Москва, Московский музей современного искусства. Гоголевский бульвар, 10. До 21.3.21

Впечатляющая ретроспектива двух классиков, тщательно подготовленная Еленой Селиной, занимает не только главное здание филиала на Гоголевском, но и новые пространства во флигеле – их ни в коем случае нельзя пропустить, ведь там показывают работы последнего времени. Многое из представленного они создавали вместе – как творческий дуэт Макаревич и Елагина работают уже 30 лет, один из многочисленных примеров – инсталляция «Библиотека Н.Ф. Федорова», посвященная русскому философу-мистику и его идее воскрешения мертвых (отсюда и соседство библиотеки и гробов в одном зале). Большей части публики творчество художников знакомо благодаря образу Буратино, бывшего сперва объектом их совместного творчества, а затем ставшего ключевым в поэтике одного Макаревича. Однажды в интервью Леониду Бажанову он рассказал, как еще в советские времена совершил выбор между традиционными и новыми формами искусства, этот решающий в биографии момент типичен для многих художников даже сегодня, потому обильная цитата того стоит: «Если брать структуру советского арт-сообщества, то бóльшая часть людей работала ради денег и выполняла государственные политические заказы. Они в общем-то были неплохими живописцами. Но это был круг художников, которые сами себя контролировали, сами выбирали жюри, по решению которого отбирались и продавались лучшие работы. Не было настоящего серьезного заказчика, эксперты были делегированы из самой среды художников. Это был замкнутый, мертвый круг. Это одна часть сообщества. Были и другие – люди, которые бесконечно «пережевывали» пограничные с традиционным искусством моменты, – импрессионизмы, сезаннизмы. Эти открытия, которые были сделаны в конце XIX века, можно тиражировать бесконечно и бесконечно же находить все новые и новые оттенки. Русский сезаннизм – это колоссальная армия художников, им на всю жизнь хватало этих нюансов, которые абсолютно не то что непрофессиональному зрителю, даже и художнику было трудно уловить. И однажды мне стало очевидно, что все это уже сделано, что дальше по этому пути идти бессмысленно и, самое главное, неинтересно. Помимо осознания творческих задач была тяга к другим формам искусства. Чисто формально меня интересовало сочетание объема и пространства, которые я не мог реализовать в традиционных рамках. Поэтому я радикально изменил род своих художественных занятий».

Были бы у выставок эпиграфы – вполне можно было взять цитату в этой роли.