Жизнь как эпический роман. Максим Горький

В марте 2018 года исполняется 150 лет со дня рождения Максима Горького. "Московский книжный журнал" обратился к писателям, критикам и литературоведам с просьбой ответить на вопросы неюбилейной анкеты.

1. Был ли и остается Максим Горький важным для вас автором?

2. 150-летний юбилей писателя проходит как-то скромно. По заслугам ли отсутствие чести?

3. Что бы вы перечитали из Горького сегодня? Что бы посоветовали прочитать тем, кто еще его не читал?

Михаил Айзенберг

Максим Горький был и остается для меня автором из школьной программы, и мне никогда не приходило в голову его перечитывать. Увы.

Николай Богомолов

1. Историк литературы ( а я себя таким в первую очередь и считаю) не может не считать Горького важным автором, потому что в истории русской литературы он утвердился, и уже вряд ли может быть с этого места смещен. Тем более, что он был настоящим писателем.

2. Я вообще не люблю писательские юбилеи. Так что хорошо.

3. У меня пока что память не ослабела настолько, чтобы перечитывать без особого задания (например, перед лекцией). Если вопрос переформулировать в "Что вы считаете у Горького лучшим", то я бы назвал первые две части автобиографической трилогии, "Дело Артамоновых", воспоминания о Льве Толстом, рассказы начала 1920-х годов. Еще замечательна пьеса "На дне", но не сама по себе, а как материал для спектакля.

Андрей Василевский

1. Горький, как мы хорошо знаем, не просто писатель, он — невычленимая, возможно — часть истории революционного движения в России, советской истории 20-30-х годов, истории журналистики и книгоиздания, и так далее.

В этой совокупности он мне скорее неприятен, а если интересен, то — антропологически (не знаю, как иначе выразиться).

Восхищения нет, уважения нет, сочувствия или жалости нет.

Да, он еще и основатель Литературного института, носящего его имя (в институте этом и я сейчас работаю по совместительству). Нет, ничего не могу с собой поделать.

И все же Горький-писатель для меня важен, точнее — важен не автор, а одна его книга, заключающая в себе целый мир. Великая, на мой взгляд, книга и до сих пор недооцененная — «Жизнь Клима Самгина».

2. Отмечать надо. Не ритуально, а... аналитически, что ли. Куда ж его денешь, Горького...

3. «Жизнь Клима Самгина» я перечитывал, да; а фрагментами — вообще много раз. В разные времена, в разные периоды моей жизни. Недавно слушал аудиозапись — несколько мест из этой книги.

Нечитавшим посоветовал бы — короткую прозу 20-х годов, некоторые пьесы, первый том «Самгина» — о детстве и юности заглавного персонажа. (Кстати, порекомендовал бы посмотреть многосерийную советскую экранизацию, очень хорошую.)

Денис Драгунский

1. Горький для меня никогда не был важным автором.

2. Разумеется, по заслугам. Горький был модным литератором 1900-1910-х. Потому что тогда была вторая волна "моды на народ" в такой, что ли, лево-ницшеанской версии. Горький 1920-1930-х - это государственная накачка. Я не уверен, что Горький относится к тем авторам, чьи академические тридцатитомники надо издавать, и именем которых надо называть университеты, библиотеки, города и обязательно "улицу в каждом городе". Да и вообще таких авторов нет. В Греции нет "Гомерополиса", а в Англии - "Шекспирсити". Все это - тоталитарный бред. Горький испил чашу незаслуженной славы при жизни и при советской власти. Сейчас там даже на донышке не осталось.

3. Я попробовал перечитать "Клима Самгина". Это ужас. Вязко, вяло и с омерзительной политической подоплекой. Ильф и Петров тоже очень подло обошлись с интеллигенцией, но Васисуалий Лоханкин хоть смешон. За смех иногда и подлость прощается (как говорят, ради красного словца продал мать и отца; но хохочут) - а тут унылость сплошная. Нет, ничего не посоветую. Если не филолог, если диссертацию не пишешь - то не засоряй себе мозги Горьким, вот мой совет.

