Куда ехать? Где искать? А ему не говорили. Один раз в бане запер шестнадцать человек хакасов. «Если к утру не скажете, где Соловьев, всех расстреляю». Не сказали. А может, и не знали, где Соловьев, тайга ведь большая. Утром он из бани по одному выпускал и каждого стрелял в затылок. Всех шестнадцать человек перестрелял. Своей рукой. А то еще, собрал население целого аила, ну, то есть целой деревни… Семьдесят шесть человек там было. Старухи и дети, все подряд. Выстроил их в одну шеренгу, поставил перед ними пулемет. «Не скажете, всех перекошу». Не сказали. Сел за пулемет и… всех… А то еще в Соленом озере, да в Божьем озере топил. В прорубь под лед запихивал. Тоже – многих. Тебе и сейчас эти озера покажут. Старожилы помнят…».
Последствия этой публикации были настолько грандиозны, что о ней стоит поговорить отдельно. Статью Солоухина в том или ином виде перепечатала или пересказала почти каждая региональная (областная, районная) газета России. По сути дела, унижение и разоблачение Гайдара-деда (несмотря на то, что он принадлежал, как мы уже писали, к первому ряду советской иконографии) – было формой унижения «идейного врага» и символического сопротивления реформам Гайдара-внука. Повторно «убивая» деда, ментально уничтожая его, советские и постсоветские журналисты метили в Егора. Хотели причинить ему боль. Да они этого и не скрывали – каждая такая статья кончалась упоминанием Егора Гайдара и его реформ.
Позднее Егор говорил: «Бывает, что дети расплачиваются за грехи отцов. Но чтоб дед, да еще покойный, расплачивался за грехи внука!» В Москве переименовали улицу Аркадия Гайдара. Некоторые библиотеки начали сжигать его книги «за ненадобностью».
По сути дела, после статьи Солоухина – ни одна статья, ни одна книга, посвященная Егору Гайдару, не обошлась без упоминания мифической «жестокости» его деда.
Но так ли это?
Мы уже упоминали о писателе Борисе Камове, ставшем главным биографом Аркадия Петровича Гайдара в советское время. После окончания советского периода Камов посвятил практически все свое время разоблачению этого мифа. В его книге «Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров» - с указанием документов, фамилий и дат подробно рассказана вся эта история. В отличие от Солоухина, который в своем очерке не приводит ни одной ссылки на архивные документы, расследование Камова опиралось на изучение личного дела Аркадия Петровича.
18-летний Аркадий Гайдар, который прибыл в Хакассию, поразил тамошних советских товарищей, в частности, из органов НКВД, своей молодостью. И своей – как бы это сказать – уверенностью в том, что с боевой задачей, как и в прежних эпизодах своей гражданской войны, он справится. Он с местными чекистами не пил, не дружил, не проводил время – он гонялся за отрядом атамана Соловьева, стараясь его уничтожить или хотя бы рассеять.
И это ему в конечном итоге удалось. Атаман Соловьев, вслед за многими командирами тогдашнего казачьего сопротивления, ушел в Монголию. Через горные хребты.
Однако это случилось уже после того, как Аркадия Гайдара арестовали, заключили в тюрьму, судили военным трибуналом и отправили в госпиталь с «белым билетом», уволив из армии.
Но решения трибунала и различных парткомиссий – Аркадий Гайдар был на шесть месяцев исключен из партии – не были следствием масштабных преступлений, а были следствием рутинного, как сама советская жизнь, аппаратного заговора, доноса и чиновничьей мести (которая бывает очень страшна). Местным чекистам Аркадий Гайдар был неудобен, он был им враждебен.
Голикову-Гайдару приписывали самые разные преступления – в основном, те, на которые 18-летний юноша, «пламенный революционер» вряд ли был способен – тут мешок с овсом он якобы украл, тут два кольца золотых, тут торговал краденым бельем, тут в виде взятки отобрал 50 золотых монет, тут взял у крестьян 9 баранов… Похоже на него? Всю жизнь ютившегося по углам, по домам друзей, по летним дачам, из всего имущества возившего за собой по стране подушку да походную чернильницу? Вообще-то не очень. Да и обвинения впоследствии были сняты.
