Неистовый Барбе

Вам надоела скука, все кажется бледным и бесцветным, пока вы барахтаетесь в кризисе? Вам надоела рыхлость, расслабленность, полное отсутствие энтузиазма, где на плаву держатся лишь неизменные проявления карьеризма и хищническая плутократия? Так вот вам – параллельное издание «Романов» Жюля Барбе д’Оревильи в серии «Кватро» и «Писем к Требютьену», 2500 страниц, полных желаний, страстей, мечтаний и чувствований. Они пронизаны свободой и гусарством. Глоток свежего воздуха. Есть чем подбодрить вас перед наступлением лета.

«Плеснем водки на наш век подсахаренной водицы», - требовал Флобер. Барбе д’Оревильи (1808-1879) предвосхитил его: «Я пишу в лихорадке. Так воспаляются ткани, чтобы извергнуть воткнувшиеся в плоть занозы». Все произведения – романы, новеллы, статьи, письма – отмечены печатью темперамента несравненного строптивого бретера. В итоге - прекрасная новость для Франции: если раньше самыми гениальными мастерами эпистолярного стиля считали Вольтера, Сада, Флобера и Селина, то теперь на пьедестал почета нужно принять автора «Дьяволиц». В 389 письмах к Гийому-Станисласу Требютьену (1800-1879) возникают великолепный автопортрет и история уникальной дружбы. Письма уникальны по стилю, напряженности, в них – рой сведений об истоках вдохновения и способах работы Барбе, о его притязаниях и разочарованиях.

Барбе родился в Сен-Совер-ле-Виконт, а Требютьен – в Френе-ле-Пюсе. В известной степени названия говорят о многом («Ле-Пюсе», в оригинале «le-Puceux» – переводится как «вшивый», то есть относящийся к нижним слоям народа. - Прим. перев.). Поскольку, на первый взгляд, нет ничего общего между одним из адресатов, человеком благородных кровей, приехавшим покорять Париж, чтобы как денди упиться женщинами, вином, опиумом и празднествами, и холостяком-провинциалом скромного происхождения, который заведует читальным залом в Кане и живет с матерью, суровой католичкой со слабым здоровьем, посвятившей свою жизнь библиотеке. Однако, хотя их темпераменты и ритм жизни разнятся, их общая страсть к литературе и любовь к Нормандии станет основой тридцатилетней дружбы.

Тем более что познакомились они в 1830 году, когда Барбе еще ничем не знаменит, он постепенно становится примечательной личностью при участии своего старшего товарища. Требютьен ему необходим. Ведь именно Требютьен стал первым читателем и кропотливым издателем его не принятых в Париже книг, стал корректором гранок, поднаторевшим в «ловле блох», а также – переписчиком рукописей, архиватором журналистских и документальных статей. «Вы – мой поставщик фактов, мой штатный эрудит». Писатель несколько раз приезжал в родные края, чтобы потом описать их в романах как места, околдованные эротическими пороками от лукавого. Помимо этого, Требютьен помог ему заочно, собирая сведения для «Старой Любовницы», «Очарованной», «Рыцаря Интрижек».

Очень скоро Барбе начинает подписывать письма «Ваш друг навеки» или «Друг, каких у вас немного», но дружба его требовательна и всегда торопит. Он направляет другу приказы, всегда в повелительном наклонении («напишите и отправьте срочно», «ответьте скорее и подробно», «напечатайте»). Он любит Требютьена искренне, но эксплуатирует. Захваливает, но настойчиво заваливает просьбами, вопросами, требованиями услуг. А способы вымолить прощения становятся все пикантней. Как если бы они были обручены и в горе, и в радости, в их странной паре Барбе каждого по очереди заставляет играть роль женщины. Так: «Я прошу простить меня за бесконечные просьбы. Но, полюбив меня, вы за меня в ответе?». Или: «Вы для меня – шелковая, убранная кружевами розовая подушка, которая усыпляет все мои угрызения совести, но на которой (клянусь!) всегда будет бодрствовать моя дружба».

Что касается остального, то болтливые монологи, написанные «с ходу, не перечитывая», ведомые «со скоростью молнии», оказываются искрометными, возникшими напрямую из искусства беседы XVIII века, которое Барбе любил за живость и нервное стаккато. «Я пишу Вам, как если бы бросался вниз головой с башни», - признается он Требютьену. Не был ли он великим писателем быстрого стиля намного раньше Поля Морана?

Среди сотни примеров приведем блестящий отрывок описания сумасшедшей самоубийственной кавалькады Нила де Негу, опоившего своих чистокровных лошадей, в «Женатом священнике»: «Он схватил кнут и начал хлестать им наэлектризованных животных, ноги которых походили на восемь молний (…). Те, кто видели его, мчавшегося в никуда, говорили, что это была не карета, лошади и человек, но поток, водоворот, шипящая и пламенеющая молния, пронзающая смертоносным зигзагом пространство».

«Он обладает бешенным талантом, но я не хочу, чтоб он поджег мою контору», - подвел черту Франсуа Було, владелец «Обозрения Старого и Нового света» («Revue des Deux Mondes»), чтобы отказать Барбе в публикации его колонок. Справедливости ради нужно сказать, что Барбе считал эти тексты «откровенной халтурой» Так халтура или пламя? Выбор прост – перечтите Барбе.