Китай сегодня

19 января 2011 года президент США Барак Обама и председатель КНР Ху Цзиньтао подписали совместное коммюнике по итогам визита китайского руководителя в Вашингтон. В коммюнике стороны заявляют о своем обязательстве развивать «в позитивном ключе всесторонние американо-китайские отношения сотрудничества». По вызывающему основную озабоченность вопросу каждая сторона заверяет другую сторону в следующем: «Соединенные Штаты подтверждают, что они приветствуют мощный, процветающий и успешный Китай, играющий все большую роль в мировых делах. Китай приветствует Соединенные Штаты как страну Азиатско-Тихоокеанского региона, вносящую свой вклад в дело мира, стабильности и процветания в этом регионе»[1].

С этого времени оба правительства приступили к достижению объявленных целей. Состоялись визиты высших американских и китайских официальных лиц, были приняты соответствующие документы по многим стратегическим и экономическим вопросам. Возобновились контакты в военной области, тем самым открыв важный канал связи. На неофициальном уровне, по так называемой «второй дорожке», шло изучение всевозможных вариантов развития американо-китайских отношений.

И все же, по мере расширения сотрудничества, нарастали и противоречия. Влиятельные группы в обеих странах утверждают: гонка за превосходство между Соединенными Штатами и Китаем уже в самом разгаре. Нестабильность в глобальной экономике и мировой финансовой системе добавили дополнительные подтверждения данному предположению. До кризиса мнение о достижении Китаем возможности бросить вызов международному превосходству Америки, казалось весьма призрачным, чисто гипотетическим. И поскольку Китаю удается избежать воздействия глобального финансового кризиса по основным направлениям, по крайней мере на время написания этого послесловия, а Соединенные Штаты и Европа долгое время находятся в режиме жесткой экономии, китайское превосходство часто представляется неизбежным и уже приближающимся.

Явное меньшинство как в Китае, так и в Соединенных Штатах считает сейчас другую страну противником, с которым предстоит вступить в конфронтацию. По мнению большинства в Америке, Китай достиг процветания в рамках поддерживаемой Америкой международной системы, при этом он сохраняет дружественные или по крайней мере непредвзятые отношения с рядом противников Америки и делает все для изменения правил международной системы в свою пользу. При таких взглядах призывы к китайско-американскому сотрудничеству выглядят устаревшими и даже наивными.

Взаимные обвинения возникают на основе различных, но в чем-то и схожих анализов, проводимых в каждой стране. Некоторые американские теоретики в области стратегического мышления заявляют — китайская политика преследует две долгосрочные цели: во-первых, сместить Соединенные Штаты с господствующего места в западной части Тихоокеанского региона; во-вторых, сформировать в Азии блок, подчиняющийся исключительно китайским экономическим и политическим интересам. В соответствии с этой концепцией Китай, даже не будучи равным Соединенным Штатам по абсолютным военным возможностям, таит в себе неприемлемые риски, связанные с ядерным конфликтом. Он также ускоренными темпами развивает современные средства, способные свести на нет традиционные американские преимущества в других областях. Его неуязвимость перед ответным ядерным ударом неизбежно будет подкреплена расширением радиуса действия противокорабельных баллистических ракет и новыми возможностями так называемой «асимметричной войны» (включая использование кибер- и космического пространства, а также различных форм нарушения экономической жизни, за исключением прямого столкновения). Поскольку такие возможности существуют, соседи Китая, действительно зависящие от китайской торговли и находящиеся в сомнениях относительно американской способности на ответную реакцию, будут приспосабливать свою политику к китайским предпочтениям. В конечном счете это может привести к созданию китаецентристского азиатского блока, который будет доминировать в западной части Тихоокеанского региона. Доклад о новой оборонной стратегии США, сделанный в январе 2012 года, отражает, по крайней мере косвенно, некоторые из этих опасений.

Следует подчеркнуть — ни один из официальных представителей китайского правительства не заявлял, будто подобная стратегия на деле является политикой Китая. Фактически они подчеркивают обратное. Однако в китайской полуофициальной прессе и исследовательских центрах имеется достаточно материалов, свидетельствующих о поддержке теории о движении китайско-американских отношений в направлении скорее конфронтации, чем кооперации.

