Магия однообразия

Кит Ричардс. Фото: foundwalls.com

Автор текста:

Михаил Бутов

 

Кит Ричардс. Жизнь. – М.: Астрель: Corpus, 2012.

 

Пять лет тому один товарищ передал мне подхваченную где-то новость: Кит Ричардс из «Роллинг Стоунз» отдыхал на тихоокеанских островах, полез на пальму – в свои-то 64 года! – упал с нее и сломал руку. Товарищ был сам уже к пятидесяти и видавший виды – и не скрывал восхищенного уважения.

На самом деле все было не совсем так. Кит не падал с пальмы, а неудачно спрыгнул с ветки сухого дерева, расположенной невысоко над землей, куда просто забрался посидеть. И сломал он себе не руку, а голову – получил трещину в черепе. Но от этих уточнений суть не меняется – никто не сомневался ни минуты, что на пальме Кит мог бы оказаться с тем же успехом. И когда он вышел на первый концерт после того, как новозеландский хирург откачал ему из головы кровяные сгустки, скрепил череп титановыми штырьками и вытащил с того света – слушатели в толпе размахивали надувными пальмами. «Ну, не зайчики? - замечает Кит (в русском переводе, конечно, но перевод хорош, так что интонации мы можем доверять). – У меня чудесная публика. Немного ехидства, немного юмора среди своих». За этими ехидными пальмами все то же уважение (просто не с гангстерским оттенком, а с рок-н-ролльным раздолбайским). Нынешний семидесятилетний миллионер, глава большого семейства, рок-икона, про которого много врут, но от которого и впрямь можно много чего ожидать – почти полвека предлагает миру новый (или пусть старый по сути, но в новых реалиях) образ достоинства: оставаться собой. Это не так уж легко, и многие на этом пути натурально погибли. Здесь безусловно потребны талант и везение. И большая внутренняя уверенность: давление общества, зависимости, слава, деньги или их отсутствие, возраст с болезнями – эти вещи могут тебя убить, но не должны ни формировать, ни разъедать. Такая вот вроде как подростковая романтика – но она стоит дороже, когда человек через все это прошел и все имеет. Рок-гитарист и сочинитель (сам-то он считает себя прежде всего блюзовым музыкантом) надиктовал на редкость умную книгу о том, как мир ловил его и не поймал.

Есть люди (среди моих знакомых – даже с солидной богословской подготовкой), числящие «Роллинг Стоунз» в списке тех нескольких десятков деятелей искусства, которые наиболее глубоко выразили жизнечувство послевоенной эпохи, почти всей второй половины века – а раз так, то безусловно дошли до общезначимого, всечеловеческого и вневременного. Другие (и тоже не дураки) полагают, что все это чушь собачья, а «Роллинги» занимались профанацией, упрощенным копированием или подражанием чуть предшествовавшей им американской музыке. Вряд ли книга Ричардса добавит что-нибудь на чашу весов тех или других. Разве что самого Кита можно теперь уверенно исключить из профанов, раз уж он переиграл в конце концов со всеми своими давними – с юношества еще – американскими кумирами; ну, с теми, кто дожил. Впрочем, сам он считает барабанщика «Роллингов» Чарли Уоттса первостепенным джазовым барабанщиком, а Мика Джаггера одним из лучших харперов – исполнителей на губной гармошке – в мире.

