Дмитрий Петров. Аксенов. М., «Молодая гвардия», 2012, 440 стр.
В серии ЖЗЛ вышла книга Дмитрия Петрова «Аксенов» - первое жизнеописание Василия Аксенова. На мой взгляд, событие.
Почему?
Есть некоторая как бы конфузливость у наших критиков, когда речь заходит о месте Аксенова в истории русской литературы. С одной стороны, одна из самых ярких фигур (звезда первой величины, как сказали бы сегодня) среди русских писателей второй половины ХХ века, значимость его творчества, скажем, для русской литературы 60-70-х переоценить трудно. А с другой – объяснять нынешнему читателю Николая Байтова, Анатолия Гаврилова, Марины Палей, Мариам Петросян и т. д. чем был для моего поколения и для нашей тогдашней литературы Аксенов, дело почти безнадежное. Нет, умом, наверно, поймут. Но и только. Недоумение – пересказываю своими словами пост одного из сетевых блогеров - вызывает несоответствие славы и влиятельности имени Аксенова со значимостью его прозы как явления эстетического. Аксенов остается автором нескольких рассказов ( «На полпути к Луне», «Победа», «Папа, сложи» и др.), повести «Затоваренная бочкотара» и еще нескольких текстов. А также – добавлю от себя, уже, так сказать, факультативно - памятью моего поколения о самом ярком литературном празднике нашей юности, это когда мы читали как современники «Звездный билет», «Апельсины из Марокко» и т. д.
К книге Петрова можно выдвинуть много претензий. Ну, скажем, при огромном количестве содержащихся здесь сведений из жизни Аксенова они так и не выстраивают в книге законченный сюжет его биографии, - автор сосредотачивается только на нескольких (ключевых, с его точки зрения) эпизодах. Или: при обильном цитировании и комментировании произведений Аксенова остается невыполненной работа литературоведа - в книге нет ответа на вопрос, каким был вклад Аксенова в эстетику русской литературы; для размышлений на эту тему лучше читать книгу-диалог Александра Кабакова и Евгения Попова «Аксенов» (М., АСТ,2011). Только два замечания, но для книги, написанной с ориентацией на жанр монографии, более чем достаточно.
И тем не менее, книга, на мой взгляд, получилась.
И не только потому, что автор писал, на самом деле, не монографию, а эссе. Писал текст подчеркнуто личный, местами, почти лирико-исповедальный - скорее в жанре «Мой Аксенов», нежели «Аксенов» для ЖЗЛ.
Главное здесь в другом – автор сосредоточился как раз на том вопросе, без решения которого приблизиться к Аксенову сегодняшнему читателя трудно. Не знаю, насколько осознанно делалось это автором, но в итоге получилось, что Петров как раз и отвечает на сегодняшний вопрос об Аксенов: в чем он, как сказано в книге, останется «чемпионом»?
Похоже, именно эта авторская задача и определила выбор автором сведений о жизни Аксенова, а также - характер «литературоведческой составляющей» книги, в данном случае, поиск в текстах Аксенова прежде всего бытового подстрочника. И книга получилась – несмотря на, повторяю, почти лирическую интонацию повествователя, - почти пафосной. История жизни и творчества писателя Аксенова дана в книге как один из центральных эпизодов в истории противостояния собственно русской литературы ХХ века и ее идеологического муляжа, которым советская власть пыталась заменить литературу в советские времена. Аксенов был писателем, которому удалось (и это принципиально важно, поскольку аудиторией его тогда были миллионы) впустить в советскую литературу воздух своего времени. Ему удалось разрушить идеологический панцирь, в котором надлежало являться писателю перед «народом». Влияние прозы Аксенова на русского читателя можно сравнивать разве только с появлением «Одного дня Ивана Денисовича».
И, соответственно, для выполнения поставленной перед собой задачи Петрову потребовалось воссоздать в своем повествовании общественно-политический, социально-психологический и культурный контекст эпохи, выпавшей на долю Аксенова. Нынешнему читателю уже нужно специально объяснять, чем была советская власть на самом деле - реальная советская власть, а не нынешний ностальгический миф о ней. Объяснять, что представляла из себя фигура писателя при социализме, который с одной стороны воспринимался в государственной иерархии высокопоставленным идеологическим чиновником, числившимся по штатному расписанию не более не менее как «инженером человеческих душ» (и формулировкой этой пользовались без какой либо иронии), а с другой стороны большего творческого бесправия представить себе было невозможно. Нынешнему читателю также необходимо объяснять, чем был в сознании советского человека «Запад», джаз, одежда, стиль поведения, городской сленг; чем были слова «кока-кола» или «голуаз» (именно слова, обозначающие не предмет - кока-колу мы не пили и «Голуаз» не курили, - а некий символ другой жизни). Нынешнему читателю нужно объяснять, каких масштабов был тот тектонический сдвиг в жизни страны и ее культуры, которым стала смена поколений на рубеже 50-60-х годов.
