Одним из главных событий московского Открытого книжного фестиваля стало выступление Цветана Тодорова. MoReBo публикует текст его доклада, прочитанного по-русски и любезно предоставленного редакции автором.
Мое отношение к демократии имеет давнюю историю. Я родился в Болгарии, маленькой стране, которая вошла в сферу влияния Советского Союза сразу после второй мировой войны, после чего там был установлен жесткий коммунистический режим, не допускавший ни малейшей оппозиции. Каждый находился под постоянным контролем одной из многочисленных спецслужб государственной власти, а также соседей и друзей, которые следили друг за другом. Режим назывался «Народной демократией», однако все понимали, что название — плеоназм, и просто старательно маскирует полное отсутствие именно этого понятия. Власть вовсе не принадлежала народу, как это предполагается словом «демократия», и вовсе не служила его интересам. Мои современники и я сам были глубоко привязаны к настоящей демократии, которая, как мы полагали, господствовала в странах западной Европы.
Так сложилось, что в начале шестидесятых я уехал жить во Францию, в Париж. Мне было 24 года. Политический строй Франции мне тогда и вправду показался намного ближе к идеалу демократии. Теперь, когда я прожил на Западе в два раза дольше, чем в родной стране, я всё ещё понимаю своё прежнeе воодушевление и позицию своих бывших соотечественников. Однако, со временем мой энтузиазм иссяк, и я стал разделять точку зрения тех, которые, поскольку они родились в демократической стране, не мечтают о демократии как об идеале и которым недостаточно того, что демократия превосходит тоталитаризм или диктатуру. Они часто критически относятся к своей стране, конечно, не потому что сравнивают её с воображаемым далёким раем, как это было во времена торжествующей советской пропаганды, а потому, что они сопоставляют реальную ситуацию в стране с официально провозглашенными политическими идеалами. Их критическое отношение объясняется совсем не ностальгией по далёкому прошлому, а жаждой лучшего настоящего.
Сегодня я хотел бы вкратце изложить несколько идей, касающихся демократии. Я начну с описания идеальной модели демократического режима, после чего упомяну заклятых врагов демократии, тех, кто открыто борются против неё во имя иных правил и идеалов. Наконец, я представлю другой тип врагов, которые возникли из самой демократии.
В первую очередь, в этимологическом смысле, слово «демократия» означает политический режим, в котором власть принадлежит народу. То есть граждане выбирают своих представителей, которые независимо устанавливают законы и правят страной на протяжении определенного срока. Этим демократия отличается от традиционных обществ, организация которых строится якобы на унаследованных от предков устоях; также отличается от абсолютной монархии, где власть принадлежит королю, имеет божественное происхождение и передаётся только членам одного семейства; и, наконец, отличается от диктатуры, где небольшая группа людей контролирует население путём репрессий, используя полицию и армию. При демократическом режиме, по крайней мере теоретически, все люди равны в своих правах и в своем достоинстве.
Современную демократию называют «либеральной», когда к первому основополагающему принципу присоединяется второй: свобода личности. Конечно, народ должен оставаться носителем власти, так как при любом другом раскладе он будет подчинён чуждым ему интересам, однако его власть должна заканчиваться там, где начинается свобода личности: в своих личных делах каждый человек остаётся сам себе хозяином. Одна часть человеческой жизни подчиняется государственной власти, другая остается от нее независимой. Самореализация становится легитимной целью в жизни каждого человека. Это означает, что общественная жизнь не может регулироваться одним только принципом общего блага, так как благосостояние общества не всегда совпадает с благосостоянием отдельной личности. По отношению к демократиям Древнего мира «личность» является новым понятием: каждый осуществляет свои права нe только как гражданин, но и как индивидуум. Не в меньшей степени, чем общество в целом, человек стремится к автономии. Но, чтобы её сохранить, он должен не только бороться против видов власти, которые традиционно не признают его личные права (как власть в абсолютной монархии), но и отстаивать свои права при народной власти, которая не должна превышать идею «Общего блага». К сфере личных прав относятся: свобода совести, то есть свобода вероисповедания; политическая свобода, когда человек может вступить в ту или иную партию; следование определенным обычаям, если те не противоречат закону. Признание личных свобод способствует формированию многосоставного общества.