В биографии Ричардса, начиная лет с пятнадцати, было не так уж много событий, вовсе не связанных с его группой, однако книга у него получилась отнюдь не историей «Стоунз». Разумеется, тут можно получить из первых рук много необщеизвестных сведений. Например о том, что, откатывая в 70-е изнурительные многомесячные туры, сами «Стоунз» получали с билета в пятьдесят долларов всего три – такой вот выгодный был «дружеский» менеджмент, попросту говоря, кормились за их счет все, кому не лень (но Ричардс не чувствует обиды: это была музыка, а не бизнес, ну и хорошо – тем более, что покупать приглянувшиеся дома и большие пакеты химических средств денег все равно хватало). Другие автобиографические книги участников группы представляют те же события в ином свете, а биография, написанная сторонним исследованием, будет информационно куда полнее. Ричардс же с помощью журналиста Джеймса Фокса (перед которым снимаем шляпу за виртуозный монтаж надиктованного и компонирование материала, обеспечивающее порой пронзительные эмоциональные акценты) сумел вместить в этот увесистый том именно свою собственную жизнь. С ее магией однообразия (не тяжестью, как у неудачника, именно магией - как у всякого человека, полностью сконцентрированного на одном деле) и, вместе с тем, постоянными крутыми поворотами – иногда счастливыми, но чаще реально опасными. Будет преувеличением утверждать, что книга эта будет интересна даже тем, кто вообще имеет мало понятия, кто такие «Роллинг Стоунз» (между прочим, жена Кита Пат – дочка водителя автобуса! – с которой он познакомился в 1979 году, на тот момент название «Стоунз», конечно, слышала, а вот музыку их – ни разу, если и попадалось по радио, так не запомнила). Но для того, чтобы читать эту книгу увлеченно, верным поклонником «Роллингов» быть вовсе не обязательно. В конце концов, речь тут ведет один из людей, сделавших свое время – даже если вы и не признаете за ним приписываемых ему достоинств.

Кит Ричард всю жизнь носит с собой ножи, а довольно долго и пистолеты - разумеется, нелегально. И то, и другое, ему доводилось пускать в ход – не палить по людям, а более правильным образом, о котором в книге тоже есть несколько строк («Главные правила драки с ножом такие: а) не вздумайте пробовать это сами и б) весь смысл в том, чтобы вообще никогда не пускать его в дело. Он нужен, чтобы отвлечь противника. Пока он пялится на поблескивающую сталь, ты заезжаешь ему по яйцам со всей мочи, какая есть. И он твой. Это так, совет»). Причем это опыт не восемнадцатилетнего парня, а тридцатилетнего мужика. Из пистолета Ричардс стрелял по лампочкам – чтобы в опасной ситуации обеспечить себе темноту и возможность бежать. Когда он не палил из пистолета в злачных местах, куда приходилось наведываться, чтобы раздобыть наркотики, без которых на тот момент уже не мог продолжать существование, Ричардс ездил в «Бентли» по странам и континентам – и с этими поездками тоже связано немало такого, из чего живым удавалось выйти только по счастью. Он в течение десяти лет возглавлял публикуемый музыкальными изданиями список первоочередных кандидатов на тот свет – и нынче не стесняется этого, а гордится. Он не имеет тяги к гопничеству и не изображал из себя гангстера, но признается, что среди его ближайших не музыкальных друзей почти все хоть раз да сидели – не пару суток или недель, а полновесные сроки. Он типичный альфа-самец, совершенно не приученный надувать по этому поводу щеки – но вот перечить ему явно не стоит. И в друзья себе выбирает главным образом таких же. По крайней мере уже в 60-е Ричардс и Джаггер, в силу своей невероятной популярности, становятся своими и в кругу молодых европейских аристократов, и среди звезд шоу-бизнеса. При этом можно без натяжки утверждать, что Ричардс, проживающий ныне по соседству с Брюсом Уиллисом, у которого уж точно не воровали 47 долларов из 50 остается человеком совершенно демократичным (чего, конечно, никак не скажешь о Джаггере – история с посвящением Мика в рыцари Ричардса очень веселит).

И вот при всех этих жестких качествах, Ричардс проявляет удивительное нежелание обливать кого-либо дерьмом. Для автобиографии звезды это настолько странно, что выглядит чуть ли не всепрощенчеством. Ричардс обладает редким даром принимать людей такими, какие они есть – даже когда речь идет о стукачах, сдававших его полиции. Конфликт с Джаггером подан исключительно в плане пользы-вреда для группы, ничего личного, во всяком случае, ничего такого личного, что бы Ричардса оскорбляло. Он пишет: мы с Миком не друзья. Но братья. Всевозможные скандальные моменты, многократно пережевывавшиеся прессой и биографами: откровенный дрейф Джаггера в конце 60-х в гомосексуальную сторону, его сатанинские увлечения – Ричардс по крайней мере не упоминает, но вообще-то велика вероятность, что он их и не особо заметил – как не имеющие отношения к собственно музыкальной материи.