Зиновий Зиник (Лондон)

Горький для меня до сих пор совершенно загадочная фигура и одновременно крайне актуальная. С одной стороны, при упоминании его имени, я до сих пор начинаю механически повторять слова, засевшее в памяти шарманкой со школьных лет: «над седой равниной моря гордо реет буревестник...» и дальше: «им, гагарам, недоступно...», «рождённый ползать летать не может» и так далее. Этот монструозный «Буревестник» так же страшен, как и его жуткая «Старуха Изергиль» - она являлась мне ночным кошмаром в школьном возрасте. Весь этот готический ужас пролетарско-большевистского периода писателя, автора «Челкаша», принёс ему славу среди прогрессивной общественности и на Западе. Этому Горькому - голосу протеста против тирании и авторитарного режима, диссиденту в царской России, - платили самые высокие гонорары в Европе. Российские эмигранты, а особенно писатели, бедствовали. Горький процветал. Он жил на Капри, обеспечивая безбедное существование веренице гостей и десятку домочадцев - с гостеприимством, которое и не снилось его двойнику из нашей эпохи, Александру Солженицыну в его поместье в Вермонте. Горького пять раз номинировали на Нобелевскую премию. Нобелевский комитет, по слухам, искал кандидатуру писателя-эмигранта, но в последний момент Горький этот статус потерял, поскольку репатриировался в Советскую Россию. (Премию получил Бунин.) В этом шикующем за границей большевизане трудно было угадать другого Горького - автора «На дне», может быть, его самой автобиографической вещи, близкой по духу Юджину О’Нилу и по своему ироническому абсурдизму не столь далекой, как мне кажется, от драматургии Беккета. Я узнал и о его антисоветских «Несвоевременных мыслях», и что его архивы с дневниками, согласно Берберовой, передала в НКВД его конфидентка и любовница, «железная женщина» Мура Будберг (через Горького она перебралась в спальню Герберта Уэллса). После чуть ли не двух десятков лет жизни за границей, Горький поддался соблазну быть со своим массовым читателем, со своим народом и страной - на условиях, предложенных политической властью в стране. Трагедия Горького - это трагедия человека, решившего вернуться на родину как в собственную юность. Но «массовый читатель» уже не нуждался в инакомыслящих, стал неотделим от политической власти. Горький постоянно занимался самообманом и обманывал других, потому что, как нам объяснил поэт Ходасевич, он не хотел разочаровывать тех, кто надеялся, что спасение возможно. Чтобы не разочаровывать самого себя, Горький стал сочинять афоризмы о большевиках как «инженерах человеческих душ» (формулировка, ложно приписываемая Сталину), стал автором концепции социалистического реализма, стал прославлять рабский труд на строительстве Беломоро-Балтийского канала и тюремный режим Соловецких лагерей.Это крайне актуальная фигура для нашей эпохи - человека слова, а не дела, не выдержавшего авторского одиночества, без аплодисментов и митингов. Это трагедия возвращенцев - Алексея Толстого и Прокофьева, Солженицына и ряда авторов путинских нулевых.

Анастасия Князева (студенка РГГУ)

В школе на сегодняшний день Горький изучается крайне скудно – лишь в одиннадцатом классе мы затрагивали его «Старуху Изергиль» и пьесу «На дне». Однако мне посчастливилось познакомиться с его творчеством буквально на полгода раньше положенного срока: в 2015 году, в феврале, когда я училась в десятом классе, я по собственному желанию в свободное от учёбы время прочитала «На дне». Это было настолько стремительное решение, что сейчас я не могу вспомнить, при каких обстоятельствах у меня возникло желание прочитать пьесу. Помню лишь, что пару раз мне попадались цитаты из этой пьесы в интернете.

