Сейчас он живет в США и преподает русскую литературу в университете г. Талса, штат Оклахома. Недавно Евгений Александрович перенес тяжелую операцию, но сейчас идет на поправку. Корреспондент «Вечерки» дозвонилась имениннику в Америку.
– Чувствую себя уже неплохо. Только что закончил стихотворение – всю ночь не спал.
– Когда в Москву собираетесь?
– Пока сказать не могу. Вот врачи махнут флажочком – я и поеду. Спасибо, что позвонили. Я очень много получил звонков и писем из Москвы и всех регионов нашей страны. Люди ждут меня. Кстати, у меня в этом году рекорд по количеству вышедших книг: в столице вышли уже три. Одна из них – книжка стихов 2011–2012 годов «Счастья и расплаты», издана еще книга в серии «Великие поэты», только не заподозрите меня, что я сам придумал это название. Был ошеломлен, что я там единственный из живых поэтов. Поэтому себя чувствую, как веселый контрабандист на территории мертвых. Но это не имеет значения, главное, что книга вышла: заслуживаю я этого или нет. Это ведь и ответственность огромная – когда тебя включают в серию, где есть Шекспир и Пушкин. Там есть и «Избранное» Беллы Ахатовны и «Избранное» Андрея. Были бы они жили, может, мы бы встречались, выступали вместе… И еще должны скоро выйти девятый том собрания сочинений и «История Бабьего Яра» – о том, как писалось это стихотворение. Мы договорились с Политехом: читателям надо обращать внимание на газеты – как только я дам знать, что буду в состоянии выступать, в Политехе мы все и отметим (поэт традиционно отмечает день рождения в Политехническом музее. – Примеч. ред.). Дату должны назвать врачи, их надо уважать – они меня очень выручили. Я сейчас уже могу работать.
И еще хорошее известие: у меня полностью готов первый том «Антологии» – это 900 страниц с замечательным оформлением – она начинается от фольклора и заканчивается Александром Сергеевичем. А к второму тому только оформление не готово. Я хочу новостью с вами поделиться: хотелось бы мне сделать премьеру в мае будущего года сразу двух томов – третий том не знаю, успею ли сделать, потому что главным образом должен закончить роман. И после этого в одном из очень больших московских залов – в КДС или в Олимпийском – хочу сделать вечер, где буду читать не только свои стихи, а стихи нашей классики. Она начинается со «Слова о полку Игореве», я перевел специально для первого тома. Это новый перевод. Может быть, ко мне кто-то присоединится – пара-троечка, может быть, Миша Задорнов – он хороший друг, всегда готов помочь, хотя мы жанрами занимаемся абсолютно разными, но любим друг друга. И он прекрасно читает стихи. Миша очень интересен и как филолог.
Так что как только получу отмашку от врачей, сразу прилечу в Москву. Но, правда, ненадолго. Потому что преподаю здесь и у меня много студентов. Я в этом году буду преподавать больше прозы. Хочу, чтобы американские студенты лучше знали русскую литературу. Наши, к сожалению, очень плохо знают лагерную литературу. Она интересна не потому, что лагерная, она просто дает факты и всем нам пример жизни человеческой, поведения некоторых людей, писателей в очень тяжелых, казалось бы, безнадежных условиях. И вот я буду преподавать курс книги матери моего покойного друга Василия Аксенова – Евгений Гинзбург. И американцам это тоже нужно. К сожалению, молодежь сейчас плоховато знает историю литературы и историю как таковую. Поэтому хотелось бы ездить с лекциями. Если говорить о перспективах этой поездки, думаю, проехаться надо от Калининграда до Сахалина. Как вам это нравится? Неплохо для 80 лет?
– Почему вышла путаница с вашим днем и местом рождения?
– Это все война напутала. Я родился на станции Зима, потом оказался в Москве. Затем – в эвакуации. В 1944 году уже разрешали возвращаться в Москву эвакуированным, и я должен был вернуться. А когда возвращались, то в документах должен быть определенный возраст. Я должен был сойти за ребенка – нужна была запись, поэтому меня сделали на год моложе. Поэтому такая неразбериха.
