Галина Юзефович ‒ литературный критик и обозреватель, преподаватель творческого письма и латыни в РГГУ и, что не менее важно, мама двоих детей. Галина рассказала «Папмамбуку» о том, почему современные дети позже начинают читать, как не потеряться в многообразии детской литературы и что такое идея «осознанного родительства».
– Галина, как вы считаете, отличалось ли ваше детское чтение от чтения ваших детей?
– По моему наблюдению, сейчас дети позже начинают читать самостоятельно. Я в семь лет уже была абсолютно сформировавшимся читателем ‒ и читала постоянно.
У меня двое детей – два мальчика. Старшему десять, младшему шесть. Младший прекрасно умеет читать, но не читает самостоятельно, он скорее уговорит старшего брата или меня почитать ему вслух. А мой старший сын начал много читать самостоятельно лишь к девяти годам. До этого он читал, конечно, ‒ мог прочитать то, что задали в школе, но не был особо увлечен. Я ужасно тревожилась, думала: как же это так – восемь лет и не читает? Дождалась ‒ теперь он читает запоем. Я недавно посчитала, что за последние два месяца мой старший мальчик прочитал в общей сложности две тысячи страниц. И поняла, что тревоги мои были напрасны.
– Почему же сейчас дети начинают читать позже?
– Как минимум потому, что сейчас у них появилось куда больше возможностей себя развлечь, а чтение – развлечение относительно трудоемкое. Раньше мультики показывали по телевизору два раза в день, детские фильмы шли в кинотеатрах далеко не всегда, игрушки были куда менее привлекательны, компьютерных игр не существовало вовсе. Так что чтение оказывалось некоторой необходимостью – а чем еще заняться-то? Как результат, читать начинали очень рано – в пять-шесть лет, а то и раньше. Если ребенку везло с родителями, они благоразумно подлавливали этот момент и начинали пододвигать сыну или дочери те книжки, которые больше всего подходили тому ‒ по возрасту и интересам. Если родители оказывались неразумными, ребенок начинал хватать что ни попадя, читать вещи, которые ему не подходят, и по мере взросления процесс чтения потихоньку затухал.
Сейчас ситуация такова, что дети могут себе позволить не спешить с самостоятельным чтением. И я не вижу в этом трагедии, потому что во многих случаях чтение моего поколения было слишком ранним, преждевременным. Очень многие вещи мне потом пришлось перечитывать именно потому, что я прочла их слишком рано – еще мало что понимая. Для моего ребенка и для многих других детей, которых я вижу вокруг, чтение – это радостный и осознанный выбор. Они гордятся, тем, что много читают. Для них это не то чтобы знак отличия (мои дети растут в такой среде, где почти все читают) – это тема для разговора. Словом, сегодня чтение – это естественный свободный процесс, а не единственный доступный способ убить время. Мне кажется, что это очень здорово.
– Неужели в вашем детстве чтение для всех было такой потребностью? Возможно, это ваше личное ощущение как ребенка из интеллигентной семьи?
– Конечно, для меня лично и для моего социального слоя это было более ярко выражено. Но вообще в советское время и взрослые, и дети в самом деле читали гораздо больше. Всегда есть потребность в определенных эмоциях, в определенных переживаниях, в определенной информации. И в советское время книги служили, в сущности, единственным источником всего этого. Мы в какой-то степени были заложниками этой ситуации, когда чтение становилось навязанным выбором. И это не всегда определялось социальным или культурным уровнем.
– Получается, самое важное – это то, что ребенок выносит из прочитанного?
– Конечно. Исходя из собственного жизненного опыта, я могу сказать, что для моего ребенка одним из важнейших стимулов к чтению является возможность про это чтение со мной поговорить, поделиться впечатлениями. Ребенок, с которым не говорят о том, что он читает, рано или поздно перестает читать или как-то закукливается, для него чтение становится обособленным процессом, закрытым от остального мира. Обсуждать прочитанное необычайно важно и было важно всегда.
– Если в вашем детстве нередко учились читать и читали от безысходности, то как начинали читать ваши дети?
– Я очень много читала им вслух – и продолжаю это делать до сих пор. Мне кажется, очень важно не переставать читать детям даже тогда, когда они начинают читать сами. Это одно из тех открытий, которые я сделала для себя, наблюдая за опытом моих друзей. Когда ребенок начинает читать сам, у взрослых появляется соблазн с этого момента объявить чтение его личным, персональным делом. Это большая ошибка. Ребенку легче и интересней, если удается сохранить совместное чтение с мамой или папой ‒ так сам процесс чтения в большей степени оказывается интегрирован в его жизнь.