Пьесы я всегда любила больше, чем прозу и лирику. Я с удовольствием читала Фонвизина, Грибоедова и Пушкина, прежде чем взяла в руки Горького. И он поразил меня своим языком, своей системой персонажей и
своей прямолинейностью. «На дне» я прочитала с огромным удовольствием и с нетерпением ждала, когда мы пройдём его в школе. Однако так случилось, что моя учительница литературы не оценила моего интереса к
фигуре Горького и оставила его без внимания. А на экзамене ЕГЭ по литературе в темах сочинений мне попалась пьеса «На дне», но проверяющий достаточно низко оценил мою работу. Хотя сразу после
прочтения пьесы я, недолго думая, достала билеты на ближайший спектакль в МХАТе им. Горького. Я считала, что это очень важно – посмотреть спектакль по пьесе Горького в театре, который носит его имя. Это постановка режиссёра В. Беляковича, которая не сходит с репертуара театра почти девятнадцать лет. И, наверное, единственная эмоция, которая переполняла меня после спектакля, был восторг. Именно в тот момент я прониклась театром и полюбила его всем своим сердцем. Неслучайно, спустя полтора года, я выбрала НИС «Литература и театр». А когда пришло время выбирать тему курсовой работы, я не раздумывая открыла список предложенных произведений русской драматургии и нашла там Горького, но только пьесу «Мещане». Честно говоря, я в тот момент выбирала между Горьким и «Провинциалкой» Тургенева, так как тоже очень
люблю его творчество. Но остановилась на Горьком как на более ярком драматурге и ни разу не пожалела.
Получается, что Горький сопровождал меня задолго до того, как я занялась исследованием его драматургии. В школе и на экзамене никто не оценил моих мыслей и догадок, по-видимому выходивших за рамки школьной программы. Однако в университете меня не только выслушивают, но и дают возможность изучать Горького во всей его полноте.

Роман Лейбов (Тарту)

1. Несомненно, был в каком-то малоотчетливом детстве. В виде автобиографической трилогии и детских текстов (довольно милых). Но по мере знакомства с наследием этого автора интерес к нему таял, а раздражение внелитературными обстоятельствами нарастало.

2. Думаю, Горький неудобен всем: он и отчаянный нон-конформист, и сервильный конформист, и модернист, и реалист, и ницшеанец, и марксист, и ленинец, и сталинист. Вот он с Ролланом обнимается, а вот с Ягодой целуется. Тут либо всем вместе праздновать, но каждому - свое, либо не праздновать особо. Но, думаю, дело не только в эклектическом протеизме: несмотря на мощную подпитку школьной программой, тексты Горького довольно быстро вымерли в памяти постсоветских поколений. "На дне" еще туда-сюда, а "Мать" уже - только для извращенного воображения филологов-омоновцев из ДНР. Ну "Песня о Буревестнике", как подложка для пародических перепевов. О непрограммных романах и пьесах даже не говорю, они и в свое время не то чтобы взапой воспринимались.

3. Смотря для чего. Если для чистого удовольствия от литературы - ничего, пожалуй. Если для извращенного удовольствия от плохой литературы - стихотворные произведения, эти штуки посильнее "Фауста" Марло и достойны сайта "Стихи.ру". Если для историко-литературных целей, то босяцкие рассказы, "Мать", "На дне", "Жизнь Клима Самгина" и мемуарные очерки.
Оговорюсь: я не открывал Горького тысячу лет, так что, может быть, перечитай я его сейчас, написал бы совсем иначе. Но не хочется перечитывать.

Константин Львов

1. К сожалению, Максим Горький никогда не был для меня важным писателем, ни с точки зрения формы, ни - содержания. Разочаровывало, что он подменяет жизнь бытом. Последний раз читал его полтора года назад: рассказ "Отшельник"(1923) о жизнелюбивым аскете (ср. А.Франс, Ильф и Петров, Б.Виан), и юмористический домашний журнал "Соррентинская правда" (авторы Горький, Ходасевич, Берберова, Будберг).

2. Фигура Горького представляет большой интерес и должна всесторонне и объективно изучаться. Он был весьма влиятельным советским функционером, и по степени значимости и популярности в конце 20-х – первой половине 30-х гг. соперничать с ним мог только Сталин.