О вроде бы легендарных стоунсовских оргиях Ричардс говорит даже с некой растерянностью – он ничего такого умопомрачительного не помнит. Ну да, всегда вокруг тусовалось много народа, пили-торчали, группиз, все дела; у Марианн Фейтфул или у другой боевой подруги вполне могло вдруг распахнуться где-нибудь в аэропорту от ветра сари и обнаружиться отсутствие всякого белья. Могли и дом подпалить по дури. Но чтобы что-то такое исключительное… Кстати, сын Ричардса Марлон, сопровождавший его в семилетнем возрасте в долгом туре 1976 года, тоже ничего подобного припомнить не может. Это один из самых удивительных моментов в книге – как мальчишка ухаживает за своим папашей, у которого самая тяжелая фаза героиновой зависимости, так что способен он только играть бесконечные концерты да искать дозу (в каждой стране приходится заново, через границу ведь не повезешь). Ричардс мог опоздать к объявленному началу концерта часа на два. Публика ждала, не расходилась и не очень буянила – знали, что закончится концерт тоже не по расписанию, так что своего они не потеряют. Маленький Марлон был единственным человеком, который не боялся подойти и будить Ричардса перед концертом. У Кита под подушкой лежал пистолет и никто другой не мог быть уверен, что спросонья Ричардс его не пристрелит.

И еще одна неожиданная вещь. Отношение Ричардса к женщинам – и тем, с которыми он был вместе длительное время и заводил детей, и тем, с которыми встречался всего раз – следует считать образцовым (конечно, на особый, присущий времени и среде лад).

Главные ипостаси Кита Ричардса – он музыкант и торчок. Именно музыкант, а не деятель шоу-бизнеса. С пятнадцати лет, когда он снимал с пластинок гитарные партии своих любимых блюзовых и рок-н-ролльных исполнителей, в отношении к музыке с тех пор он не очень-то изменился. О музыке и музыкантах, которые ему дороги, пишет много дельного, «магия однообразия» - это как раз о том, как открывалась ему суть американской музыки блюзовых корней. Прелести шоубиза считает вещью, может быть, по своему и необходимой, но совершенно нейтральной – суть точно не в них. Можно по условиям контракта перед стадионными концертами пожимать руки полупьяным менеджерам фирм-спонсоров и фотографироваться с ними на память – это не имеет никакого значения, если на сцене ты все делаешь как должно. Кстати, выбравшись на миллионную концертную аудиторию, «Стоунз» вообще избавились от элементов шоу, которых в семидесятых у них бывало немало – типа большого надувного члена (Ричардсу он очень нравился, а Джаггеру еще больше, но часто использовать не удавалось). Воспитавший сам себя на блюзе и на джазе, вплоть до раннего Армстронга, Ричардс рано понял, что нет никакого привилегированного жанра и в самой махровой попсне встречаются качественные и интересные вещи. Понял – и дистанцировался от английских блюзовых и джазовых пуристов начала 60-х. Но не от блюзовой гитарной техники – и это во многом «сделало» «Роллинг Стоунз». В книге много о том, как он обнаружил для себя «открытый строй» и в конце концов перешел на пятиструнную гитару (тут, кстати, можно было бы ему задним числом посоветовать – как раз тогда стоило глядеть не только через океан, но и вокруг себя, на британских фолкеров, обогнавших Ричардса по возрасту всего на несколько лет; они к тому моменту уже открыли, закрыли и переоткрыли самые разнообразные гитарные настройки).

Ричардс редко когда и куда выезжал без гитары и комбика. Играть он готов в любой момент – как только рядом появится тот, с кем это интересно делать. Собственно, это его основная реакция на все, что происходит. Играть да сочинять песни. О процессе сочинительства Ричардс очень много рассуждает. Утверждает, что и со словами – это он кидает основную идею, Джаггер потом ее дорабатывает. Ну, насчет слов – в книге много примеров, и иногда трудно удержаться от некоторой по отношению к ним иронии – прямо скажем, порой заметно некое несоответствие их характера столь важному по их поводу комментарию.          

