Выдающийся русский писатель Василий Белов скончался на 81-м году жизни. По просьбе «Известий» о Василии Белове вспоминают его коллеги и друзья. 

Владимир Крупин, писатель:

— Мы дружили 40 лет, и я помню впечатление от первых работ Василия Белова — повестей «Деревня Бердяйка» и «Тиша да Гриша», рассказа «За тремя волоками». А в 1966 году было оглушительным его «Привычное дело». И потом — цикл романов и повестей о коллективизации, городской роман «Всё впереди», исследование народной жизни «Лад». Редчайшее чтение — когда видишь не строчки, а то, о чем пишут, видишь саму жизнь, видишь Ивана Африканыча из «Привычного дела». По его книгам снимали фильмы, но удачных почти нет, да и вообще мало хороших фильмов по хорошей литературе.

Василий Иванович в жизни был как ребенок — обидчивый и иногда капризный, но зла никогда не помнил, был очень верен в дружбе. Когда были тяжелые обстоятельства, даже говорить об этом было не нужно: он приходил, пили чай, а уходил, глядишь — на столе лежит ассигнация. Всегда заступался за «униженных и оскорбленных».

Сколько он сделал против проекта поворота северных рек на юг! Его письмо «Спасут ли Каспий Вожа и Лача?» было первым на эту тему, потом поднялась волна протестов ученых, экологов и писателей. Мы вместе были в «байкальском движении», ездили в мятежную Армению защищать национальную гордость — озеро Севан. Были в Японии — для защиты озера Бива неподалеку от Киото.

Мы были с ним в Тирасполе во время военных действий, видели памятник Пушкина, расстрелянный из автомата. Он всегда был совершенно бесстрашен. Когда его позвали в Сербию, все предупреждали, что там стреляют, а он сказал: раз ополченцы ждут, надо ехать. То же было и в Чечне, и в Южной Осетии.

Василий Иванович, как говорят в народе, «выболелся», отмучился, уже было понятно, что он болен неизлечимо, и все равно одно его присутствие было замечательным.

Я очень по-разному познакомился с Валентином Распутиным и с Василием Беловым. С Распутиным — в Иркутске в 1972 году на конференции молодых писателей, мы сошлись и сразу сдружились. До того я ни строчки у него не читал, а потом прочел и поразился: надо же, а я уже с ним на «ты». С Беловым было совсем иначе: я уже многое у него прочел, особенно меня ошеломили миниатюры «Бухтины вологодские». Я робел: такая мощь, совершенно шолоховская хватка в литературе. Он требовал перейти на «ты», а я несколько лет не мог осмелиться. Потом, когда стал на «ты», отчество так и не смог отстегнуть, обращался — «Василий Иваныч».

Он православный, и этой ночью мы уже служили панихиду. Василий Иванович Белов счастливый человек — вышел из народа, жил для народа и писал для народа. Он поднял и удержал знамя русской классики и совершил прорыв к величию древнерусской литературы, когда написанное слово было одним духом и плотью с явлением.

Сергей Никоненко, режиссер и актер:

— Даже если бы Василий Белов написал только повести «Привычное дело» или «Плотницкие рассказы», он бы навсегда остался в нашей словесности. Но у Василия Ивановича есть еще замечательные пьесы, монументальные труды «Кануны» и «Год великого перелома», его хватало и для рассказов о всякой живности для детей. И совершенно неожиданный поворот — его «Бухтины вологодские». Диапазон дарования этого писателя необозрим. Он из той замечательной плеяды, к которой принадлежали Василий Шукшин, Федор Абрамов, Виктор Астафьев, Евгений Носов. 

К сожалению, о фильме «Целуются зори» по его сценарию у меня печальные воспоминания. Чиновники не хотели, чтобы эта картина появилась на свет. Она очень тяжело «проходила» даже на сценарном уровне. Я даже как-то спросил: вы что, хотите о жизни сельских тружеников плакат снять? И один из чиновников ответил: по мне — лучше плакат. Нам пришлось кромсать, резать весь его материал... Я думаю, вчера оборвался земной путь Василия Ивановича, но начинается его бессмертие. 

Лев Аннинский, писатель, литературовед: 

— Он останется в памяти русской культуры как великий писатель. Пока Василий Иванович еще жил и писал, казалось, что он немножко односторонний. А сейчас понятно — то, что он сказал своими повестями, никто не сказал. Это связано с самосознанием русского человека, не просто как всемирного гражданина, как это было при советской власти, но человека, который оказывается ответственным за самого себя, свою страну и культуру. Василий Белов как никто понял и его трагизм, и его надежды. Иван Африканыч и повесть «Лад» навсегда вошли в русскую культурную мифологию. А какова будет их судьба, зависит от того, какова будет судьба России, в которую Белов вложил себя без остатка. Потому он и умер, больше не мог, все силы израсходовал.