«Сон Обломова»: инверсия контекстов

Нынешний год значим двумя важными для культуры юбилеями: 200 лет Отечественной войне1812 г. и 200 лет со дня рождения И.А. Гончарова. Эти юбилеи широко отмечались и отразили парадоксы времени. Например, в связи с юбилеем1812 г. никто как будто не вспомнил, что провокация панк-молебном произошла именно в том храме, который был задуман как грандиозный памятник погибшим в войне1812 г., а уличные растяжки с портретами Гончарова во время юбилейных торжеств в Ульяновске заставляли забыть о главном мемориале этого города, в честь которого и был переименован Симбирск. Иначе говоря, налицо явная инверсия культурных контекстов. Характерно, что это происходит в тот год, когда российская реальность после спячки снова стала тревожной.

Вот и выставка «Сон Обломова» в Государственном Литературном музее (ГЛМ) продолжает эту тенденцию к инверсии, освобождая мечту о «земном потерянном рае», воплощенную в главе «Сон Обломова», от закрепленной за Гончаровым критической традицией репутации писателя консервативного и даже реакционного. Правда, надобно оговориться, что по ходу рассказа о благословенном уголке земли, сохраняющем свою власть над взрослыми и детьми, название «Обломовка» превращается у писателя в его романе «Обломов» в «ядовитое» слово «обломовщина», брошенное сначала Штольцем, а затем подхваченное и самим Ильей Ильичем.

Но создатели выставки (автор концепции — Г.Л. Медынцева), раскрывая музейными средствами биографию, мировоззрение и творческий путь И.А. Гончарова, как будто не замечают, что слово это снилось Обломову ночью, «написанное огнем на стенах, как Бальтазару на пиру», а пытаются гармонизировать обломовское и штольцовское начала с событиями жизни самого писателя: участие в экспедиции на фрегате «Паллада», служба в цензурном комитете, писательство, - сложные коллизии житейской и творческой биографии… 

Коллекция ГЛМ позволяет раскрыть тему выставки на уникальных материалах, чья история и судьба уводит далеко за пределы частной экспозиционной задачи. Зарисовки «благословенных уголков» России – это свидетельства устойчивости хозяйственного уклада России. Усадьба всегда считалась особым русским миром. Владельцы обычно ностальгировали, а историки трепетно рассуждали о насыщенности культурных ценностей и утраченной экономической эффективности усадебного организма. Часть такого рода свидетельств досталась музею вместе с архивом Общества изучения русской усадьбы (ОИРУ), возникшим в 1922 г. и ликвидированным в 1930-м[1], но успевшим создать программу изучения феномена русской усадьбы. Усилиями общества собран бесценный архив, многие материалы которого, описанные и откомментированные основателем и первым председателем общества В.В. Згурой (1903–1927), осели в ГЛМ и теперь время от времени всплывают на его выставках, будто напоминая о неизбежности того дня и часа, когда представленные все вместе они возвестят городу и миру сокровенную мысль творцов, певцов и историков «дворянских гнезд». 

Воссоздать облик самого И.А. Гончарова и события его жизни позволяют традиционные средства историко-литературной экспозиции — прижизненные портреты и фотографии писателя и его современников, первые публикации и издания произведений, автографы, письма и документы, мемориальные предметы и многие иные «вещественные знаки… невещественных отношений»^[2]. Часть этих материалов сохранилась в музее вместе с фрагментами архива историка литературы М.Ф. Суперанского (находящегося ныне по большей части в РГАЛИ[3]), предпринявшего в 1912 г., когда отмечалось 100-летие со дня рождения писателя, первую попытку «привести в известность и, по возможности, собрать предметы, имеющие отношение к его жизни и деятельности»[4]. За истекшие 100 лет ценность данных реликвий — мемориальная и нематериальная — умножилась, вобрав в себя новые обстоятельства исторического осмысления этих предметов.

Иллюстрирование произведений Гончарова отражает динамику их восприятия, поскольку художник всегда находится в контексте времени, и эта динамика прослежена на выставке от истоков, созданными при жизни писателя работам К. Трутовского (1869), В. Пукирева(1880), Н. Оболенского (1888), до середины XX века — Сарра Шор (1936), М.С. Шервинская (1940–1941), О.Г. Верейский (1951). А то, что более поздних иллюстраций на выставке нет, как нет их и в коллекции ГЛМ, тоже, наверняка, не случайно, хотя, вероятно, этот факт еще только ждет своего исторического и культурного обоснования.

Тактичное художественное решение выставки (автор Л. Николаева) техникой подачи материала вызывает у посетителя состояние внутренний сосредоточенности и заставляет «собраться с мыслями и памятью» (с. 382).