Любовь, мятеж и смерть от холода

Mark Z. Danielewski: Only Revolutions. Roman. Klett-Cotta, Stuttgart 2012

Что это? Вознесение к небесам и сошествие в ад полутора веков американской истории в безжалостном замедленном изображении? Аллегорический «роуд-муви» в гимническом стиле патетической, а порой и слащавой абстракции? Головоломка, задача которой не в том, чтобы найти разгадку, если таковая вообще существует, а в том, чтобы обосновать правила, согласно которым ведется рассказ?

После прочтения этой безумной книги рецензент, отброшенный литературным ударом, прежде всего пал на колени. Но все по порядку. Хотя порядка не найти во втором романе Марка З. Данилевски.

„Only Revolutions“, как свидетельствует название не только американского оригинала, но и конгениального немецкого перевода, на 360 строго и последовательно скомпонованных страницах описывает круг, поворот на 360 градусов, а именно и буквально некую революцию.

Точнее говоря: одно круговое движение на каждый разворот книги. Она рассказывает историю бегства, любви, брака и преображения двух подростков, Сэма и Хейли, причем из двойной перспективы каждого из них: книгу следует читать и обычным способом, и задом наперед. В любом случае верхняя половина страницы посвящена одному из героев. Каждые восемь страниц, как советует издатель, лучше всего перевернуть книгу вверх ногами и так читать дальше, чтобы увидеть одни и те же события разными глазами. Однако собственный читательский опыт показывает, что постоянно приходится перескакивать туда-сюда между рассказами Сэма и Хейли, чтобы не упустить тонкие различия в их мировосприятии.

Не удовлетворившись этим, Данилевский еще резче провернул колесо формальных поисков. Основной нарративной единицей является, собственно, некая песня, ровным счетом в 90 слов на каждой половине страницы, причем «половину» здесь не нужно воспринимать буквально. Рассказы Хейли и Сэма печатаются сперва крупным шрифтом, который постепенно уменьшается до размера шрифта примечаний. То есть обе истории графически начинаются в гордом, захватывающем пространство излишестве, но по мере приближения к другой истории все больше, так сказать, уплотняются ею. Одновременно по краю голосов двух рассказчиков проходит временная ось, на которой отмечены даты, мелкие и великие дела, но, главным образом, собраны в неиссякающий поток все, кто погиб в катастрофах и войнах истории. Хроника Сэма начинается 22 ноября 1863 года и доходит до убийства Кеннеди 22 ноября 1963 года, а хроника Хейли начинается с Кеннеди и продолжается до 2063 года, но с 2006 года – года первого издания книги в Америке – в ней только пустые столбцы.

Если быть точным, то оба протагониста, которым на этой ленте Мёбиуса вечно шестнадцать, находятся даже не в одном столетии. Когда, например, Сэм и Хейли отправляются в свои безумные путешествия по Америке на машине, то марка автомобиля меняется на каждой странице, при этом линейка Сэма начинается с олдтаймеров, а у Хейли – с моделей 60-х годов. После таких формальных принципов (упомянутых отнюдь не полностью) не следует ожидать «реалистического» повествования.

То, что предстает в итоге перед читателем, напоминает скорее усложненную головоломную поэму в прозе во славу неукрощенной энергии той нации, которая стала уже достаточно старой, чтобы стенать под кошмарным гнетом истории. История (истории) Сэма и Хейли начинаются с воззвания в возвышенном тоне, который – то уклоняясь в ювенильность и иронию, то включаясь на полную громкость, то проникаясь бесстыдно-дерзкой, словотворческой поэзией битников – пронизывает всю книгу. Эта восхитительная стилистическая смесь конгениально воссоздана переводчиками Герхардом Фалкнером и Норой Матоцка, она оказывает такое же длительное отуманивающее воздействие, как и передоз наркотиков.  