На Гайдара, тем не менее, в этот момент написали десятки доносов. И все по поводу таких вот «бытовых» преступлений. Максимум, что удалось доказать – выпорол плетьми пленного. Ни о каких расстрелах, пытках, уничтожении мирного населения речь не шла, командира Голикова пытались судить совсем за другое – за то, чего он не совершал.
Когда Тимур писал свою книгу об отце (это были 1980-е годы) – темы «гайдаровской жестокости» в печати еще не существовало. В семейной легенде не было никаких упоминаний о чем-то, что могло бросить тень на репутацию старшего Гайдара.
Когда волна вокруг статьи Солоухина поднялась (напомним, это случилось в 1993-м году), Тимур успел съездить в Хакассию, увидеть документы, и коротко сообщить своим близким: это ложь. В архивах удалось выяснить – да, преступления против хакасов, против мирного населения были, но отца в этот моменту в Хакассии не было.
Ариадна Павловна, мама Егора, спросила Тимура – будет ли он судиться с клеветниками? Нет, ответил Тимур, «нам это невместно», то есть – не уместно.
В своей книге 1988 года Тимур Аркадьевич по военному точно обозначает этот эпизод в военной биографии отца: «Пожалуй, лучше всего обстановку рисует донесение, которое Аркадий Голиков направил командующему войсками ЧОН Енисейской губернии (нынешний Красноярский край. – авт.) товарищу Кусину в первых числах апреля 1922 года. Раньше документ не публиковался. «2-й боевой район располагает 102 штыками, из которых строевых 91 при 4-х пулеметах, 26 саблями двух взводов кавэскадронов…» И далее: «Сообщаю, что комбат Голиков выступил с 20 штыками в район Яловое, напал на след бандитов и выступил для розыска в тайгу. Голиков потребовал для усиления 30 штыков при двух пулеметах. Подкрепление послано».
Сама банда Соловьева, по донесениям разведки, состояла из 120 сабель и 160 штыков (то есть кавалерии и пехоты).
Вот с такими силами воевали комбат Голиков и атаман Соловьев в 1922 году за контроль над территорией, равной, как говорится, ну, если не двум Франциям, то уж точно средней европейской стране. Нетрудно предположить, что этот списочный состав бойцов варьировался от бою к бою – и порой Голиков отправлялся в далекую тайгу, в погоню за Соловьевым, буквально с десятком или полутора десятками кавалеристов, плюс свой револьвер и своя шашка.
Вот и все.
Это не Харьков или Киев, это не Донбасс, это не еврейское местечко, это не густонаселенные Дон и не Кубань – это тайга. Это несколько десятков бойцов на марше.
В живых бы остаться.
О каких массовых репрессиях против мирного населения, говоря по совести, тут могла идти речь?
Однако последующие поколения российских литераторов, вслед за Солоухиным, легенду о «массовых репрессиях», и о «садистской жестокости», все-таки сложили.
…Но докопаться до правды – нам все же удалось. Произошло это благодаря красноярскому историку А. П. Шекшееву и его тщательной работе в местных архивах. Он опубликовал о ходе гражданской войны в Хакассии несколько работ, причем каждый факт у него сопровождается ссылкой на архивное дело.
Конкретно о Гайдаре Шекшеев в одной из своих работ написал следующее:
«В результате выделения свежих сил численность чоновцев (чрезвычайный отряд особого назначения. – авт.) в Ачинско-Минусинском боевом районе увеличилась с 390 до 650 бойцов, вооруженных 15 пулеметами. Для их рационального использования были созданы три боевых участка, командовать которыми были назначены В. Ф. Поченко, В. А. Кудрявцев и А. П. Голиков (Гайдар). Начиная с апреля 1922 года отряд комбата Голикова в основном занимался разведкой, поиском и преследованием повстанцев. В то же время по его приказу было расстреляно пятеро лиц – лазутчиков Соловьева или представителей населения. Обвиняемый в злоупотреблении служебным положением (мы видели, в чем они состояли, а вот расстрелы Голикову как раз не вменялись – авт.), Голиков в июне того же года был снят с должности, а затем наказан по партийной линии».