Американские озабоченности в стратегическом плане становятся особенно заметными на фоне их идеологической потребности вести борьбу со всем недемократическим миром. Авторитарные режимы по природе своей, как говорят, лабильны и склонны к объединениям, они, стремясь добиться внутренней поддержки, не задумываясь прибегают к националистической и экспансионистской риторике и практике. В соответствии с этими теориями — некоторые их варианты просматриваются в кругах американских левых и правых — напряженность и конфликт с Китаем произрастают из собственно внутренней структуры Китая. Утверждается, будто всеобщий мир наступит в результате глобального триумфа демократии, а не благодаря призывам к сотрудничеству. Отсюда, судя по этим взглядам, примирение незаметно превращается в умиротворение. Соединенные Штаты в своем стремлении расширить сферу демократии посредством пропагандистско-агитационной деятельности, а в случае необходимости и путем давления, как внушают всем, обеспечат не только собственную безопасность, но и всеобщий мир. Они будут не столько претворять в жизнь свои предпочтения, сколько содействовать неизбежному скачку истории вперед. Политолог Аарон Фридберг пишет, например, что «либеральному демократическому Китаю нет никаких причин бояться своих демократических партнеров и уж тем более применять силу против них». Поэтому «конечная цель американской стратегии, если отбросить дипломатические тонкости, состоит в ускорении революции, пусть даже и мирной, способной покончить с однопартийной авторитарной властью в Китае и на ее месте воздвигнуть либеральную демократию»[2].

Разработка данной концепции предполагает, что Америке следует проводить политику латентной враждебности по отношению к любому государству, расцениваемому ею как недемократичное. Такая перспектива означает следующее: американо-китайские отношения развиваются в направлении либо конфронтации, либо внутренних беспорядков в Китае. При этом политика в отношении Китая должна, по существу, действовать на опережение. Зачем ждать каких-то предполагаемых проблем в будущем от Китая? Вместо этого Америке следует оказать поддержку независимым центрам силы вдоль границ Китая, стремясь одновременно навязать определенные «правила дорожного движения».

С точки зрения Китая, настроенность на конфронтацию вытекает из совершенно противоположной логики. Он рассматривает Соединенные Штаты как уязвленную сверхдержаву, полную решимости не допустить подъема кого-либо из соперников, а на эту роль более всего подходит Китай. Как бы активно ни стремился Китай к сотрудничеству, утверждают китайцы, Америка всегда будет ставить перед собой цель воспрепятствовать возвышению Китая, используя как военные средства, так и договорные обязательства, лишь бы помешать ему играть его историческую роль Срединного государства. При такой перспективе любое значимое сотрудничество с Соединенными Штатами ведет Китай к провалу, поскольку оно будет лишь способствовать достижению поставленной Америкой цели нейтрализовать Китай[3]. Постоянная враждебность подчас видится даже во влиянии американской культуры и технологий, трактуемом порой как некая форма намеренного давления, предназначенного для разрушения внутреннего консенсуса в Китае и традиционных ценностей. Самые настойчивые голоса утверждают, будто Китай слишком пассивно относится к постоянно демонстрируемой враждебности в свой адрес, и, например в случае с территориальным вопросом в Южно-Китайском море, Китай должен выступить против тех своих соседей, с которыми у него есть территориальные проблемы. А затем «уяснить причину, подумать о будущем и ударить первым, до того как ситуация в конечном счете выйдет из-под контроля... провести небольшие военные операции, которые могли бы отбить охоту у провокаторов идти дальше»[4], — такой стратегии придерживался Китай в индийской, вьетнамской и Корейской войнах.

Неизбежное соперничество?

Есть ли какой-то смысл в поиске отношений сотрудничества между США и Китаем и в политике, предназначенной для достижения этой цели?

Политический анализ не может ограничиваться механическим применением исторических аналогий; он должен принимать в расчет не имеющие прецедента детали современной мировой арены. В истории, несомненно, имели место случаи, когда подъем новых держав вызывал конфликты с уже устоявшимися странами. Но условия изменились. Издержки войны между крупными державами превосходят возможные от нее выгоды. Как говорится в эпилоге, сомнительно, чтобы руководители, так беспечно ввязавшиеся в Первую мировую войну в 1914 году, сделали бы это, знай они тогда, каким станет мир в конце войны. У руководителей современного мира нет и не может быть таких иллюзий. Большая война между развитыми ядерными странами должна принести страшные потери и беспорядки, не соотносимые с просчитанными целями. Превентивность в любом случае исключается, особенно для такой плюралистической демократии, каковой являются Соединенные Штаты.

Но если им бросят вызов, Соединенные Штаты сделают все, что они обязаны сделать для сохранения своей безопасности. Однако им не следует принимать конфронтацию в качестве излюбленной стратегии. В лице Китая Соединенные Штаты столкнутся с противником, накопившим за столетия богатый опыт использования длительного конфликта в качестве своей стратегии, чья доктрина делает упор на психологическом истощении противника. В каком-то реальном конфликте обе стороны обладают возможностями и изобретательностью для нанесения катастрофического урона друг другу. Ко времени завершения такого гипотетического пожара все его участники окажутся в истощенном и ослабленном состоянии. И тогда им вновь придется столкнуться с той же задачей, с какой они сталкиваются сегодня: создание международного порядка, где обе страны являются значимыми составными частями.

