Российский национальный стенд на Франкфуртской книжной ярмарке, наконец-то, выглядит обновленным. Прежнюю архитектуру, продержавшуюся лет пять, сменили белые стеллажи. Больше воздуха, простора, уютных уголков, где можно посидеть и посмотреть книжки. Но вот книжки - к сожалению, не очень. Несколько стеллажей занимает, например, экспозиция правительства Москвы, которая, за исключением отдельных новинок, приезжает во Франкфурт (а, может, ее и не увозят обратно?) уже несколько лет. Даже таблички те же самые, только прикручены они уже к новым полкам.
Но зато на других - в первую очередь, немецких - стендах русской литературы много. И хорошей литературы. Тут и новые переводы классики, вроде "Войны и мира" и "Обломова", и впервые переведенный на русский язык великолепный роман эмигранта Гайто Газданова "Призрак Александра Вольфа" (один из немецких критиков назвал его шедевром классического модерна, запоздалым вкладом в мировую литературу), стихи, проза, мемуары...
Свидетельство искренности
Среди последних особенно большой резонанс вызвали "Воспоминания об Анне Ахматовой" Надежды Мандельштам. Их не просто заметили, на них откликнулось сразу несколько критиков - в том числе из ведущего интеллектуального еженедельника Zeit. Словно сговорившись, все рецензенты пишут о потрясшей их "правде документа". Один из них называет книгу Надежды Мандельштам "впечатляющим свидетельством искренности".
Он, как и его коллеги, имеет здесь ввиду не только неприукрашенную хронику сталинского террора, угрозу ареста, страх за близких - мужа и сына, убожество быта и откровенную бедность, но и то, что Надежда Мандельштам показывает свою великую подругу по несчастью такой, какой она была: ревнивой, не терпящей возражений, не чуждой интриг... Перед нами предстает живой человек, а не икона. Думается, это особенно ценно.
Звездное место
Про сталинское и послесталинское прошлое рассказывает и другая книга, переведенная на немецкий язык с русского и представленная на Франкфуртской книжной ярмарке, - "Зеленый шатер" Людмилы Улицкой. Причем выпустившее этот роман берлинское издательство Carl Hanser посчитало книгу столь значимой, что отвело автору "звездное" место на стенде.
Кстати, огромный портрет Улицкой соседствовал с фотографией Ольги Грязновой - эмигрантки из Азербайджана, пишущей по-немецки и уже удостоившейся чести попасть в шорт-лист Deutscher Buchpreis - немецкого аналога "Букера". Что касается "Зеленого шатра", то критики особенно высоко оценили мягкую иронию Улицкой, спокойный тон повествования, его "приватность", как выразился рецензент радиостанции Deutschlandradio.
Но эти благосклонные комментарии не идут ни в какое сравнение с теми восторгами, которыми встретила немецкая литературная критика новый перевод шедевра Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита". Пять лет работал над этим переводом родившийся в Москве и пишущий как по-русски, так и по-немецки Александр Ницберг. Получилась, как подчеркивает один из рецензентов, "поэма в прозе", которая читается на одном дыхании. Ницберг, кстати, и переводил на немецкий до сих пор, в первую очередь, русскую поэзию. Так, недавно он завершил выпуск четырехтомного собрания сочинений Хармса на немецком языке (оно вышло в том же издательстве Galiani, которое опубликовало сейчас "Мастера и Маргариту"). Мастерство Ницберга находить языковые и ментальные эквиваленты не только отдельным словам, но и идиоматическим выражениям, целым фразам и даже образам видно и в переложении булгаковской прозы.
Не будет преувеличением сказать, что переводчик заново открыл немецкому читателю этот культовый роман. Один из критиков, рецензируя немецкое издание, так увлекся, что его статья вопреки всем профессиональным требованиям превратилась, по существу, в пересказ "Мастера и Маргариты" на целую газетную страницу. Это ли не лучшая похвала книге! И переводчику, конечно.
Лирика и форма
О том, как трудна и порой неблагодарна работа переводчика, можно судить по реакции на объемистую (больше 500 страниц) антологию русской поэзии c 2000 по 1800 годы, переведенной и составленной признанным мастером Феликсом Филиппом Ингольдом (Felix Philipp Ingold). Годы здесь не перепутаны местами. Антология так и называется "Русская поэзия с 2000 по 1800 годы" и построена в обратном хронологическом порядке. Ингольд вообще проявил немало смелости, составляя ее. Рядом с классиками мы видим здесь малоизвестные имена, причем приведено только одно стихотворение каждого поэта, нет ни одного хрестоматийного шедевра из тех, что изучают в школе... Представлена не иерархическая вертикаль русской лирики, а ее широкое, бескрайнее поле, и риск здесь себя вполне оправдал.
Спорно другое. Во главу угла переводчик поставил форму. Это значит, что он пытался сохранить размер, ритм, по возможности, рифму и фонетические особенности. В этом Ингольд последователен и, как выразился один рецензент, "слишком догматичен". Слабость такого подхода особенно ярко видна, когда речь идет о жестких поэтических формах - например, сонете. Впрочем, спор о том, как лучше переводить стихи, идет уже не одну сотню лет, и боюсь, ему никогда не разрешиться.