С точки зрения классической имперской идеи, географическая карта империи должна быть раскрашена по возможности равномерно в одни и те же цвета (в идеале, в один цвет), если не в экономическом плане, – регионы должны отличаться от центра хотя бы своей хозяйственно-административной зависимостью, – то в социокультурном. Как в анекдоте про кубик Рубика для прапорщиков, «монотонный и монолитный». Однако, если вдуматься, любой равномерно размазанный по карте цвет превращает территорию в гигантское белое пятно, слепое информационное поле. Любая её часть становится неразличимой на фоне других, лишая систему, в том числе, стратегической управляемости. Так в природе империи имманентно заложен эмбрион её распада.
О том, как миновать деструктивную фазу, как странам и территориям максимально органично и бесконфликтно перейти в постимперский XXI век из, по сути, так и не закончившегося для многих из них имперского XIX-го, рассказывает книга карельского публициста и исследователя Вадима Штепы «INTERREGNUM. 100 вопросов и ответов о регионализме». Штепа – один из лидеров и концепторов российского интеллектуального движения за культурное самоопределение регионов, автор в том числе культовой книжки «RUТОПИЯ» (2004).
«Если бы британское правительство в своё время признало культурно-экономическую автономию Ольстера, а испанское – Страны басков, многолетних конфликтов удалось бы избежать», – рассуждает автор. Следуя этой элементарной, по сути, логике, читатель может достраивать собственные выводы. Например, о решительно отвергнутых два десятилетия назад Грузией шансах сохранить пресловутую территориальную целостность, и о нынешних шансах потерять Крым или Донбасс для Украины, пробующей нивелировать культурную самобытность своих земель...
В книге рассматриваются важнейшие параметры, особенности и аспекты регионализма – его история, философия, цели, его политические, экономические, культурные ракурсы, его взаимоотношения с другими политэкономическими, социокультурными концепциями и феноменами, такими как империализм, мировой кризис, национализм и т.д. Построена книга по классической схеме катехизиса: вопросы/ответы; их число (наименьшее из трёхзначных) – это прожиточный минимум, вряд ли способный полностью удовлетворить мало-мальски пытливого читателя: так, у автора этих строк по ходу чтения возникла ещё масса вопросов, с которыми остаётся только обращаться к автору книги... Либо ждать выхода следующего её издания, «расширенного и дополненного».
Проблематика книги настолько актуальна и свежа, что хотелось бы поскорее увидеть, по большому счёту, нечто вроде объёмной «Энциклопедии регионализма», возможно даже многотомной – максимально широко раскрывающей эту проблематику как в применении к российским и постсоветским регионам, так и к мировому контексту в целом. Процессы и феномены, о которых пишет Штепа, абсолютно универсальны, поэтому изучение исторического опыта самых отдалённых территорий и стран, осмысление сделанных другими ошибок повысит нам шанс не наступить на объективно лежащие перед нами, успешно опробованные другими, но пока что неразличимые для нас грабли.
Сравнение с катехизисом, конечно, можно доводить до абсурда, раскрывая суть регионализма как потенциальной новой светской религии: недаром он приобретает с каждым годом всё больше приверженцев во всём мире. При этом в рамках гиперцентрализованной России, лишь номинально носящей название Федерации, идеология регионализма выглядит на первый взгляд утопической. И всё же есть в ней достаточная доля прагматизма, чтобы не сомневаться в перспективности реализации этих идей и на наших, в том числе, просторах.
Другое дело, что идеологу имперскому, бдящему о сохранении мессианской роли Центра и, соответственно, безликости и провинциализма периферии, эта книга может напомнить знаменитые инструкции по изготовлению взрывчатки в домашних условиях. Правда, для того, чтобы усмотреть в книге некий коварный умысел, подрыв устоев и т.д., её нужно не открывать и не читать. Ибо автор всесторонне рассматривает в ней политические последствия регионалистского процесса: в норме, процесс этот приводит не к сепаратизму, а к более гармоничному перераспределению между регионом и центром информационных связей и векторов управления. Регион, обретающий собственное уникальное лицо, наращивающий степень своей суверенности и автономности, лишается мотивов к уходу из своего политического контекста. Обретение более равноправных и жизнеспособных взаимоотношений с центром и с другими регионами автоматически снимает такую опасность.
Ещё один, важный для XXI века, аспект метафоры «белого пятна», возникшей в начале наших рассуждений. Если имперская идеология и практика превращает карту империи в слепое пятно, монохром, со временем всё менее интересный с туристической, в том числе, точки зрения, то регионализм – это здоровый и естественный способ эту карту раскрасить. Сделать её интригующей как для обычных отдыхающих, так и для профессиональных путешественников. А туризм, напомним – один из важнейших сегодня, и тем более в перспективе, бюджетонаполняющих факторов, даже для такого гиганта, как Россия. Человечество становится всё более мобильным не только в плане работы, но и в плане отдыха, и в будущем станут выигрывать не только те страны и регионы, которые смогут более эффективно привлекать извне необходимую рабочую силу, но и те, кто сумеет приманить больше иностранных туристов. Это один из способов, в терминологии Штепы, «продавать родину»: туристам, инвесторам, необходимым для региона ценным специалистам... «Наука регионалистика, оформляющаяся лишь в последние десятилетия, набрасывает контуры новой эпохи великих географических открытий», – утверждает автор книги. – «Только теперь это уже не буквальное «расширение земель», но интенсивное углубление их смыслов». Регионализм обладает тонкими функциями фотошопа, которые позволяют из бледного туманного пейзажа, «выталкивающего» из себя зрителя, сделать, наоборот, феерически привлекательную картинку, неодолимо затягивающую внутрь.
Механизм этого расцвечивания прост, Штепа называет его «историческим творчеством». Необходимо высвобождать креативную энергию масс, поддерживать факторы, способствующие формированию региональной идентичности и усилению яркости территориального образа (то, что называется ребрендинг), исторические изыскания, культурные эксперименты, общественный диалог на эти темы. Безусловно главными среди этих факторов являются, во-первых, энтузиасты-краеведы, фанатики региональной истории, с наслаждением выкапывающие из архивов, фольклора и местных сплетен всё самое интересное и необычное, что в итоге наращивает уникальность образа данной территории и самоощущения её жителей, а во-вторых, кураторы-пассионарии, изобретатели новых артистических, экономических, научно-исследовательских и т.д. проектов.
«В целом уже можно констатировать появление целого слоя новых региональных романтиков (иногда называющих себя «практикующими краеведами») – которые являются предвестием будущих политических изменений», – пишет Вадим Штепа. «Они остро чувствуют и сами создают новый регионалистский дух времени (Zeitgeist), вдохновляя многие творческие группы – сибирские, поморские, ингерманландские и т.д. Фактически они начинают новую эпоху регионального искусства – не в архаично-провинциальной манере, а созвучно с актуальными трендами глокализации».