Каждая великая книга прошлого рискует обрести сегодня продолжение. После бурного успеха "Скарлетт" Александры Рипли издательства решили, что продолжения великих романов способны разбудить изрядно подуставшую публику. Российским монополистом в этой области стало московское издательство "Вагриус". Здесь вышли новые тома "Войны и мира", "Грозового перевала" и "Трех мушкетеров". Однако, по мнению АЛЕКСЕЯ Ъ-МОКРОУСОВА, новый жанр вряд ли имеет будущее.
Для чего создаются продолжения? Для продления детства. Чтобы сбылась мечта ребенка: не расставаться с полюбившимся героем до конца своих дней (при этом продолжительность жизни персонажа может быть бесконечна: так, Эркюлю Пуаро в последних книгах Кристи должно перевалить за 120). Известно, что после смерти Конан Дойля многие оплакивали не столько его кончину, сколько окончательный и бесповоротный уход Шерлока Холмса. Но дом на Бейкер-стрит, 221 не остался пустым. Его стали заселять ожившими призраками еще до того, как осела земля на могиле сэра Артура. Преуспели в этом и русские эмигранты: мир теней был им особенно близок. Даже харбинский еженедельник "Рубеж" печатал в 30-х годах рассказы о новых похождениях лондонского сыщика.
Но большинство романов-продолжений связано все-таки не с циклами рассказов, а с романами. "Мертвые души", "Война и мир", "Тихий Дон", "Мастер и Маргарита" — все они обрели в последнее время своих по(пре)следователей.
Роман упущенных возможностей
Крупнейшим проектом обещал стать двухтомный труд "Пьер и Наташа", подписанный В. Старым. Его рекламная кампания началась задолго до появления самого текста, найденного, как объясняют издатели, в электричке.
Роман этот представляет собою классический образец неиспользованных возможностей. Само время — 1825 год и последовавшие за ним события — остается интригующе мифологическим для всей русской истории XIX века и тем более для литературы. Не случайно лучшие образцы "свободолюбивой" прозы 1970-1980 годов связаны именно с декабристами. Василий Старой же предлагает читателю текст, в котором знание конкретных исторических фактов, подчас занимательных, хотя и почерпнутых из малодостоверных мемуаров, сочетается с полной неразработанностью характеров. Перед нами скорее маски из анекдотов, чем близкие к реальности Пьер Безухов и его жена Наташа, урожденная Ростова. Когда автор создает гротескный образ — удача на его стороне. Зато вне гротеска каждый сюжетный ход снабжен примечанием, призванным (с отсылкой к Толстому или еще какому источнику) доказать его оправданность, а Пьер оказывается в Сибири только оттого, что ему примерещилось, будто супруга его и государь...
Имя автора по-прежнему сохраняется в глубокой тайне. Но анализ самого псевдонима может оказаться занятным. Вряд ли писателю-мужчине были бы интересны аллюзии, связанные с возрастом ("Старой" как "старый") — скорее он предпочел бы что-нибудь знаковое, идеологическое. С другой стороны, имя Василий заставляет вспомнить о любимом авторе "Вагриуса", Ларисе Васильевой, чьи "Кремлевские жены" вышли здесь уже тиражом 1,5 млн экз.
Впрочем, неровность написания текста (откровенно кичевые сцены соседствуют здесь с прочувствованными описаниями) заставляет предположить соавторство — хотя бы еще одного человека. Скажем, опытного литобработчика, набившего руку в 70-е годы. О пристрастиях его свидетельствует нудноватый реализм и зацикленность на сексуальной стороне дела. Молодые авторы (хотелось бы верить) написали бы об этом же гораздо веселее.
Впрочем, ждать нам осталось недолго: вскоре последует русское продолжение "Трех мушкетеров", которые дописывались уже более 30 раз. Над очередным вариантом трудится сейчас молодой американский писатель ростовского происхождения Дмитрий Харин.
Что копировать?
Основная проблема, встающая сегодня перед издателем, который желает стать соавтором умершего бестселлериста, — выбор самого бестселлера. В связи с ужесточением норм международного права он вынужден либо искать среди текстов относительно далекого прошлого, либо платить огромные отступные наследникам. У всех на памяти прошлогодняя история с немецким "Бертельсманом", рекламировавшим продолжение "Доктора Живаго" (линия Лары). Итальянское издательство "Фельтринелли", опубликовавшее в свое время роман, накануне выхода в свет "Лары" вспомнило о своем договоре с Пастернаком, по которому получало все права на книгу. Суд признал правоту итальянцев, и уже отпечатанный в сотнях тысяч экземпляров роман лег мертвым грузом на бертельсмановских складах.
Поэтому куда безопаснее заниматься классикой прошлого века. Но и здесь никто не застрахован от неудач. Читатель, например, заранее должен приготовиться к абсолютной смене привычного стиля. Так, если он любил в отрочестве "Грозовой перевал" Эмилии Бронте, это не означает, что "Хитклиф" Лин Хэйр-Серджент окажется столь же поэтичен и мил. Напротив — сцены сексуального насилия делают его немыслимым для читательниц ХIX века (а именно читательницы составляют большую часть поклонников такого рода литературы). Богата сексуальным подтекстом и книга Жан-Пьера Дюфреня "Последняя любовь Арамиса" (на русский его перевел тот же "Вагриус"), посвященная закату жизни последнего из мушкетеров. Меланхолические интонации вполне соответствуют возрасту героя и придают повествованию особый оттенок, создают атмосферу. Которой лишено большинство продолжений. Но именно наличие атмосферы и остается, судя по всему, единственным критерием качества таких книг.
Судя по всему, шансов у "литературы продолжений" немного. Она останется в истории вместе с ХХ веком. Ее место окончательно займут кино- и мультяшные персонажи, сразу появляющиеся на свет с мыслью о миллионе последующих серий. У "Рэмбо" может быть немало копий. У "Братьев Карамазовых" — ни одной.