Что-то страшное будет…

 

У поэта Всеволода Емелина вышла новая книжка. Книжка интересная по замыслу – в ней опубликованы все (или почти все) стихи, написанные им «по случаю» - причем по одному и тому же. Речь идет о так называемом «протестном цикле». То есть о стихах, которые вызваны событиями, начавшимися с митинга 5 декабря у памятника Грибоедову, и сейчас, на наших глазах, заканчивающихся безумной «Анатомией протеста», арестами и проч., с одной стороны, и дебатами между коммунистами, либералами и националистами при выборах в Координационный совет оппозиции, с другой.

Это, значит, прошел без малого целый год.

Год, вообще-то сильно поменявший наши представления о том, что в стране делать можно и чего нельзя. Год, окрасивший сонную российскую реальность в какие-то очень драматические тона. Оказалось, что заснули мы после всяческих приключений 90-х – не так уж надолго. Оказалось, что под маской мирного, но унылого обывательского счастья и покоя, прячется гражданская совесть, с одной стороны, но и бытовое людоедство и потенциальная (пока) агрессия, с другой. Что под таким малоперспективным казалось бы лозунгом, как не «трожьте нашу веру» (а кто ее, вроде бы, трогал) можно выстроить целую внутреннюю политику для целой страны. Ну и так далее. И тому подобное. Книжка стихов, посвященная такому году, описывающая его во многих деталях, возвращающая нас к уже забытым настроениям, слухам, легендам – это, конечно, целое литературное событие.

Но вот для меня лично это событие - еще и по некоторой другой причине.

Дело в том, что Всеволод Емелин писал такие «вкусные» для чтения вирши (он ведь автор иронического, сатирического дара, а тут еще и политика) – конечно же, на заказ. Есть стихотворение в книжке, посвященное именно тому, что одна из редакций, которая заказала поэту стихи, вовремя не выплачивает гонорар.

Уважаемая редакция

Не выплачивает мне гонорар

А в стране торжествует реакция

Так что просто кошмар

 

Ветер крутит воззваний листики,

Ощущается импотенция.

Вновь уходит в разврат и мистику

Прогрессивная интеллигенция.

……..

Я умру, как жил, - непотребен.

Однозначно, в ад, а не в рай.

Зажигательный панк-молебен

Не споют по мне Пусси-Райт.

 

Так вот (что-то никак не доберусь я до основной темы), одной из редакций, которая просила Севу писать стихотворные колонки на злобу дня, была наша – редакция он-лайн журнала «Медведь».

И вот тут, наконец, я подхожу к ключевой точке моей рецензии.

Листаю, значит, я эту книгу, удовлетворенно отмечая под некоторыми стихами сноску «Опубликовано на портале «Медведь», как вдруг что-то очень странное бросается в мои глаза! И я даже их слегка протираю, поскольку сразу не могу в это поверить – добрая половина стихов опубликована в газете «Завтра», плюс парочка в не менее реакционной «Литгазете»! Как это! Как это так?! Граждане, что же это делается?

Заслуженный, можно сказать, либеральный журнал, в котором основные авторы – Кох, Новодворская, Свинаренко, а среди постоянных интервьюируемых персон – Чубайс, Немцов, Ксения Собчак и проч. – целый год печатал поэта, который не гнушается прохановской газетой «Завтра», не боится подхватить красно-коричневую чумку, опирается в своем творчестве на глубоко чуждые нам идеи…

Однако…

 

Я внимательно прочитал стихи. Те и другие. «Наши» и не наши. Есть хоть какая-то разница? Не-а.

Вот «Медведь»:

 

Не хомяк, но анчоус.

Не айфон, но шансон.

Мой густой прежде волос

Вихрем лет унесен.

 

Я трудящийся потный,

Но супруге назло.

Я стоял на Болотной.

Так как все зае…

 

Ну а вот, пожалуйста, газета «Завтра».

Орган Проханова-Кургиняна-Зюганова, кого там еще (не читал лет двадцать).

Пока мы в Москве лодку качали

Учиняли бессмысленный русский бунт

Американцы своими лучами

Сбили наш научный «Фобос-Грунт»

 

Как он метался раненой бабочкой

Среди равнодушных звездных систем,

Жалобно мигая разноцветными лампочками,

Заламывая усики антенн.

 

Почувствовали разницу? Я нет. И тут смешно, и там смешно.

Может, отрывки выбрал неудачно? Ладно, попробую еще

 

Вот «Медведь» (сейчас побольше, понятное дело, будет цитатка):

А еще говорят: «У вас свободы нету»

Да против выборов Путина в первом туре

Созданы многочисленные оргкомитеты

Лиги и даже курии.

 

Они все подкованные в политике.

Оргкомитет решит

Куда ди эрстэ колонне марширт на митинг

Куда ди цейтэ колоннэ марширт

 

Широко разлились потоки информации

Уже назначены координаторы над колоннами

Одни говорят, что они авангард цивилизации

Другие обзывают их клоунами

 

Я, знаете, к этому стишку еще вернусь. А пока другой – из газеты «Завтра».