3. Скорее всего, пьесы ("На дне", "Мещане") и "Мать".

Афанасий Мамедов

1. Горький никогда не был моим автором. Думаю, виною тому проклятый «Буревестник». Нет ничего хуже, когда ребенку пытаются навязать ложь, мол, весь мир лжет и ты будишь, никуда, родимый, не денешься. К тому же с детских лет я знал, о его поездке на Беломорканал. Знал о его связи с Лениным и Сталиным. Повзрослев, пробовал читать «Фому Гордеева» и его рассказы. (Главным образом потому, что его читала и перечитывала бабушка.) Парочку прочел и больше не смог. Все вывернуто, все как-то не по-людски. С постановками его пьес, на которые я ходил в разное время — тоже самое. Сейчас ловлю себя на мысли, что больше читал о нем. Понравился Горький Ходасевича из «Некрополя». Остальные портретисты как-то сильно сгибали коленки.

2. С одной стороны, как бы по заслугам, с другой — нет, конечно, Горький ведь человек книги. Сделал-то немало и хорошего. Только зачем нужно было разваливать страну, участвовать в бойне, лгать всему миру. Что он не знал, с кем связался? Он с самого начала с ними был. Понимаете, с самого начала. Не с Чеховым остался, не с Толстым, а с Лениным и Сталиным. Это ведь о многом говорит.

3. А вот это, наверное, самое интересное. И уж коли я начал говорить честно и резко, придется в том же духе и продолжить. Посоветовать, что из Горького перечитать, я не могу, поскольку все мои попытки прочесть что-либо из него, терпели крах. Мое отношение к Горькому изменилось, после просмотра телесериала «Жизнь Клима Самгина». Это большое настоящее полотно с грандиозной сценарной и актерской работой. Когда смотришь этот фильм, понимаешь, что он снят по великому роману. Мне кажется, что показ этого фильма, к слову сказать, совершенно недооцененного, был своего рода «последним прости» уходящей эпохе. Я уже много лет мечтаю о том, чтобы прочесть этот роман. Все как-то не складывается. Но меня не покидает чувство, что это то, что останется от Горького еще на пару-тройку веков. Вообще мне кажется, что Горький нам потребуется, когда откроют все архивы ФСБ, когда правда хлынет на нас. Когда Ленин и Сталин предстанут перед нами во всей своей красе. Это будет тяжелый момент. Тогда Горький и его «Клим Самгин» окажутся очень кстати.