– Наверное, этой ошибки легче избежать, когда в семье есть младший ребенок? Когда старший помогает младшему приобщиться к чтению?
– Да, конечно. В моем случае это действительно так: младший ориентируется на старшего. Но я должна сказать, что все дети разные. И мне кажется очень важным, чтобы родители заранее были готовы смириться с тем, что некоторые дети никогда не вырастут «пламенными читателями». У меня двое, и я понимаю, что старший мой сын будет читать много, долго – всю жизнь. Младший будет почитывать время от времени – и это еще хорошо, если так. Но при этом младший может два часа сидеть и слушать музыку, переключаясь от Леди Гаги к Гайдну, обсуждать со мной какие-то тонкости музыкальной теории, часами рассматривать альбомы по искусству. Я понимаю, что, в отличие от старшего, он больше склонен к аудиовизуальному восприятию. И это совершенно нормально, даже здорово.
У родителей моего возраста есть четкое ощущение, что если ребенок не читает – это катастрофа. Но нужно отдавать себе отчет в том, что если ребенок читает – это, конечно, прекрасно, но если ребенок больше любит слушать музыку, то это тоже хорошо. И сейчас, когда есть возможность предоставлять детям разные варианты развития, нужно дать им шанс сделать свой выбор ‒ а после этот выбор поддерживать и уважать.
– То есть не нужно ставить перед собой цель любой ценой вырастить ребенка ‒ «пламенного читателя», скорее нужно организовать для него правильную среду, соответствующую его склонностям?
‒ Да, на мой вкус, это идеально. Хотя у моих детей в некотором смысле нет выбора, учитывая специфику моей деятельности, – они не могут себе представить мира без книг. Для них мама без книги – это что-то странное. Меня очень удивляют люди, которые не читают сами, но при этом почему-то ждут, что их дети вырастут читателями: ребенок, который не видит родителей с книгой, не будет читать никогда – я в этом уверена на сто процентов. Когда моему старшему сыну было 2,5 года, он еще даже букв не знал, но регулярно брал толстую взрослую книгу и сидел с ней, перелистывая страницы. На вопрос: «Что ты делаешь?», он гордо отвечал: «Я как мама». У моих детей не было осознанного этапа приучения к чтению, а у меня не было потребности их приучать. И в этом смысле я плохой эксперт, поскольку я вечно сижу с книжкой. Муж мой тоже читает достаточно много для человека негуманитарного, дети вечно видят с книгой моего отца... Видят, что дом завален книгами. Для нас книги – это часть жизни, и дети впитывают это с воздухом. Надо, чтобы книга была частью твоей собственной жизни, тогда дети неизбежно будут читать.
– Произошли ли в детской литературе какие-то принципиальные изменения со времен вашего детства?
‒ Я в некотором смысле завидую разнообразию чтения своих детей. Потому что такого количества интересных книг, которое есть у них сейчас, в нашем детстве, конечно, не было. Я понимаю, что если бы я, к примеру, прочитала «Золотой компас» Филипа Пулмана в десять лет, я бы в эту книгу влюбилась и в ней жила, она изменила бы мою жизнь. Но она тогда еще не была написана...
Конечно, набор идей, мыслей и эмоций более или менее всегда и везде одинаков. И в книге «Тайна Соколиного бора» можно прочитать примерно то же самое, что написано во «Властелине колец» Толкина, ведь и то, и другое – это история про противостояние добра и зла. В конечном итоге, все истории повествуют ровно про это, но вычитывать эту мысль из Толкина – приятнее. Я вижу, что сейчас в детской литературе появляются вещи, которые нам приходилось вбирать в себя с трудом, преодолевая «сопротивление материала». Сейчас дети получают все то же самое гораздо более комфортным, естественным и здоровым способом. Вспоминается анекдот про два мешка брюквы ‒ о том, что средний рацион американского солдата составляет 2500 килокалорий в день. На что российские генералы возражают: «Нет, это невозможно, два мешка брюквы солдат не съест». Мы были вынуждены получать значительную часть наших культурных калорий из «брюквы», а у сегодняшних детей гораздо более богатый и разнообразный рацион.