Или, пожалуй, нет из «Литгазеты» (хрен редьки не слаще, а все ж таки бренд поприятнее).

Я надену теплые кальсоны

Я надену термобелье

И пойду на марш миллионов –

Обрести в борьбе право свое.

 

Ну так, в чем же фокус? Почему стало это возможно? Почему мы все, и в редакции одной газеты («Завтра»), и в нашей редакции, и в третьей, и в четвертой, не заметили, так сказать, политической всеядности товарища Емелина?

Ладно, «Медведь». Это все-таки орган более художественный, в свое время весь заточенный под иронию (так мне когда-то казалось). Но «Завтра»! Эти пламенные бойцы с ненавистным оккупационным режимом! Они-то куда смотрели. Может, просто не читаем друг друга?

И это тоже.

Но все-таки, дело не в этом.

«Фокус» Емелина – не в том, что либералы и красно-коричневые, надев белые ленточки, слились вдруг в едином порыве, а в том, что эту иронию и эту интонацию приемлем практически мы все. Приемлем – прежде всего по отношению к самим себе. Приемлем – потому что она спасительна. Потому что она – та самая капля, которая не дает разлиться желчи по нашему организму, помереть от пафоса, задохнуться от ярости и возмущения. Она – возвращает нас к самим себе. К человеческой первооснове. Тут уж я не убоюсь пафоса.

Ведь посмотрите внимательно. Емелин в этом тонюсеньком сборничке успел процитировать практически все революционные штампы, мемы, как теперь говорят, времен гражданской войны, классовой борьбы и борьбы за выполнение пятилетнего плана. Они все здесь. Жертвенность и героизм, всяческие страдания за правое дело, и последняя ступень счастья – смерть во имя своего революционного класса.

Я умру под Москвою,

Как велел мне премьер,

Неизвестным героем

Всем потомкам в пример

 

Или

 

Вот вхожу я в подъезд свой немытый,

Мое сердце часто колотится

Там меня с кистенями и битами

Прокремлевские ждут черносотенцы

 

Или

 

Зарыдают дети вслед уходящему папочке

Будет рвать жена сноп своих овсяных волос.

Папочке-то нужна не ленточка, а белые тапочки,

И венок из искусственных белых роз

 

Баррикады, классовая борьба, демонстрации, революция – все это под пером Емелина приобретает несколько фарсовый вид. И в этом есть, конечно, своя могучая правда – потому что, на самом деле, хотя людей сейчас хватают по автозакам, и судят всерьез, и всерьез они собираются на свои демонстрации, и всерьез начинают бороться за свои убеждения – читающая, знающая, обогащенная этим знанием целого исторического века, его основных авторов Россия – не может заново «влезать» в те же исторические формы, верней, не может их принимать. Это будет искусственно. Это будет в конце концов смешно. Не может она вновь переживать революционный экстаз. Не может всерьез желать чьей-то крови и в ней видеть избавление от «ига». Это, еще раз повторю, я говорю именно об образованной, читающей, думающую России. Именно такую вот, тихую, подводную правду, во всех этих вихревых событиях, ухватил наш поэт Емелин. События-то они события, как бы говорит он, это да, но еще раз… ЕЩЕ РАЗ… нет, увольте.

То есть спор о том, что есть сегодня революция, где границы ее «мирности», где надежда на ее позитивный характер, и на то что вообще значение этого слова сейчас поменялось – вот все эти споры Емелин из области теории перенес в область самую тонкую, самую – я бы сказал – решающую, а именно в область интонации. В то что смешно или не смешно. А значит, в область невыразимого сомнения. Невыразимого смысла.

Которое сомнение, в свою очередь, решает в наших поступках все.

…В этом своем образе случайного, смешного человека, алкоголика и маргинала, он путешествует по всем этим Болотным и Поклонным… В жуткий мороз и в слякоть. Под шофе или еще трезвый. Между ОМОНОМ, «нашими» и координационным комитетом. В этом образе постороннего, гуляки-прохожего, мудрого проказника, ему легко разбирать эту интонацию улицы и ее мифологию. И в этом же образе ему легко проговорить правду – о том, что на самом деле, сейчас жить действительно страшно.

Так же, как было страшно тогда, когда в России вводили сухой закон, а потом президентские выборы.

И вообще что-то реально делали. Вот этого реального делания страна и не переносит. Ее корежит, когда она просыпается. Ее мучительно трясет от похмелья, когда она трезвыми глазами смотрит вокруг себя.

 

Стою на тротуаре, разинув ротик,

А мимо меня несется со свистом

Иномарка с привязанным на капоте

Чучелом премьер-министра

 

Мне бы чего-нибудь попроще

Я не чеченец и не еврей.

Мне, как Путину, ближе общество

Фрезеровщиков и токарей.

 

Но, видно, надумано Богом не зря

Такое скрещение судеб.

Идут токаря, скрипят прохоря.

Что-то страшное будет.

 

Долго я повторял про себя эти четыре строки, признаю вам честно…