Оказалось, что одно средство лучше, чем любое другое может обеспечить автономию личности. Это — политический плюрализм. Он стал символом свободы и часто воспринимается как самоцель. Это понятие относится к многочисленным аспектам общественной жизни; смысл и цель плюрализма всегда одни и те же: обеспечивать автономию личности. Считается, что все виды власти, какими бы они не были законными, не должны быть доверены одним и тем же лицам, или даже одним и тем же учреждениям. Судебная власть ни в коем случае не должна подчиняться исполнительной власти, а наоборот, должна выносить свои решения в полной независимости. Политические партии конкурируют между собой, но какая бы из них ни стала победителем, административные государственные органы должны оставаться независимыми. Также экономика, опираясь на частную собственность, должна сохранять независимость в отношении исполнительной власти, которая, в свою очередь, не должна подчиняться экономическим интересам нескольких лиц. Частные и общественные интересы относятся к разным принципам и не должны пересекаться. Наконец, что касается средств массовой информации, они не должны выражать исключительно мнение правительства, а наоборот, отражать точку зрения всех слоев общества.
Эти разные механизмы демократического режима создают своего рода равновесие, придают определённую гибкость системе, в которой все сферы власти ограничивают друг друга. Такая структура находит свое обоснование в известном афоризме Монтескьё «Неограниченная власть не может быть законной». Таким образом, демократия характеризуется не только способом установления власти (путем всеобщего избирательного права) или конечной целью своей деятельности (служить обществу), но и тем, как осуществляются властные полномочия: демократия устанавливает ограничения во всех сферах власти.
Я завершаю на этом краткое описание теоретических принципов демократии, чтобы перейти, как я обещал в начале, к характеристике сил, которые противостояли демократии в прошлом. Это в первую очередь касается политических режимов, предшествующих демократии и боровшихся с ней; их можно назвать традиционными. Не потому, что они более древние, а потому, что в них как духовная власть, так и светская, опираются в первую очередь на традиции. Духовная власть основывается на религиозной доктрине, ссылаясь на абсолютные ценности и святую истину, не подлежащие обсуждению. Светская власть является уделом королей и передаётся по наследству, мнение народа, конечно же, не спрашивается. По своим характеристикам традиционные режимы радикально отличаются от демократии, и долго боролись против неё.
Однако поддержка «традиционной» власти — не единственная форма борьбы против демократии. Есть и другие режимы, «современные», которые не опираются на духовные догмы. В первую очередь это относится к авторитарным режимам, когда политическая фракция, обычно путём государственного переворота или революции, захватывает власть и удерживает её силой, используя разнообразные службы безопасности и при необходимости — армию. Как правило, при авторитарном режиме народные выборы по-прежнему проводятся, но они лишены смысла, так как оппозицию либо вытесняют на задний план, либо отстраняют от участия полностью, тогда когда «кандидаты от власти» набирают почти стопроцентное количество голосов. Свобода личности сохраняется в некоторых сферах, как, например, в экономике, но во многих других областях она отменяется: например, больше не допускается свободное выражение мнения по политическим вопросам. Сторонники таких режимов борются против демократии всеми силами. Вплоть до применения оружия, как, например, в Латинской Америке во второй половине ХХ века, когда военные свергли целый ряд законно избранных правительств.
В ХХ веке в Европе также произошло несколько переворотов, которые привели к власти авторитарные режимы; однако главным событием века стало возникновение тоталитарных режимов, которые, как Советский Союз, проводили аннексию соседних государств, или, как нацистская Германия, спровоцировавшая Вторую Мировую войну, жаждали захватить весь мир. Эти два режима, в течение всего своего существования, вели борьбу против демократических стран. Тоталитаризм сочетает некоторые черты, присущие традиционным и авторитарным системам. Подобно одним, он использует военные и полицейские силы, осуществляет контроль над населением и отправляет в лагеря всех несогласных и оппозиционеров. Подобно другим, он ссылается на доктрину, только не религиозную, а светскую — на абстрактную теорию выдаваемую за абсолютную истину, что позволяет тоталитаризму охватить и контролировать все сферы общественной жизни: личную, экономическую и социальную.