– Расскажите, как вы ориентируетесь в нынешнем многообразии современной детской литературы?
– На самом деле, все это многообразие в действительности довольно хорошо структурировано. В нашей (и не только в нашей) стране сложилось так, что детское книгоиздание – область крайне инновационная. Это область постоянного поиска, где все время появляются новые идеи, новые стили, новые имена. По историческим причинам инновации возможны только в маленьких издательствах. Большие издательства не хуже и не лучше, они просто по-другому устроены. Например, моду «от кутюр» можно производить только в относительно компактном Доме моды, а шить типовые майки можно и в огромном мегаконцерне. Детская литература – это «от кутюр». В ней каждая вещь штучная, непохожая на другую, и наладить поточное производство в этой сфере практически невозможно. Поэтому сейчас все самое важное, связанное с детской литературой, происходит в маленьких издательствах. Это не значит, что в большом издательстве не может выйти ничего интересного. Например, в огромном издательстве «АСТ» сейчас появилась редакция, которая занимается детской литературой и выдает действительно потрясающие вещи. Но это все равно маленькое образование – пусть и внутри большого холдинга, и скорее исключение, чем правило. В основном все самое интересное происходит в маленьких книжных издательствах, и этих издательств конечный список. Нужно просто ориентироваться на то, что они делают. Если, например, в издательстве «Розовый жираф» выходит новая книга, она может понравиться мне и моим детям, а может не понравиться, но это всегда книга, которая выпущена не просто так, за ней стоит некоторая мысль, некоторая идея, некоторый творческий процесс. Я могу не согласиться с выбором издателя, но интересен этот выбор мне будет всегда.
Кроме того, в детском книгоиздании сейчас происходит одна важная вещь. Книжки моего детства были очень хорошо изданы. Существовала прекрасная традиция детской книжной иллюстрации, и книжки были хороши в том числе как арт-объекты. Потом этот подход был забыт на много лет. Сейчас маленькие книжные издательства типа «Розового жирафа», «Самоката», «Мелик-Пашаева», Издательского дома Мещерякова, «КомпасГида», «Клевера» и других возрождают эту традицию. Детские книжки снова становится приятно брать в руки – и это просто великолепно.
– Могли бы вы назвать какие-то книжки, которые читает ваш сын и которые вам бы хотелось прочитать в детстве.
– Одно из главных открытий последних нескольких месяцев – это дилогия Мэтта Хейга. Первая книжка называется «Тенистый лес», а вторая – «Сбежавший тролль». Это отличное детское фэнтези. Такая жесткая, местами ерническая, местами страшноватая и при этом восхитительная, захватывающая литература. Это как раз тот случай, когда с детьми не пытаются говорить как с милыми крошками – и это производит очень сильное впечатление. Но в то же время фэнтези остается волшебным миром с эльфами, троллями и прочими чудесами. Детям от 7 до 12 лет – самое то.
«Чернильный мир» Корнелии Функе – это трилогия, которой просто бредит мой старший сын. С ней произошла странная вещь: ее не все воспринимают как книгу для детей. Потому что, во-первых, она очень толстая ‒ кажется, что три огромных тома ребенок не осилит. Во-вторых, в основе трилогии лежит довольно сложная философская концепция взаимоотношений между выдуманным книжным миром и миром реальным. Изначально российские издатели пытались позиционировать ее как книгу, рассчитанную на взрослого читателя. Но на самом деле это классический «young adult» – книга для читателей в возрасте от 10 до 20 лет. Она, с одной стороны, обеспечивает необходимое интеллектуальное напряжение, а с другой стороны, завораживает и захватывает. Я давно не помню, чтобы мой сын что-то читал с таким восторгом и удовольствием.
Кроме того, я хочу обратить внимание на то, что наконец-то в прекрасных переводах и с красивыми иллюстрациями вышли книги Роальда Даля «Потрясающий мистер Лис» и «Джеймс и чудо-персик». Это выдающиеся произведения, мировая классика, которая почему-то у нас практически отсутствовала. Это тоже довольно специфическое чтение ‒ оно тоже очень жесткое. Когда я читала Даля младшему сыну, у него периодически брызгали слезы из глаз. Это истории, которые не прикидываются добренькими, не пытаются защитить ребенка от острых неприятных переживаний, и при этом вызывают сильнейший эмоциональный отклик, от них невозможно оторваться.