В версии Сэма: „Алелуйя! Haleskirth! / Наконец выскочил! / Я все могу / отбросить. / все любят / мечту, но я ее убиваю. / Белоголовые орланы парят / надо мной: – Reveille Rebell! / Я освобождаюсь от этой лямки. / Полон огня. Возжигаю бриз. / Я опустошу мир. / Никаких проблем. Повсюду новое восстание / кругом. Одним поворотом. Одной улыбкой. Сморщив лоб. / Всемогущие шестнадцать лет и свобооооооден.“

Как и Сэм, которому аккомпанирует хор животных, Хейли, окруженная говорящими растениями, начинает со спуска с горы („Я есмь / Мир, с которого / спускается гора, / и я смеюсь, потому что щекотно“), который поначалу может показаться пародией на наивную манию величия юношеского порыва. Однако книга, похоже, вполне серьёзна даже в самые чреватые пафосом моменты. В конце первого восьмистраничного двойного отрезка оба персонажа встречаются, поначалу исполненные высокомерия, а затем стремительно влюбляются друг в друга. Это не меняет взаимосвязи их рассказов, похожих на небылицы, которые сменяют друг друга, вынося на гребень того, кто в этот момент держит речь.

Затем следует история поисков и бегства через всю Америку, в которой много необычных языковых придумок в области секса („RuckizuckiPhallosucki“), наркотиков, попоек и преследователей вроде персонажа по имени Крип или Гигантофенофемальная Мощная жужжалка – о которых уже потому нельзя создать никакого представления, что почти все имена и образы вокруг двух протагонистов меняются от страницы к странице. Как бы далеко от какого то ни было реализма не была рассказана «демократия двоих, изложенная и хронологически упорядоченная», она все же битком набита деталями вроде отсутствия шапки у Сэма и обуви у Хейли, или меда, которыми они оба, кажется, исключительно только и питаются, реалиями и американизмами, создающими идеальную кормёжку для клуба любителей дешифровки и литературных семинаров.

Не будем отрицать, что рецензент временами воспринимал потребовавшиеся для чтения усилия как мучительное насилие. Автор, родившийся в Нью-Йорке в 1966 году, будто бы намеренно стремился разочаровать все мыслимые ожидания, возложенные на него читателями его культового дебюта „House of Leaves“ 2000 г. (Немецкий перевод «Дома из листьев»: Das Haus, Klett-Cotta, 2007). Там тоже в безумном темпе перекрещивались, даже боролись друг с другом графические возможности книги, сноски и редакторские примечания раздувались до предела. Однако история, лежащая в основе книги, прошлась по всем регистрам готического романа об экспедиции в бесконечности Борхеса, к тому же большая часть ее очарования заключалась в комическом противоречии между комментирующими голосами – чудаческими и одержимо-научными.

В „Only Revolutions“, напротив, словно ради того, чтобы мифологизировать историю о юношеском сопротивлении миру, разные стилевые уровни переплавляется в высшей степени искусственную идиому, которой соответствует некоторая монотонность повествовательной манеры. Так, в длинной средней части, в которой размер шрифта и время рассказов Сема и Хейли развиваются параллельно, мы встречаем обоих героев - его в роли зависимого раба-уборщика, к которому постоянно придираются, ее - официанткой в кафешке в Сент-Луисе, к которой все время пристают. Словно под стробоскопом мы видим, как боссы все в новых и новых вариантах преследуют молодых людей. То, что по материалу является чистым фарсом - slapstick, литературно растягивается до момента, пока в нулевой точке истории из сцены окончательно не вытравляется всякий комизм. После чего тон становится совсем элегическим, умолкает хор растений и животных. После дальнейших опасных похождений тинейджерам удается пожениться, – что является лишь предварением своего рода unio mystica, мистической свадьбы, которая объединит их друг с другом, когда, умирая от холода, они будут вновь совершать восхождение на свою гору...

Как признался Данилевски, судьба его персонажей все еще вызывает у него слезы на глазах. Для этого, должен сознаться рецензент, Сэм и Хейли с его точки зрения слишком абстрактны. Тем не менее безусловная художественная воля автора, его брызжущая мощью постмодернистская современность странно задевает. Как ни тяжело разжевать этот кусок, в конце концов остается чувство восхищения. А Данилевский тем временем не изменяет непредсказуемости. В его третьей книге, „The Familiar», речь пойдёт о девушке, которая нашла котёнка. Книга начнёт выходить с 2014 г. Это будет роман с продолжениями в 27 томах.