Борис Минаев

1. Трудно сказать, был ли Горький для меня важным автором. Есть три Горьких в моем мире. Горький классический, то есть прозаический – «Песня о буревестнике», прочие короткие истории, «Мать», «Дело Артамоновых», ну и «Клим Самгин», которого пытался одолеть уже в молодости - по совету друзей. Трудно сказать, возьмусь ли я за прозаического Горького еще раз – попробую, да, но это будет непросто. Дико отвратил, причем одинаково во всем, своим тяжелым душным пафосом, напряженной перекрученностью языка, какой-то общей прозаической массой, которая давит, давит, давит… Нет, это не было скучно – это было именно тяжело. Есть Горький драматург – совершенно другая история, хотя язык при этом тот же, персонажи те же, ситуации те же, а вот поди ж ты… «Васса» - фильм Глеба Панфилова с Чуриковой в главной роли – невероятное для меня переживание. «На дне» Адольфа Шапиро в Табакерке – один из величайших русских спектаклей, классика абсолютная. «Последние» - первый спектакль, который я вообще в жизни посмотрел в Малом театре, кажется, с мамой. Ничего не понял, но это было круто. Всегда он цепляет на сцене, всегда вонзает что-то в живот. Ну и третий Горький – автор своей жизни. Я считаю, что жизнь Горького это большой эпический роман, с невероятным захватывающим дух сюжетом. Это было понятно всегда, на всех стадиях знакомства – его очерк о невероятной жестокости русского народа (1918), опубликованный в перестроечном «Огоньке» в качестве «запрещенной» в СССР литературы. Очерк о нем Чуковского, о господи, какие там бездны открываются. Воспоминания о нем Ходасевича, просто до дрожи продирает. Потом я зашел как-то с группой товарищей в дом-музей, на Малой Никитской, в этот сказочный особняк, невероятный по красоте, где все сохранилось в первозданном виде, как при нем – его коллекция нецке, его мебель, его книги, его стол, и экскурсовод, замечательная женщина, ну так… между прочим как бы… рассказала нам, в чем основная история-то была – нет, тащили Горького в СССР вовсе не руководить советской литературой, и не просто как важную фасадную политическую фигуру, а с конкретной целью - писать биографию Сталина, чтобы ее перевели на все языки мира. Вот в чем была проект. А Горький ее не написал… Спустил на тормозах. И вот совершенно иной предстает вся история их отношений. А экскурсоводом, знаете, я привык верить, они знают все. В силу личного отношения к герою. Последнее мое открытие в этом ряду открытий о жизни Горького – его переписка со Сталиным в книге «Сталин и писатели» незабвенного Бенедикта Сарнова. Я это советую прочитать. Это страшно. И это очень важно для понимания всего. Как Сталин посылает ему на Капри (!) материалы по процессу Промпартии. Уговаривает его одобрить и поддержать эту жуть. И он соглашается…При этом Горький, конечно, совсем не такой однозначный персонаж – и от этого еще страшнее. Я давно уже понял, что жизнь писателя – это последнее и возможно, самое главное его произведение.

2. Нет, не по заслугам. Но сама постановка вопроса, конечно - не очень, как бы это сказать, точная. У нас 100-летний юбилей революции заслужил пару сериалов и пару выставок (ну еще ряд малотиражных книг). И все. Во всем мире его отмечали, по-моему, гораздо шире, чем у нас. Это просто нынешнее официальное отношение к истории, к литературе – как бы чего не вышло. Как бы лишнего не сказать. Да и денег нет на юбилей. Современный россиянин вряд ли знает, например, что Горький не принял большевистский Октябрь, насилие, продразверстку, красный террор, расстрелы, разгон Учредительного, и уехал из России в эмиграцию. Для ста процентов людей, проходивших Горького в школе, это «пролетарский писатель», и только, а всего остального как бы и не было.

3. Не знаю. Я бы посоветовал для начала сходить в Дом-музей и потом почитать Ходасевича. А потом… Горький ведь очень разный. Философски настроенным юношам – «Клим Самгин», подросткам – «Челкаш», буржуазно настроенным гражданам типа меня – пьесы. Только их отчего-то перестали у нас ставить. А зря. Главное их содержание – жизнь на пороховой бочке, то есть они про людей, которые кожей чувствуют, что все вот-вот взорвется. Может, это и не про нас, но я бы не проходил мимо этой темы.

Алексей Мокроусов

1. В школе скорее не любил, а боялся, лишь потом попал под краткое обаяние его театра. Наверняка это произошло бы раньше, если бы сперва довелось прочитать, например, текст Иннокентия Анненского, посвященный «На дне», и лишь затем – школьный учебник литературы.

2. То, как у нас отмечают памятные даты, заставляет порадоваться скомканным юбилеям. Хотя случай Горького - особый. Блестящий очеркист, тонкий наблюдатель, он выглядит одной из ключевых фигур в культуре начала века, Кто знает, как читалась бы сегодня история литературы, если бы его не вводили насильно, как Маяковского при Пастернаке. Но для многих советское литературоведение изувечило Горького окончательно.