В начале XXI века, под влиянием нескольких известных политологов и вследствие теракта 11 сентября 2001 года против США, стали считать, что на месте старого врага появился новый, так называемый исламский фундаментализм, призывающий к священной войне против всех демократий и — в первую очередь — США. Когда пилоты-смертники атаковали Нью-Йорк и разрушили Башни-близнецы, что привело к гибели более трех тысяч человек, это событие, конечно, поразило общественность и показало, что существует реальная опасность. Но сравнивать эту опасность с той, которую представляли собой тоталитарные империи, мне кажется рискованно. Конечно, исламский фундаментализм является фактором, который нельзя игнорировать в странах, где большинство населения — мусульмане. Но в западных странах угрозу, которую представляет из себя международная «версия» этого движения (так называемая Аль-Каида) не сравнить с той опасностью, которую несли нацистский и коммунистический режимы. Борьба против нового врага требует не военных действий, а скорее усиление полицейских мер, так как вид насилия, применяемый исламским фундаментализмом, напоминает больше немецкую Фракцию красной армии или итальянские Красные бригады, чем Красную армию Сталина.
Те силы, которые я только что представил — традиционные, авторитарные, тоталитарные или террористические — являются открытыми врагами демократии и атакуют её извне. Но в течение последних двадцати или тридцати лет можно заметить несколько новых явлений, из которых выделяются две тенденции, которые, вероятно, связаны между собой. Первая тенденция касается заметного стремления к демократии со стороны многих стран, как например в Латинской Америке, где большинство диктатур было заменено правовыми государствами; или в нескольких странах Юго-Восточной Азии, в частности в Индонезии, где был устранен авторитарный режим Сухарто, или даже в Китае, который перешел от тоталитарного режима в авторитарный, освобождая заодно сферу экономики от идеологического контроля. Вторая, менее обнадеживающая тенденция, состоит в появлении и укреплении позиций тех, кого я называю «внутренними врагами демократии», врагами, которые в отличие от предыдущих, представляют себя как поборники высших идеалов демократии — тогда, как с моей точки зрения, они всего лишь искажают и преувеличивают одну из составляющих демократии. Эта тенденция появилась и стала развиваться в конце прошлого века на фоне радостного события — падения Берлинской стены, крушения коммунистических режимов и окончания чёрной полосы тоталитаризма в мировой Истории. Как бы это ни было парадоксально, эта опасная тенденция является обратной стороной победы демократии над тоталитаризмом.
Первую форму искажения демократической идеи я называю мессианством: когда тем народам, которые не живут в демократической стране, насильно предписывают демократию и права человека. Как правило, демократические страны не стремятся создать рай на земле, но всё же полагают, что условия жизни своего населения можно улучшить. В данном случае сторонники демократии, вместо того чтобы стремиться к полагаемому улучшению своей политической системы, защищать демократию у себя и поддерживать демократические движения у других, готовы использовать государственные вооруженные силы для распространения своего идеала по всему миру; подобные действия приводят к так называемым «гуманитарным войнам» или к «вооружённой защите человеческих прав». Таким образом, продвижение демократии провоцирует обратную реакцию со стороны тех, которые должны были получить от этого пользу, и создаёт внутреннюю угрозу для самих демократических стран.