А также - объяснять, что значило в той ситуации быть голосом поколения и одновременно быть тем писателем, который дал этому поколению свой язык.
То есть рассказывать про то, что для человека русского XXI века уже историческая экзотика, в которую он, в глубине души не особенно-то и верит, то есть, верит, конечно, но… Но сомнение все равно остается: нет, ну а вообще, как это все могло быть на самом деле? И Петров терпеливо объясняет, что - могло, что - реально было.
Собственно, как раз вот эта невозможность объяснить нынешнему читателю, какие идеологические надолбы удалось сокрушить и в отношениях с властями, ну а самое главное, в сознании тогдашнего советского читателя Аксенову и его современникам, – и есть главная заслуга Аксенова. У нынешнего читателя просто нет того органа, которым мы измеряли когда-то мощь той силы, которой противостоял Аксенов. Орган тот атрофировался за ненадобностью, и во многом благодаря Аксенову.
И естественно , что реконструкции контекста - политического, социально-психологического, литературного и просто бытового, – в котором жил и творил Аксенов, в повествовании Петрова уделяется особое внимание. Непропорционально большое, с точки зрения, скажем, человека моего поколения, для которого то, о чем пишет автор, само собой разумеющееся. Но, похоже, необходимое для нашей нынешней читательской аудитории.
Ценность книги Петрова, прежде всего, в том, что здесь уже не «наш Аксенов», то есть не Аксенов глазами нашего поколения, и не Аксенов Попова и Кабакова, - перед нами Аксенов, в восприятии человека, сформированного позднесоветскими (на излете) и перестроечными годами, культурный горизонт которого формировался уже чтением Борхеса, Набокова, Солженицына и т. д. Петров в своей книге не вспоминает, как вспоминают Кабаков и Попов, а именно реконструирует эпоху Аксенова.
То есть автор рассказывает об Аксенове на языке сегодняшней русской жизни.
Разумеется, такая попытка не может не вызвать определенной реакции. Иногда достаточно раздраженной, судя про первым откликам на книгу в сети.
Это нормально. Тут дело даже не в самом Петрове, дело в смене поколений. Чтоб понятно было, о чем я, - только один пример.
Автор книги строит свое повествование таким образом, что центральным эпизодом в судьбе жизни Аксенова становится история с «Метрополем», который, по представлениям, скажем, людей моего поколения – был финальным, победным аккордом в борьбе Аксенова с советской идеологией; и это уже неважно, что после Метропольской истории он был вынужден эмигрировать - уезжал он абсолютным победителем, чего он не мог не чувствовать и сам. Но если бы, допустим, такую книгу писал кто-то из моих сверстников, то в качестве ключевого эпизода скорее всего была бы выбрана встреча Партии и Правительства с творческой интеллигенцией в марте 1963 года, на которой уже набиравший реальное влияние в литературе писатель был подвергнут публичной порке, и то была не злопыхательская рецензия в газете, а громогласный рык всесильной тогда власти: на Аксенова кричал (именно кричал) с трибуны сам Хрущев. Люди того времени хорошо помнили, чем кончались такие проработки (собственно и свою первую профессию, врача, Аксенов выбирал, имея в виду свое, очень даже возможное в его ситуации лагерное, зэковское будущее). Вот эпизод, в котором биографы Аксенова из моего поколения прочитали бы сюжет инициации Аксенова и человека, и писателя. И соответственно, одним из самых выразительных, характерных для Аксенова текстов выглядела бы тогда карнавальная эссеистская проза, которую Аксенов начал писать буквально через несколько недель после того судилища - «Под небом знойной Аргентины». В этом отчасти очерковом, и одновременно фантасмагоричном повествовании сколько непроизвольного, от писательского дара идущего вызова тогдашним канонам официальной литературы, что почти невозможно представить, как такое мог написать человек, которого власть только что топтала ногами, который, отправляясь в описанную им поездку, захватил с собой сухари, на случай ареста уже в аэропорту перед посадкой. Такую прозу мог написать только на редкость мужественный человек и абсолютно свободный внутренне, счастливый своим даром художник. Каковым и был Аксенов.
Но это видно нам, людям из того времени. Для сегодняшнего читателя, видимо, доступнее будет как раз история с «Метрополем».
Ну и замечательно. Можно только порадоваться этому.
И поблагодарить автора за то, что он по мере сил расчищает путь для уже более глубокого и серьезного разговора об Аксенове с новой читательской аудиторией.