3. Наследие Горького все еще не менее важно, чем его политическая биография, хотя в последнее время именно биография выходит на первый план. Дореволюционные рассказы Горького – готовый комментарий к истории страны. «Сказки об Италии» многое объясняют в умонастроении любивших их революционеров; когда узнаешь, что прочитанный в молодости рассказ «Двадцать шесть и одна» до конца жизни помнила Крупская, что-то проясняется в отношении власти к народу. Герои «Ледокола» и «Фомы Гордеева» - отличные портреты в коллекции русских типов; чем дальше, тем лучше понятно, за что любил Горького Чехов – за способность обобщать без надрыва (впрочем, и не любил за неуместный пафос). Горькому наверняка бы удались психологические зарисовки Проханова или Прилепина, при этом сам он терпеть не мог Достоевского и самозабвенно протестовал против самого факта постановки "Бесов" в МХТ - парадокс из жизни яблока, не определившегося, с какой оно яблони.

Наум Ним

К сожалению (в самом деле - к сожалению, а не в виде фигуры речи) в моем литературном образовании было две сквозные дыры - Маяковский и Горький. Были и другие, но о них я так не сожалею. Да и Маяковского я со временем как-то затянул и даже не совсем поверхностно, а вот Горький - никак. В юности я самодовольно полагал, что у этих литераторов было так много почитателей и главное - властных почитателей, что без моего внимания они уж точно обойдутся и даже будет справедливым не оделять их еще и моим вниманием... Лет в 30 раскаялся в таком высокомерии и прочел "На дне" - и в голову не мог взять, отчего такого все заходятся в хвальбе этой пиесы?.. Больше не пробовал.

Владимир Новиков

1. Для профессионального литератора и тем более для исследователя литературы Горький не может не быть важным автором и крупным историческим деятелем. Это персонаж мировой истории, по известности за рубежом он, пожалуй, на четвертом месте среди русских прозаиков – вслед за Достоевским, Львом Толстым и Чеховым.

2. «Максимально горькая эпоха» продолжается. Писателю Максиму Горькому приходится расплачиваться за соучастие в погублении страны, причем срок ему накрутили с превышением его реальной вины. Еще лет пятьдесят ходить ему в грешниках. На моральную реабилитацию, полагаю, он может рассчитывать примерно к своему 200-летию. А сейчас просто не до него – ни власти, ни народу, ни интеллигенции.

3. Хотел бы приняться за «Жизнь Клима Самгина», но, боюсь, не хватит сил. А вот недавно прочитал младшей внучке вслух произведение «Воробьишко» - недурственно. Если же всерьез, то у Горького, как у всякого экстенсивно-плодовитого писателя, всегда можно найти что-то неожиданное и впечатляющее – вроде «Голубой жизни».

Илья Репин. М.Горький читает в Пенатах свою драму Дети солнца. М., ГТГ.

Лиза Новикова

1. Конечно, важный автор. Правда, все же по принципу «от противного». «Максимально горькое лекарство», - это давняя шутка. В учебнике старшей дочки, они как раз только что проходили «Детство», нахожу вопрос: «Как вы понимаете выражение «свинцовые мерзости дикой русской жизни?»». С одной стороны, хотелось бы, чтобы подростки искали материал для ответа на этот вопрос только в старой книжке. С другой, радуюсь, что пока еще дают читать Горького и Леонида Андреева. На недавней городской школьной олимпиаде по «истории храмов» тех же семиклассников пытали, «сколько паникадил» в одном церковном новострое и «какими жемчугами украшена икона Матроны».

2. Любой информационный повод, даже юбилей, годится для разговора о поднятии со «дна». Горьковские сюжеты прорастают повсюду. Он оказался более современным автором, чем, к примеру, более прихотливый стилист Распутин. Литературное отражение трагической истории преследования севастопольского профсоюзного активиста Валерия Большакова и его пожилой матери - это не абстрактная националистическая «Мать Ивана, дочь Ивана», но - всемирная Ниловна.

3. Младшая дочь сама ухватила горьковские «Сказки» в библиотеке: я бы предпочла первоисточники - Андерсена и Салтыкова-Щедрина. «Случай с Евсейкой», про то, как на мальчика под водой нападают рыбы, - это, конечно, трэш.

Елена Пенская

1. Остается важным.