Тот образец политики сдерживания периода стратегии «холодной войны», примененный обеими сторонами против экспансионистского Советского Союза, не работает в нынешних условиях. Слабая экономика Советского Союза — за исключением военного производства — не оказывала влияния на глобальную экономику. Когда Китай разорвал связи и выгнал советских специалистов, не много стран, за исключением лишь насильно вовлеченных в советскую орбиту, было в значительной степени завязано на экономические отношения с Москвой. Современный же Китай, напротив, является динамичным фактором мировой экономики. Он стал главным торговым партнером всех своих соседей и большинства западных индустриальных держав, включая Соединенные Штаты, — факт, который, несомненно, будет оказывать влияние на расчеты всех стран и их поведение во время гипотетического соперничества. Длительная конфронтация между Китаем и Соединенными Штатами нанесет ущерб мировой экономике с непредсказуемыми последствиями для всех.

Вряд ли для Китая в конфликте с Соединенными Штатами будет применима стратегия, которой он придерживался в конфликте с Советским Союзом. Ничтожное количество стран — а в Азии вообще ни одной — будут относиться к американскому присутствию в Азии как к «щупальцам», которые надо «отрубить» (образное выражение Дэн Сяопина о стремлении Советского Союза занять позиции далеко за своими пределами, такую оценку поддержали американские администрации от обеих партий). Даже те азиатские страны, которые не входят ни в какие союзы, стремятся иметь — в виде американского политического присутствия в регионе и американских вооруженных сил, расположенных в близлежащих морях, — гарантии сохранения такой окружающей среды, где они привыкли жить. Их подход отражен во фразе, сказанной представителем Индонезии своему американскому коллеге: «Не оставляйте нас, но и не заставляйте нас делать выбор».

Наращивание в последнее время Китаем военной мощи по своей сути не является исключительным феноменом: как раз более необычным выглядело бы, если бы некоторое наращивание его военных возможностей не приводилось в соответствие с экономической мощью второй крупнейшей экономики мира и крупнейшего импортера природных ресурсов. Проблема в том, есть ли у этого наращивания конечные сроки и какие цели оно преследует. Если Соединенные Штаты будут рассматривать каждый шаг в развитии китайской военной мощи как враждебный, они быстро окажутся втянутыми в бесконечную серию споров по поводу неких тайных замыслов. Но Китай должен осознавать, исходя из собственной истории, невидимую грань между наступательными и оборонительными возможностями и видеть последствия ничем не ограниченной гонки вооружений.

Нет никаких сомнений в том, что в случае возникновения проблем для их национальной безопасности Соединенные Штаты предпримут необходимые шаги для их решения, как не единожды происходило в их истории. Такое действие предполагает наличие ясной концепции национального интереса и национальной безопасности страны и воли для твердого следования данной концепции. Но они не должны допускать ненужной конфронтации во имя таких целей, которых США не в силах добиться или которые лучше всего достигаются совершенно иными средствами. Нам следует стараться не повторять в нашей политике в отношении Китая худшие образцы тех конфликтов, когда у нас изначально существовала широкая поддержка со стороны общественности и стояли широкие цели — Вьетнам, Ирак и Афганистан. В итоге американский политический процесс настойчиво потребовал проведения стратегии, направленной на выход из войны, что фактически привело к отказу, если не полному отходу от объявленных ранее целей. У нас не должно быть никаких иллюзий относительно реализации курса на сочетание оборонной политики, отражающей бюджетные рамки, с дипломатией неограниченных идеологических целей.

У китайских руководителей должны быть свои веские причины для того, чтобы отвергнуть внутренние призывы к враждебному подходу, как они действительно открыто объявляют[5]. Имперская экспансия Китая в историческом плане представляла собой скорее медленное проникновение, чем покорение, или посвящение в китайскую культуру завоевателей, которые в таком случае добавляли свои территории к китайским владениям. Установление господства в Азии обернулось бы ужасающим предприятием. Советский Союз во время «холодной войны» граничил с рядом слабых стран, истощенных войной и оккупацией, зависящих от обязательств американских войск по их защите. Китай же граничит с Россией на севере; с Японией и Кореей, американскими союзниками, на востоке; Вьетнамом и Индией на юге; Индонезия и Малайзия находятся в непосредственной близости от его границ. Такой расклад отнюдь не способствует завоеваниям. Но он с большей вероятностью способен вызывать опасения по поводу возможности окружения. Каждая из этих стран имеет большие военные традиции и представляет собой существенную преграду, если бы ее территория или ее возможности проведения независимой внешней политики оказались под угрозой. Воинственная внешняя политика Китая укрепила бы сотрудничество между всеми или по крайней мере некоторыми из этих стран, тем самым напомнив Китаю тот исторический кошмар, какой случился в период 2009—2010 годов.