Горе уму, или Планета обезьян

 

Александр Марков. Эволюция человека. Книга первая. Обезьяны, кости и гены. М., Астрель, CORPUS, 2011

Александр Марков. Эволюция человека. Книга вторая. Обезьяны, нейроны и душа. М., Астрель, CORPUS, 2011

 

 

 

 

Александр Марков занимается эволюционной биологией, он доктор наук, трудится в Палеонтологическом институте РАН, широкой публике известен как популяризатор науки, часто мелькает на ТВ. С ним было опубликовано множество интервью по случаю присуждения премии за лучшую научно-популярную книгу – это и есть рецензируемый двухтомник.

Труд Маркова сравнивают с лучшими образцами биологического научпопа типа книжек Конрада Лоренца, хотя он все же уступает им по глубине философских обобщений. Да и трудно их ожидать ее от книги, сложенной из колонок, которые Александр Марков и Елена Наймарк (ее перу принадлежат некоторые главы) писали для научного портала «Элементы». Главное достоинство этого двухтомника в другом: он представляет всю совокупность сегодняшних представлений эволюционной биологии о человеке. Чтобы составить такое представление самостоятельно, пришлось бы не один месяц лазить во Всемирной паутине или прочесть не один десяток книжек, отсеивая умудренных агнцев и полезные злаки от развязных козлищ и тошнотворных плевелов.

Иное дело, что генетика и смежные с нею науки сегодня развиваются стремительно, и многие воззрения в скором времени могут оказаться устаревшими. Еще года три назад нас уверяли, что человек современного типа («сапиенс») не мог скрещиваться с неандертальцами, потому что их ветви разошлись аж 450 тысяч лет назад. Однако в 2010 году группа ученых из лейпцигского Института Макса Планка доказала, что в геноме нынешних европейцев и азиатов (но не африканцев) содержится от 1 до 4% генов неандертальцев. Более того, в 2008 году в пещере Денисовой на Алтае были обнаружены останки Homo altaiensis («человека алтайского»); денисовцев называют третьей разумною расой наряду с сапиенсами и неандертальцами. Они также скрещивались с сапиенсами: особенно много их генов в геноме жителей Австралии и Новой Гвинеи.

На первых страницах Марков указывает место человека на эволюционном древе. «Мы эукариоты. Мы заднежгутиковые. Мы животные. Мы вторичноротые. Мы хордовые. Мы позвоночные. Мы челюстноротые. Мы четвероногие. Мы амниоты. Мы синапсиды. Мы млекопитающие. Мы плацентарные. Мы приматы... Мы большие африканские человекообразные обезьяны. Наконец, мы люди». Но при несомненном мастерстве изложения и импозантном мягком юморе, Марков не склонен упрощать. Человек не произошел от обезьяны, человек и есть обезьяна, поэтому в тексте появляются обороты типа «нечеловеческие обезьяны». С другой стороны, слово «душа» используется как синоним понятия «психика»; богословы, вероятно, потребуют большей терминологической точности. Впрочем, автор имеет право взирать на предмет со своей эволюционной колокольни.

Немало труда Марков кладет на развенчание наукообразных мифов, запущенных предыдущими поколениями исследователей и популяризаторов. Известный антрополог Юрий Березкин недавно писал: «Рискну предположить, что большинство соотечественников до сих пор полагают, будто “первобытные люди” жили в “пещерах” при “матриархате”, а “феодальному строю” повсюду предшествовал “рабовладельческий”. Подобные представления об истории можно смело назвать мифологическими. И хотя нетрудно обратиться к научным изданиям, содержащим более достоверную информацию, мало кто это делает». Похоже, одна из причин в том, что научные воззрения то и дело меняются: позавчерашняя концепция, торжественно опровергнутая вчера, снова берется на вооружение сегодня. Мифы обеспечивают хоть какую-то стабильность мировоззрения. При этом не стоит преувеличивать разницу между традиционными мифами, овеянными благородною древностью, и современными – агрессивными и вульгарными. Механизм их функционирования один и тот же, и в основе их лежат одни и те же архетипические представления. Поэтому научные теории и усваиваются публикой в форме мифов – о матриархате, об относительности, о происхождении Дарвина от обезьяны.

С другой стороны, знание мифологии способно основательно скорректировать выводы генетиков. Скажем, описывая распространение человечества по лицу Земли, Марков в главе «Открытие Америки» рисует картину заселения Нового Света, основанную на данных генетики и археологии. Получается, что эмиграция имела место 15-16 тысяч лет назад, в виде однократной волны, и «все разнообразие коренных американцев происходит из единого предкового азиатского генофонда».

Изучение распространения мифических мотивов дает более сложную картину. Заселение Америки началось около 16 тысяч лет назад, когда еще существовал перешеек Берингия[1]. Однако первые поселенцы дальше Аляски не продвинулись: путь на юг перекрывал ледник. Примерно 15 тысяч лет назад открылся проход вдоль тихоокеанского побережья с выходом в Калифорнию, примерно 13,5 тысяч лет назад – другой проход по долинам рек с выходом на Великие Равнины. Две волны заселения последовали с очень небольшим промежутком. Одну составили выходцы из Южной Сибири, они воспользовались путем на Великие Равнины и принесли с собою «циркумгобийский» мифологический комплекс. Другая волна мигрантов прошла по побережью, это были выходцы из Юго-Восточной Азии, а лучше всего их мифы сохранились на одном конце маршрута – в Меланезии, и на другом – в Амазонии. В следующие три тысячи лет, когда ледники уже растаяли, а перешеек еще существовал, в Северной Евразии и в Северной Америке прослеживается единый комплекс мифов[2].