2. Не по заслугам.

3. "Мещане".

Игорь Пильщиков

Историко-литературное значение его неоспоримо, а персонально-психологическое (для меня) не очень велико. Если перечитывать, то, наверное, пьесы и ранние рассказы. Ну, "Клима Самгина" для общей эрудиции. Как можно прочесть или перечесть роман "Мать" (в любой редакции), непонятно. Но я далеко не всё у Горького читал, так что наверняка что-то упустил.

Меня еще забавляет, что "Песню о буревестнике" можно считать написанной не хореем, а пэоном III, а в стихотворной (ну, или метрико-прозаической, кто как считает) части "Песни о соколе" не сразу слышно ямб из-за того, что сходу непонятно, как читать: "Высокó" или "Высóко". Правильно, конечно, "Высóко", но, кажется, в школах часто читают "Высокó" (аналогично и далее: "пожил", "к ранам груди").

Андрей Россомахин (Петербург)

1. Нет, Горький никогда не был важным автором ни для меня, ни для моих близких коллег, насколько я знаю.

Помню свое первое знакомство с Горьким — я, первоклассник, едва научившийся читать, оказался в больничной палате с двумя матерыми третьеклассниками. И они мне, заговорщически подмигивая, подсунули брошюрку Горького из массовой серии «Школьная библиотека» — со стихотворением «Девушка и Смерть» (1898; первая публикация в 1917). Думаю, что для нескольких поколений советских подростков это было одним из первых эротических переживаний. Ну а сейчас мы гораздо циничнее, чем наши соотечественники 100 лет назад — поэтому это произведение вполне могло бы стать одним из эталонных образцов кэмпа, при всей его притчевости и пафосе.

Примечательна издевательская надпись Сталина поверх страницы этого горьковского опуса: «Эта штука сильнее чем “Фауст” Гёте» (инскрипт сделан в 1931 году при посещении Горького). Тупоголовая советская пропаганда восприняла эту издевку всерьез — и транслировала в самых разных видах, включая школьные учебники и живописный холст А. Н. Яр-Кравченко «А. М. Горький читает 11 сентября 1931 года И. В. Сталину, В. М. Молотову и К. Е. Ворошилову свою сказку “Девушка и смерть”»…

Куда более важные и сверхкруглые даты нередко проходят более чем скромно. Так что помпа к юбилею Горького ни к чему, к тому же при жизни он был удостоен запредельной патоки официозных регалий и чествований.

Горький — один из ключевых акторов нескольких эпох, охвативших целую треть века. Кажется, чтение его текстов сейчас — по преимуществу удел филологов и специалистов по эпохе. Горький — неудобная фигура. Кумир и властитель дум в предреволюционное пятнадцатилетие — он ошеломил интеллигенцию ровно 100 лет назад, своей пробольшевистской деятельностью, поддержкой «германских шпионов», «провокаторов», etc. Просматривая периодику 1917 года, я фиксировал тот шок и ужас читающей аудитории страны, когда имя Горького (святое имя борца с режимом) вдруг оказывается связанным с самой маргинальной и одиозной политической сектой (лексика эпохи) — большевиками. Крах репутации Горького, как и его иконография этого года — изумительные темы для исследований, и весьма странно, что горьковеды и институции типа ИМЛИ до сих пор их игнорируют.

Воспроизведу здесь хотя бы два изображения писателя — недвусмысленно демонстрирующих его репутацию к середине 1917 года: на одной карикатуре (август) Горький укрывает своей газетой «Новая жизнь» люмпена-громилу, «пришедшего хама» — то есть большевика; на втором шарже (сентябрь) пролетарский писатель весь обвешен брильянтами (!), пристегнутыми даже поверх брюк… Насмешка и сарказм имеют несколько пластов смысла; изображение рядом В. Л. Бурцева, имевшего репутацию «Шерлока Холмса русской революции» — журналиста, выводящего на чистую воду провокаторов — еще один чувствительнейший для Горького укол. (После июльских событий Бурцев опубликовал список 12 наиболее вредных для страны лиц: В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий, Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, А. М. Коллонтай, Ю. М. Стеклов (Нахамкис), Д. Б. Рязанов, М. Ю. Козловский, А. В. Луначарский, С. Г. Рошаль, Х. Г. Раковский, а также Максим Горький).

