“Большая элегия Джону Донну” Иосифа Бродского, тщательно выписанная Ксенией Бисти на девяти белых и двух черных тарелках. Бетонный кубик Рубика, на котором Сергей Катран расположил буквы русского алфавита, иногда складывающиеся в знакомые слова, а иногда образующие новые. В “Мелочи” Евгения Грищука в роли букв выступают монеты, впечатанные в бумагу, их надо “читать” наощупь. А в “Человекокниге” Ольги Ганжи меняется уже природа бумаги: текст ложится здесь на человеческое тело, обнаженные женские ноги пытаются отвлечь внимание от нанесенных на них фраз. 

Выставку “Первая книга” в музее-заповеднике Царицыно впору назвать “Последняя книга”. Будущее печатных изданий сегодня неясно, электронные “читалки” теснят традиционную книгу на рынках многих стран.

Но “Первая книга” – не выставка памяти книгопечатания, это показ нынешнего состояния “книги художника”, арт-вариаций на тему традиционной книги. Давид Бернштейн оформил музейные залы не как надгробие, но как чествование – такие легкие и в то же время красивые экспозиционные решения в московских музеях редки.

Около 300 работ двух сотен авторов представляют практически весь мир. В Хлебном доме царицынского комплекса есть художники из Франции и Швейцарии, США и Финляндии, Турции и Бразилии. Но больше всего россиян – и произведений, созданных в последние годы. Это не только объекты, но и книги, где текстом оказываются фотографии, и видеофильмы: экраны сегодня всюду уместны.

Феномен «книги художника» в последнее время популярен в Москве – недавняя выставка livre d’artiste (по-французски это и есть книга художника), организованная Борисом Фридманом в Манеже, стала событием. Но кураторы «Первой книги», представляющие «Международное объединение «Книга художника»,  подчёркивают разницу между франкоязычным livre d’artiste (которую они понимают прежде всего как тиражную графику) и англоязычным artist’s book, произведением, стремящимся быть уникатом. Английский термин и надо применять по отношению к этой выставке.

Хотя Михаил Погарский, один из авторов экспозиции, утверждает, что «не художник работает для книги, а книга работает на художника», этот симбиоз оказывается слишком сложным для его расчленения. Он выглядит спором о курице и яйце, касается и эстетики, и будущего цивилизации.

Авторефлексия искусства смешана здесь с размышлениями по поводу священных культурных коров, среди которых Книга – едва ли не самая крупная. Но к этому примешивается и желание понять, куда движется Галактика Гутенберга, какие формы она примет после того, как законы восприятия мультимедийной информации окончательно отменят правила традиционного чтения.

До 21.04.

При подготовке текста автор использовал собственную статью, опубликованную в газете «Ведомости»