Ричардс утверждает, что никогда не употреблял наркотики ради удовольствия - просто в процессе жизни выработал для себя некий химический распорядок, который, собственно, и держал его на ногах, позволяя не спать неделями (рекорд – девять дней). Тут же сам себя перебивает – вру, как все торчки. В героиновой завязке он тридцать лет, но хорошо знает, что не изменится уже никогда. Что так и будет ему интереснее всего вспоминать о том, как и что он доставал и т.д. В книге об этом достаточно. Даже более чем. Именно наркотики (хотя и не они одни) чаще всего ставили Ричардса на грань выживания. Но никаких особых сожалений по этому поводу Ричардс не испытывает и точно не рассуждает в духе «переиграть бы жизнь заново». Дело шло, песни писались, группа играла. Глядя на фотографию нынешнего Ричардса в окружении детей и внуков, трудно заподозрить что перед нами семья наркомана. Даже Анита Палленберг, мать двух старших детей Кита (и третьего умершего), зашедшая слишком далеко даже по ричардовским меркам, в конце концов стала отменной бабкой для своих внуков.

«И что же он сделал? – Ричардс говорит о Билли Уаймане, ушедшем из группы в 1991-м, на волне успеха. – Освободив себя от рамок общества благодаря везению и таланту, поймав шанс, один из десяти миллионов, он взял и вернулся туда же, занялся розничной торговлей, вложил все свои силы, чтобы открыть паб. Зачем было бросать самую, блин, крутую в мире группу, чтобы открывать заведение, где подают рыбу с картошкой, и еще назвать его Sticky Fingers?»

Это книга о везении и таланте, которыми так просто не бросаются. Об упорном, даже упертом само-стоянии и о настоящей внутренней свободе. По крайней мере одна из лучших рок-автобиографий, когда-либо увидевших свет, и уж точно лучшая из тех, что выходили на русском языке.

«Кое-кто недоумевает, - говорит Кит по поводу «второго дыхания» группы в конце 80-х, растянувшегося на двадцать лет стадионных аудиторий и многомиллионных доходов, – почему вы продолжаете этим заниматься? Сколько вам еще нужно денег? Что ж, заработать вообще-то никто не против, но лично мы просто хотели выступать. Мегатуры раздувало до таких размеров просто потому, что на нас был спрос».

«Некоторые жалуются, что мы уже старики. Но вообще-то я всегда говорил: если бы мы были черными и нас бы звали Каунт Бейси или Дюк Эллингтон, все бы только твердили – давай-давай».

Пес Ричардса – подлинный кабысдох – подобран на московской улице возле стадиона «Динамо». Зовут его Распутин. «История у него мутная – русский все-таки, ничего не попишешь».

Вообще-то тут полкниги тянет процитировать. Чего стоит хотя бы история путешествия с детьми в Африку – поглядеть на зверей («…огромные следы слоновьих ног и линия посреди от его волочащегося члена. Это был шок, это было унижение. Ну мы что, железные это терпеть?). В конце концов, гитаристу едва не оттяпал руку крокодил.

«Первая строчка из письма Тони Блэра звучала так: «Дорогой Кит, вы всегда были одним из моих героев…». Англия в руках человека, у которого я герой? Это ужас какой-то».

Да, прах своего отца (последние годы отец провел, разъезжая по свету вместе с группой, поклонницы и обслуживающий персонал очень его любили) Ричардс с кокаином, вопреки распространенной легенде, не замешивал. «Я наконец посадил у себя крепкий английский дубок, чтобы высыпать прах под него. Когда я снял с коробочки крышку, крохотную щепотку праха сдуло на стол. Я не мог так просто смести его на землю, так что подцепил пальцем и носом втянул остаток. Прах к праху, отец к сыну. Он теперь питает собой дубы и сказал бы мне за это большое спасибо».

Время публикации на сайте:

16.12.12

Рецензия на книгу

Жизнь