И еще одна вещь, про которую я всегда говорю и скажу еще раз. Книга, после которой мой ребенок, собственно, и начал читать запоем ‒ это «Шедевр» Элис Броуч, опубликованный в издательстве «Розовый жираф». История дружбы маленького мальчика и маленького жучка, наделенного удивительными художественными талантами, убивает сразу нескольких зайцев. Во-первых, после нее мой ребенок сразу же потребовал, чтобы его сводили в музей и показали работы Дюрера (в основе сюжета – попытка похитить из музея Метрополитен гравюры Дюрера). А услышав, что Дюрера в Россию как-то пока не завезли, он решил, что можно, так уж и быть, посмотреть, что же есть в наших, отечественных художественных музеях. Во-вторых, это просто хороший, захватывающий детектив. А в-третьих, начав читать эту книгу, ребенок не может остановиться и автоматически перелистывает страницу за страницей – до самого конца. А после легко берется за следующую книжку. Я очень рекомендую «Шедевр» именно тем родителям, которым кажется, что их детке необходим «волшебный пендель» для активного самостоятельного чтения.
– Вы по случайности не назвали ни одной русской книжки или ситуация такова, что сейчас самая интересная детская литература – в основном переводная?
– К сожалению, самое интересное, что можно назвать – это пока все же литература переводная. И это обусловлено в первую очередь тем, что у нас в детской литературе был очень длительный спад: на протяжении всех 90-х годов книги для детей всерьез никто не писал. За это время многие детские писатели умерли или же как-то вымылись из профессии, а новые авторы подтягиваются сравнительно медленно. Но есть и совершенно замечательные русские писатели. Например, я очень люблю Дину Сабитову, есть прекраснейшие Ася Кравченко, Наталья Нусинова, Екатерина Мурашева, Наринэ Абгарян. Мои дети – страшные фанаты Андрея Усачева, и, я думаю, они не одиноки в своих чувствах. Одна из немногих книг, которые мой младший сын готов был слушать по циклу до бесконечности – это усачевская «Умная собачка Соня», прекраснейший сборник коротких историй про маленькую собачку, очень смешных и написанных в традициях лучших текстов Успенского.
Так что потихонечку новые имена появляются, но процесс этот стартовал всего-то 5–7 лет назад. Очевидно, что в будущем нас ждет большой подъем в детской литературе, но до него еще нужно дожить.
– Во многих книжках, о которых мы говорили, есть отношение к ребенку как к взрослому. Это какая-то общая тенденция?
– Это общая тенденция нашего времени. В последние 10 лет в России (на Западе – раньше) возникла идея, которую я называю идеей «осознанного родительства». Родителям захотелось, чтобы дети не просто росли сытыми, здоровыми, одетыми, обутыми и учились не на двойки, им захотелось чего-то большего. Например, чтобы дети были им духовно близки, чтобы они рано начинали адаптироваться к жизни в обществе, чтобы умели разрешать проблемы, с которыми им придется столкнуться. И, конечно, родителям захотелось, чтобы дети учились всему этому сравнительно безопасным и нетравматичным способом – например, по книжкам. Это «осознанное родительство» во всей его сложности и многослойности, в частности, продиктовало идею, что не стоит пытаться воспринимать детей как нежные цветки, которые надлежит оградить от всего сложного и неприятного. Чтение мальчика не должно ограничиваться книжками про смелых рыцарей, а чтение девочки – историями о прекрасных принцессах. Возникло понимание того, что дети живут в большом мире, но при этом хорошо бы, чтобы мир этот был развернут к ним какой-то дружественной гранью. И это очень ярко проявляется в сегодняшней литературе для детей. Во времена моего детства – да что там, еще совсем недавно! – считалось, что не стоит говорить с детьми о смерти, о болезнях, о гомосексуальности, о сталинской эпохе, о репрессиях, о насилии в семье, о толерантности и об умении уживаться с людьми, не похожими на тебя. Сейчас все эти темы все больше и больше вовлекаются и в круг детского чтения, и в круг детского размышления в целом. И я считаю, что это правильно, ведь все попытки как-то искусственно оградить детей от внешнего мира заканчиваются тем, что ребенок оказывается чего-то лишен или к чему-то не подготовлен. Разговор с ребенком как со взрослым – это действительно очень мощная тенденция. И мне кажется, в наше время она вполне логична и необходима.