Марков подчеркивает, что между людьми и прочими обезьянами дистанция не так уж велика. «Матерый самец орангутана или гориллы выглядит жутковато, он весь обвешан вторичными половыми признаками, демонстрирующими мужественность и силу: горбатая серебристая спина, зверский взгляд, немыслимые блинообразные щеки, огромные складки черной кожи на груди. Человеческого в них мало. А вот девушки у них довольно симпатичные. В жены такую, пожалуй, не возьмешь, но так, погулять, в кафе посидеть, поболтать о том о сем...» То-то я сразу накинулся на первый том, где про кости, гены и происхождение видов; а вот мою жену больше заинтересовал второй, где про душу, мораль и общительность.

Следует отметить, что идея родства с животными коренится глубоко в недрах человеческого мышления, в архаическом тотемизме. И это не обязательно звери человекоподобного обличья вроде обезьяны или медведя: некоторые архаические общества, точнее, их фратрии, считались родством с попугаем, ягуаром или змеей. Саму свою способность к классификации человек извлек из наблюдений за животным царством и перенес ее на собственные семейно-родовые отношения. В известной русской сказке отношения Маши и Медведя подозрительно напоминают семейные. Случай Ивана-царевича и Царевны-лягушки труднее – его осложняют и мотив оборотничества, и сильный половой диморфизм; но и тут можно различить следы тотемических воззрений. Словом, представление о нашем родстве с животными гораздо древнее, чем догма о сотворении человека Богом.

И кстати о креационистах. Религиозность общества, как доказывают исследования американца Грегори Пола, вовсе не способствует его процветанию. В странах с высокой религиозностью населения выше детская смертность и количество абортов¸ ниже продолжительность жизни, выше уровень преступлений против личности, больше разрыв между бедными и богатыми. Светские страны – самые благополучные. Марков, впрочем, полагает, что корреляция тут не такая прямая. Скорее, неблагополучие и повышенная религиозность населения проистекают из одной причины – социального, имущественного и образовательного неравенства.  

Зато марксистский тезис о том, что «труд создал человека», находит у Маркова неожиданное подтверждение. Конечно, трудиться могут и шимпанзе, и птичка, и муравей; но вся человеческая культура и все наши технологии – лишь следствие большей «кратковременной рабочей памяти» (КРП) по сравнению с «нечеловеческими обезьянами». У шимпанзе колка орехов – не врожденное умение, а культурная традиция, которой владеют далеко не все популяции. Обычно шимпанзе манипулируют тремя предметами – орехом, камнем-молотом и камнем-наковальней. Самые продвинутые еще и устанавливают под шаткую наковальню каменный клин. Значит, объем КРП у шимпанзе равен 2 или максимум 3. У человека этот объем – 7 (плюс-минус 2, у особо тупых или гениальных особей). Но ведь КРП и развивалась в процессе все более сложных манипуляций, оттого-то эта разновидность памяти и именуется рабочей.

Марков показывает, что многие особенности человеческой психики (например, альтруизм, доверчивость, благодарность) в значительной степени зависят именно от генов. Впрочем, это можно узнать и из других популярных книжек о нынешнем состоянии эволюционной теории. А вот что станет для многих совершенною новостью. Генетикой, по современным данным, до некоторой степени обусловлены даже политические взгляды – в самом общем виде: консервативные или либеральные. А я-то думал, это чисто возрастное. Тем более, что человечество на этот счет придумало множество звонких афоризмов. Типа, блажен кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел. Или: кто в молодости не был левым, у того нет сердца, кто в старости не сделался правым, у того нет мозгов.

Другой тезис – что политические взгляды зависят от степени пугливости – с этими представлениями отлично коррелирует. Консерваторы[3] демонстрируют куда более сильные физиологические реакции на испуг, чем либералы. Но пожилые люди в среднем тоже более опасливы, чем беспечная молодежь.

Развенчивается здесь и миф, что ХХ век был самым кровопролитным в истории человечества. В верхнем палеолите в среднем 15% людей гибло в постоянных войнах («Особенно богатый материал такого рода есть по австралийским аборигенам»)[4]. В прошлом же веке умерло примерно 4 млрд 126 млн человек; из них погибли в мировых войнах и менее заметных вооруженных конфликтах не более 185 млн, то есть 4,5%.

А вот традиционное представление о мудрости предков не лишено оснований. Самым умным человек был как раз в верхнем палеолите, то есть 40–25 тысяч лет назад, именно тогда его мозг был самым большим. Но по мере того, как человечество накапливало полезные знания, навыки и модели поведения, умственные способности каждому отдельно взятому индивидууму приходилось напрягать все реже. «Если не нужно до всего доходить своим умом и огромный объем готовых полезных знаний тебе в детстве взрослые скармливают с ложечки, то можно обойтись и мозгом поменьше». В самом деле, мозг очень дорогой в эксплуатации орган, он потребляет 20% всех калорий, расходуемых организмом. Таким образом, герои-первопредки в мифическое «время оно» и впрямь были умнее нас, но придуманная ими культура в некотором отношении направила эволюцию человечества вспять.

Книга Александра Маркова и Елены Наймарк сообщает еще много интересных историй в этом роде. Некоторые из них читаются как притчи с готовой моралью, другие провоцируют читателя на собственные размышления. Сравнение открытий эволюционистов с древними мифами и расхожими представлениями обеспечивает огромное удовольствие от чтения.