В этой научной статье, опубликованной в журнале «Вестник Евразии», и нашпигованной до предела фамилиями командиров – красных, казачьих, партизанских, боевыми эпизодами, фактами грабежей и репрессий – доходит историк Шекшеев и до эпизода, который стал для писателя В. Солоухина ключевой метафорой в его повести «Соленое озеро». Вот он: «В ночь на 15 февраля в с. Шарыпово по инициативе и под руководством начальника Ачинской уездной милиции П. Е. Пруцкого и бывшего партизанского вожака и командира одного из отрядов М. Х. Перевалова были удушены, по разным данным, от 34 до 43 жителей. По приказу руководства Кызыльского волисполкома в с. Малое и Черное озеро расстрелу и удавлению подверглись 30 хакасов, заподозренных в снабжении повстанцев оружием и продуктами. Волостной комиссар Тартачаков душил людей, иди, угрожая оружием, заставлял коммунистов топить их в озере».
…Давайте сличать даты. Гайдар прибыл в Хакассию в апреле 1922-го. Жуткий случай с массовым утоплением в озере – это февраль. Ни один подобный эпизод Гайдару вменен не был. Тем более, нет в его деле и того факта, что он лично кого-то пытал и расстреливал. Все это обвинения – возникшие гораздо позже, в 1993 году, с «легкой» руки Солоухина.
Понять писателя можно – ему необходимо было создать символ. Для этого он приплел «свидетелей», ни один из которых потом не нашелся. Для этого вместо безвестного командира Тартачакова в историю с озером автор поместил детского писателя Гайдара. Бог, как говорится, ему судья.
Был ли приказ Гайдара о расстреле пяти «лазутчиков» Соловьева, взятых в плен? Ну, давайте допустим, что был. Историк А. П. Шекшеев, чьи исследования вызывают куда больше доверия, чем фантазии Солоухина (и, кстати, по замечанию Камова, относящийся к Гайдару довольно жестко), такие документы найти мог. Давайте только не забывать о контексте этих событий. Вот он, контекст, у того же Шекшеева:
«Борьба принимала ожесточенный характер: соловьевцы стали приходить в деревни специально, чтобы вырезать коммунистов. Очевидцы сообщали, что «банда» за время переговоров (была создана комиссия для ведения мирных переговоров с атаманом Соловьевым – авт.) «выбила» до 100 коммунистов и 10 милиционеров, увезла 3 тыс. пудов хлеба, предназначенного для рудничных рабочих, разграбила ряд кооперативных лавок и Учумскую экономию. Посетив Ивановский рудник, с. Божье озеро и д. Парную, «бандиты» зарубили 8 коммунистов».
Не случайно современный историк слова «банда», «бандиты», упоминаемые в советских документах – ставит в кавычки. Ему-то понятно, что это никакие не бандиты, это – крестьянские восстания, крестьянские повстанцы. Но разве эти определения – как-то облегчают наше впечатление от этих потоков крови, от зверских убийств (не менее зверских, чем те, которые совершали «партизанские» герои и чекисты) и грабежей?
Ничуть.
18-летний Гайдар, возможно, отдавая приказ о расстреле пятерых «лазутчиков Соловьева» - исходил вовсе не из абстрактной «классовой справедливости» или «классовой борьбы». Он оказался в кровавом котле и видел, как поступают со своими врагами эти восставшие крестьяне. Он воевал.
…И все-таки документы говорят, что один случай с применением тяжелого телесного наказания плетьми – имел место, этого не отрицает в книге и сам Тимур Гайдар.
Имел ли? Это еще большой вопрос.
Но рядом с этим «большим вопросом» возникает, разумеется, и другой – ну, а как в принципе можно изолировать случай Аркадия Гайдара – из общего фона большевистских репрессий времен гражданской войны? Как можно «отстроить» Аркадия Петровича из всей этой череды бесконечных скорых расстрелов без суда и следствия, взятия заложников, ну и так далее?
Ведь и сам он в автобиографической повести «Школа» этого не скрывал.
«Куда это они идут?» - подумал я, оглядывая хмурого растрепанного пленника.
- Стой! – скомандовал Чубук и все остановились.
Взглянув на белого и на Чубука, я понял, зачем сюда привели пленного; с трудом отдирая ноги, побежал в сторону и остановился, крепко ухватившись за ствол молодой березки.
Позади коротко и деловито прозвучал залп.
- Мальчик, - сказал мне Чубук строго и в то же время с оттенком легкого сожаления, - если ты думаешь, что война – это вроде игры али прогулки по красивым местам, то лучше уходи обратно домой! Белый – это и есть белый, и нет между нами и ними никакой средней линии. Они нас стреляют – и мы их жалеть не будем!»