Я вообще люблю день рождения, люблю февраль и майские праздники. Кстати, даже здесь их праздную. Американцы даже не знают о том, что это праздник их. Он перешел в Европу.
…Так что у меня есть возможность два раза праздновать свой юбилей. Так жизнь сложилась…
Недопрочтенность
От страха мыслить, просто лени,
недопрочтя веков дневник,
мы совершаем преступленье
недопрочтенностию книг.
Недопрочтенность чьих-то судеб
в не трогающем нас былом
нас беспощадно после судит,
и наказанье – поделом.
Полупрощенные главы,
где чьи-то слезы, чья-то кровь,
отмстят бесславьем вместо славы,
и кровь и слезы будут вновь.
Что, впрочем, блеск сокровищ
книжных,
когда сотрут лицо с лица
недопрочтенность самых ближних
с недопрочтенностью Творца.
К себе самим жестокосерды,
в душе все лучшее губя,
мы – легкомысленные жертвы,
недопрочтенности себя.
Лариса Васильева: Для меня Евтушенко – поэт, который открыл мое время
Поэт и мемуарист Лариса Васильева, автор книги «Кремлевские жены», знакома с Евгением Евтушенко более тридцати лет. Именно Лариса Николаевна открывала московскую выставку фоторабот поэта.
– Я ему желаю здоровья, здоровья и еще раз здоровья, – сказала корреспонденту «Вечерки» поэт и писатель Лариса Васильева. – Я ему желаю, чтобы здорова была вся его семья. Чтобы здоровы были его стихи, как они всегда бывали. Чтобы он чувствовал себя всегда молодо и весело и продолжал радовать своих поклонников замечательными сочинениями. С годами, когда все теснее становится круг оставшихся от XX века, особенно остро ощущаешь, что там где-то есть Евгений Александрович. Только самое хорошее и светлое я могу сказать ему в день рождения.
Мы выступали вместе и совершенно точно знаю: место Евтушенко в русской поэзии никто занять не может, потому еще, что он был первым в наших поколениях, кто «прорвал плотину» и заговорил так, как до него не говорили. Время само покажет, какое место этот поэт займет в истории нашей литературы. Оно такое безжалостное и такое быстропроходящее и так оно слизывает память. Мне бы хотелось, чтобы это имя знали всегда. Пока я жива, я буду думать и вспоминать о нем. Была у нас такая игра: человек отправляется на лодке через бурное озеро. Ему нужно перевезти кого-то из троих – кого-то оставить на берегу, а кого-то утопить. Мы довольно часто играли в эту игру, и я не разу не утопила Евтушенко. Думаю, он еще покажет себя в совершенно неожиданных моментах. Я помню, как открывала выставку его фотографий, которые были замечательными. Ходила по выставке и поражалась и была у меня в голове одна единственная фраза: он во всем талантлив. Это у него никогда не отнимешь.
И мне всегда нравилось, что он красивый, высокий и при этом поэт. Высоченный ходил, был похож на латыша или литовца. Он очень любил женщин всегда. И продолжает, по-моему, это делать. В чем я ему всегда желаю успеха. Потому что роман, даже нереализованный, всегда рождает стихи.
Для меня Евтушенко – поэт, который открыл мое время. Можно его любить или не любить, но это особенный человек: он возбуждает людей. Раздражает, всегда пробуждает у людей чувства острые – или положительные, или отрицательные, но это тоже характер.
Он может собрать колоссальные залы, можно вспомнить его выступление в Англии в Альберт-холле, когда в огромном заполненном зале он читал свои стихи для людей, не говорящих по-русски. С каким успехом он это делал, удивительно читал – пронзительно! У него есть совершенно фантастические рифмы. Я немало могу вспомнить, что меня потрясло. И много в нем было такого всегда и есть, что восхищает, раздражает и действует на нервы. А это же хорошо!