3. Перед тем как превратиться в сталинский рупор и сталинскую икону, и еще при жизни тысячекратно клонироваться в названиях городов и сел, заводов и колхозов, автомобилей и самолетов, школ и институтов, Горький создал свои «Несвоевременные мысли» (а также спас десятки, если не сотни жизней, имея прямой доступ к верхушке Совнаркома). Эти полсотни очерков, написанных с весны 1917 по лето 1918-го — уникальная авторская хроника деградации революции, сползания страны в хаос и апатию, а затем в террор. Чего стоят, например, слова, написанные уже через две недели после большевистского переворота: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия. Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся якобы по пути к “социальной революции” — на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции…». Эту книгу, изданную в 1918-м и запрещенную все последующие 70 лет, конечно, стоит прочесть.

(cлева) Аллегорический портрет Горького как борца с царским режимом, обошедший европейские издания в 1902–1906 годах.

Татьяна Щербина

Горький никогда не был для меня важным автором. После чтения в обязательной программе не читала его, разве что видела пару спектаклей – «Вассу» и «На дне». Про юбилей даже не знала. Недавно прочла (не помню, чью) чудесную переделку "Буревестника". Мы в школе тоже всячески над этим текстом изгалялись.

Михаил Эдельштейн

1. Автором нет, фигурой да. Не могу себе представить, чтобы я на досуге сел читать Горького «для удовольствия». Справедливости ради – почти никого из его современников-прозаиков тоже без особой необходимости перечитывать не стану. Но «для дела» я Горького читал довольно много, новейшее (не оконченное пока) собрание писем стоит дома на видном месте, и я постоянно беру с полки то один том, то другой. То есть персонаж для своей эпохи он, конечно, ключевой, это мне кажется очевидным. Для историка литературы рубежа столетий и 20 века – абсолютный «мастрид».

2. Что значит «скромно»? Актеры не завывают с уличных сцен в центре Москвы «Песню о буревестнике» или, того хуже, соколе? Выходит помянутое собрание, постоянно издаются, в первую очередь в ИМЛИ, сборники материалов из архива писателя (не за всем успеваю следить, но даже при беглом просмотре вижу, что среди публикаций немало ценных и любопытных), пройдут несколько конференций – дай бог каждому через 150 лет. Другое дело, что в горьковедении по-прежнему сильна советская инерция, и издание писем сопровождают скандалы, и главная юбилейная конференция называется довольно комично «Мировое значение М. Горького». И тем не менее…

3. Горький, на мой взгляд, - это великий писатель без великих произведений. Не единственный, кстати, в своем роде: в поэзии сходное «амплуа» у Брюсова, ближе к нашему времени можно вспомнить Солженицына («Архипелаг» выносим за скобки). Значение в литературном процессе огромно, влияние на современников – в том числе на тех, кого мы привыкли ставить значительно выше – колоссальное, а читать не хочется. Были необходимы своей эпохе, в ней и остались.

Если все же говорить о «что почитать» - «Городок Окуров» неплохая вещь. Когда-то мне нравились те горьковские пьесы, которые принято ругать: «Варвары», «Дети солнца», но я давно их не перечитывал. Из «Варваров» до сих пор помню диалог:

Цыганов. Вы – милейший человек, право! А скажите – что у вас здесь пьют?

Притыкин. Все!

Цыганов. А что предпочитают пить?

Притыкин. Водку…

Цыганов. Вкус грубый, но – здоровый…

Прекрасно, по-моему.

Анкету подготовил к пубилкации Алексей Мокроусов.

Среди других анкет MoReBo: Окуджава, Слуцкий, Высоцкий, Премии.