Честность философа

Рецензия на книгу: Н.В. Мотрошилова. «Идеи I» Эдмунда Гуссерля как введение в феноменологию. М.: «Феноменология – Герменевтика», 2003. – 720 с.[1]

«Идеи I» (1913), центральное произведение гуссерлевской феноменологии, по собственному свидетельству Эдмунда Гуссерля, возникли «за 6 недель, без опоры на предварительные наброски», «как в трансе» (с. 603). В свое время Иммануил Кант, говоря о создании «Критики чистого разума», также пояснял, что написать ее смог, только когда книга уже существовала, уже была упорядочена в его голове, и вся система предстала в своих деталях внутреннему взору. Существует много указаний на то, что Гуссерль замышлял и пытался воплотить именно системное усилие, фактически создать новую систематическую философскую дисциплину. Вместе с тем, существует не меньше признаков того, что его системосозидание находилось в весьма противоречивых отношениях с самим выработанным им способом феноменологического мышления.

Сами «Идеи I» (как и практически все рукописи Гуссерля) представляют собой своего рода палимпсест – многослойное образование, слепок многократно возвращающейся и спонтанно прокладывающей новые ходы мысли. Отсюда, конечно, и сложнейший вопрос чтения гуссерлевских «книг», равно как и «Идей I» в частности: различать ли детали системы или воспринимать все это прежде всего как серию опытов…

Неля Васильевна Мотрошилова читает Гуссерля не один десяток лет. Она – один из немногих отечественных исследователей, кто работал в архиве Гуссерля, изучал традицию по первозданной ее записи – по рукописям. И конечно, как нельзя лучше представляет себе все сложные движения гуссерлевской мысли. Однако результат своих многолетних штудий она предпочла облечь в сугубо академический формат систематического изложения-исследования. Как ни спорен выбор этой формы, его, мне кажется, можно объяснить и, если угодно, найти ему своеобразное разрешение в некой общности пафоса Эдмунда Гуссерля и Нели Мотрошиловой: оба высшей ценностью полагают отчетливость мысли и ее систематичность; рациональность, сопровождаемую требованиями научности; и – результативное трудолюбие… Иными словами, – честность философа[2].

Книга «“Идеи I” Эдмунда Гуссерля как введение в феноменолонию» предстает перед нами действительным образцом этих ценностей.

У книги непростая, но очень выверенная структура. Часть первая посвящена пути Гуссерля в философию и его формированию: учеба в Галле, преподавание в Геттингене, переписка с учителем (Брентано) и коллегами по цеху (Наторпом, Риккертом, Дильтеем…), ученики… В определенной мере эта глава восполняет существенный пробел (о чем упоминает Неля Васильевна) – «…в нашей литературе <…> до сих пор нет <…> подробного и целостного освещения жизненного пути раннего Гуссерля» (с. 21). (Это чувство необходимости восполнить подобный пробел мне кажется вообще весьма симптоматичным. Оно связано – в особенности для нас – с желанием соприкоснуться с самой традицией в ее живом, жизненном присутствии, не только с итоговым бытованием ее в виде текста. И конечно, подробные интеллектуальные биографии философов XX века нам просто необходимы.)

В этой же главе можно найти и обоснование общей исследовательской позиции Нели Васильевны Мотрошиловой, заявленной уже названием книги: она, стараясь строго следовать в этом Гуссерлю, полагает, что «Идеи I» – вновь созданный (после «Логических исследований») вариант феноменологии (с. 50), собственно «трансцендентальная феноменология», новый целостный, систематический и строго научный вариант последней (с. 58). И поэтому именно эта книга может послужить настоящим введением в феноменологическую философию. Доводы этому автор находит в том числе в ставших доступными исследователям рукописях Гуссерля периода создания «Идей I», по которым возможно восстановить линию сознательного и кардинального размежевания Гуссерля с «Логическими исследованиями» (см. с. 82). И все же эта позиция мне не представляется неуязвимой. Первый развернутый итог на пути гуссерлевской мысли – «Логические исследования», именно здесь осуществляется первая «сборка» феноменологического мышления, именно здесь вводятся и осуществляются процедуры надзора за работой сознания, появляется само поле феноменологической работы. Однако этот вопрос требует, конечно же, более профессиональной, предметной и подробной дискуссии (фактически эта дискуссия была начата, о чем упоминает и Неля Васильевна Мотрошилова, уже учениками и последователями Гуссерля, не перешедшими на позиции «Идей I» (см. с. 75 и далее)). (В своей рецензии я не смогу углубиться в этот вопрос, поскольку не ставлю себе никакой аналитической задачи, но только задачу представления книги.)

Впрочем, та или иная позиция в этом, пусть и фундаментальном, вопросе, не может, как мне представляется, служить препятствием чтению основного корпуса работы.

Замысел и структура «Идей I» обсуждаются во второй части книги Н.В. Мотрошиловой. Наиболее объемные части – III–VIII книги – можно читать как минимум двумя способами: простым ходом, страница за страницей (и получить в итоге прекрасное панорамное представление не только об «Идеях I», но и о феноменологической философии), или параллельно с самим гуссерлевским текстом «Идей I» (что, несомненно, еще более продуктивно для того, кто изучает феноменологию углубленно). (Трудностью для непрофессионалов, конечно, служит то, что единственный на сегодняшний день перевод «Идей к чистой феноменологии и феноменологической философии», выполненный в конце 90-х нашим известным филологом А.В. Михайловым, по выражению Н.В. Мотрошиловой, был сделан до текстологического анализа и, согласно этой осторожной экспертной оценке, видимо, не может быть принят как основа для исследования.) Фактически в этих основных частях представлен текстологический анализ «Идей I» (автор движется параграф за параграфом гуссерлевской книги, переходя от его учения о мире и «естественном познании» к проблеме эйдосов и эйдетических наук, проходя темы «естественной установки», феноменологической редукции и трансцендентализма, потока сознания и модели чистого сознания, учение о ноэзисе и ноэме, завершая темами предметности, феноменологии разума и истины…). Однако наряду с текстологическим анализом и даже внутри него автором выполняются собственные исследовательские задачи, даются обзоры современного состояния изучения феноменологических проблем и сюжетов. Поэтому у книги очень много граней и пластов, а ее прохождение можно действительно назвать «путешествием» (слово использует сама автор; правда, легкие обертоны этого слова скрывают сложность предприятия). И надо сказать, что автор, берущая на себя роль проводника, пытается, не снижая сложности понимания и продумывания гуссерлевского произведения, – за счет четкой структуры своего текста, вводимых предметных схем, дидактических приемов выделения и остановки внимания, – разобраться буквально в «нагромождениях» (с. 533) всех тех проблем, которыми занят Гуссерль в этой книге.

Работа Нели Васильевны Мотрошиловой сопровождена великолепными именным и предметным указателями и обширнейшим списком литературы.

Я думаю, что этот по-настоящему огромный труд, который исполнила Неля Васильевна Мотрошилова, еще и своего рода вызов сегодняшнему уровню, характеру и масштабу отечественных историко-философских работ.

Свое исследование Неля Васильевна Мотрошилова посвятила памяти мужа, замечательного ученого и обаятельнейшего человека Юрия Александровича Замошкина. Для меня это было еще одним свидетельством того, какое значение она сама придает этой книге. Надеюсь, что за первыми появившимися на нее рецензиями[3] появятся и иные отклики отечественных исследователей, в особенности тех, кто работает с феноменологической традицией. И это уже будет сугубо предметное и детальное обсуждение, которого книга безусловно заслуживает.