Художник как живой мертвец
Очередная книжка серии «Real Hylaea», затеянной московским издательством «Гилея», представляет российскому читателю Йоханнеса Баадера, берлинского дадаиста и сумасшедшего, одну из самых маргинальных фигур европейского авангарда. Даже среди его коллег по Дада-клубу мнения о Баадере существенно разнятся – от полного отрицания наличия у Баадера каких-либо талантов и неприязни до восхищения и признания его «звездой первой величины».
В книгу вошли манифесты, листовки, газетные заметки, эссе, письма, дневниковые записи, стихи и внежанровые «сюрреалистические» тексты. Однако начинать знакомство с книгой и ее автором лучше всего с интервью исследователя русского и европейского авангарда Андрея Накова с Верой Бройдо-Кон. В 30-е годы она близко общалась с берлинскими дадаистами, в том числе и с самим Обердада (звание, которое Йоханнес Баадер придумал сам для себя, отведя тем самым себе центральное место в иерархии дада-движения).
Бывший архитектор могильных склепов, Баадер воплощал собой редкий тип художника-радикала, практически полностью отказавшегося от художественной практики. Баадер был дадаистом в жизни, собранные в книге тексты служат своего рода дополнением и разъяснением к его «физической» деятельности – скандальным выходкам-провокациям, решиться на которые мог только сумасшедший. Нужная справка у Баадера имелась, она не раз спасала его от уголовной ответственности и тюрьмы.
Вера Бройдо рисует портрет абсолютно невменяемого и одержимого человека. Примечателен ее рассказ о том, что Баадер считал себя живым мертвецом. В один прекрасный день Йоханнес Баадер умер, но при этом продолжал жить. Для него вообще мало что изменилось, кроме того, что он приобрел способность видеть других мертвецов. Вера Бройдо описывает момент «смерти» Баадера так: «Однажды жена говорит Баадеру: «Мне нужно в магазин за продуктами, ты идешь со мной?». Баадер пошел с ней. В магазине она сказала: «Я тебя подожду здесь, а ты оплати покупки в кассе», - и отдала ему деньги, что с ее стороны было очень глупо. Ей следовало бы лучше знать своего Йоханнеса. Он тотчас же убежал из магазина и, по словам Хаусмана, больше они никогда не виделись! Он сел на первый же поезд до Лейпцига и, как он рассказывал нам впоследствии, испытал при выходе из вокзала ощущение полного восторга. Он увидел очень широкую и крутую лестницу, ведущую на площадь, а наверху было что-то вроде арки с электрическими лампочками. И тогда совершенно неожиданно – точь-в-точь, как это случилось со Стриндбергом, которого убило как раз такой лампочкой – над ним взорвалась лампочка и убила его».
Другое замечание Веры Бройдо касается того, что абсолютно всю деятельность Баадера – его выходки, коллажи, рисунки, даже газетные заметки – отличал «космологический» характер. В статье «Тот самый Баадер» Марина Изюмская пишет, что Баадер разрабатывал что-то вроде дадаистской космогонии. Суть этой космогонии отчасти раскрывается в его маленьком тексте «Восемь всемирных законов» («Люди – ангелы и живут на небесах»), занимающем в издании «Гилеи» центральное место.
Неоднозначность положения Баадера, клеймо полоумного шута, которое на него навесили его же коллеги, не отменяет наличие у него немалого художественного таланта. Вера Бройдо вспоминает о многочисленных работах Баадера, которые, по ее словам, были «объективно красивы». Рауль Хаусман, единственный, быть может, близкий друг Баадера, считал его изобретателем техники фотомонтажа. На протяжении многих лет Баадер трудился над своим главным детищем, книгой, сравнимой с Библией, которую он называл «HADO» («Справочник по обердадаизму»). В основе «HADO», как пишет Хаусман, были сотни газетных страниц, которые ежедневно пополнялись новыми документами и цветовыми пятнами, буквами, цифрами или фигурными композициями из запасов его плакатов. Хаусман считал, что Баадер создавал «своего рода монтажную литературу или поэзию». К сожалению, эта книга не сохранилась, как и многое из того, чем занимался Йоханнес Баадер.
Впрочем, о том, кем на самом деле был Обердада – гением, безумцем или обычным пройдохой – лучше всего составить собственное мнение, благо что собранные в книге тексты и документы позволяют воссоздать облик Баадера с максимально возможной полнотой. При этом писать о текстах Баадера – не просто. Перед нами не столько художественные тексты – то есть такие, которые обладают некоей эстетической ценностью, – сколько составные части некоего синтетического проекта, включавшего в себя самую разнообразную деятельность. И уж конечно, каким бы безумием не казались авторские слова, в последнюю очередь их стоит воспринимать в качестве «записок сумасшедшего», тем более что история безумия Баадера – это одновременно история берлинского Дада-клуба, наиболее радикальной ветви дадаизма и европейского искусства первой половины ХХ века.
В тридцатые годы пути Баадера и дадистов расходятся. Баадер покидает Берлин, нем постепенно забывают. Помещенные в сборнике тексты 30 – 50-х годов показывают, что проект «Обердада» на этом отнюдь не закончился. Он продолжался и когда Баадер угодил в гестапо – в книгу включено письмо Баадера к Гитлеру, которое отличает все тот же обердадаистский тон, – и когда Баадер, всеми забытый, доживал последние дни в доме престарелых в Баварии. Он умер 15 января 1955 года в возрасте 79 лет. Вполне, впрочем, вероятно, что в тот день никто не умирал, ведь на момент своей официальной смерти Обердада, по его собственному свидетельству, был мертв уже много лет.
См. также: Тот самый Баадер (отрывок из книги)