Самым первым открытым проявлением этой политики стала Иракская война, которую вели с 2003 по 2011 год коалиционные силы под руководством Соединённых Штатов и нескольких европейских стран. За несколько месяцев до вторжения Белый Дом опубликовал документ под названием «Стратегия национальной безопасности Соединенных Штатов Америки» представляющий теоретические основы этой политики. Президентом тогда был Джордж Буш-младший. Правительство Соединенных Штатов возложило на себя такую задачу: подчинить весь мир своим ценностям, применяя по необходимости силу. Побеждая зло, они обещали изменить к лучшему судьбу человечества. «Сегодня у человечества есть реальная возможность закрепить победоносный триумф свободы над всеми своими противниками. Соединенные Штаты гордятся тем, что именно нам выпала честь возглавить это великое дело». В документе намерения Государства США очевидны: «Мы будем активно добиваться того, чтобы в каждом уголке земного шара люди получили надежду на то, что тоже смогут воспользоваться преимуществами демократии, развития, свободного рынка и свободной торговли». Эти высокие цели оправдывали, по их мнению, применение любых средств, в том числе и войны.
Преследуя благородные цели, они создали страшную программу, которая напоминает старые виды политического мессианства, колониальные проекты и коммунистические обещания, сулившие наступление свободы и равенства, братства народов и достоинства, но одновременно подразумевающие боевые действия. Подобная программа даже напоминает более старые попытки войны во имя Добра, которые опирались на религиозные понятия, как, например, Крестовые походы Средневековья — это выражение, кстати, вновь употреблялось в данном контексте. Во всех приведённых примерах, поджигатели войны были искренне убеждены в правоте своего дела, но, тем не менее, несли миру лишь кровь и слёзы. Как писал в других обстоятельствах Василий Гроссман, «там, где поднимается заря добра, […] там гибнут младенцы и старцы и льется кровь».
Военная оккупация дальних стран во имя глобальной «войны против терроризма» имела весьма отрицательные последствия для самих стран, которые её проводили. Очевидным последствием стала постепенная легализация пыток. Мы знаем, что пытки оставляют неизгладимые следы не только на теле жертвы, но и в душе палача. Мало-помалу, всё общество оказывается пораженным этой коварной болезнью, которая посягает на Основополагающий договор, объединяющий всех граждан каждой демократической страны, договор, согласно которому Государство гарантирует справедливость и достоинство каждому человеку. Государство, которое легализовало пытки, больше не является демократией.
Я перейду теперь к другому внутреннему врагу демократии. В борьбе с тоталитаризмом, демократия выступала против сил не признававших свободу личности; необходимо было противостоять гипертрофии политического коллективизма, действующего в ущерб индивидуума, которую осуществляла маленькая группа вождей тиранов. А в современном мире демократии угрожает уже не чрезмерная экспансия коллективизма, а наоборот, беспримерное усиление влияния отдельных лиц, которые ставят под угрозу благосостояние всего общества. Демократии сегодня грозит новая опасность: тирания индивидуума. Это отклонение от принципов демократии находит свое оправдание в идеологии ультралиберализма.
В тоталитарных режимах политическая власть не допускала независимую экономическую деятельность и предпочитала принимать все решения в этой области сама (что провоцировало постоянный дефицит). В ультралиберальной системе, наоборот, подрывается независимость политической власти, на которую с разных сторон оказывается давление. Сегодня глобализация — ещё одно характерное явление нашего времени — позволяет экономическим субъектам легко уйти из под контроля местной государственной власти: при малейшем препятствии транснациональные корпорации перемещают свое производство в более гостеприимные страны. Глобальная экономика уже не подчиняется Государственным политическим властям. Наоборот — Государства стараются угодить экономическим субъектам и создать для них благоприятные условия. Более того, они подчиняются рейтинговым агентствам, которые сильно влияют на их политические решения, а сами не подчиняются никакой власти. Получается, что в этих Государствах демократия стала лишь пустым словом, поскольку по факту власть больше не принадлежит народу, а перешла в руки руководителей этих агентств. Государства по-прежнему могут защищать свои границы от военного вмешательства, но денежные потоки остановить они уже не могут.
Во внутренней политике каждой страны ультралиберальная идеология также давит на политическую деятельность. Всеобщим девизом стало «Без свободного рынка спасения нет». Уходя от классического либерализма, для которого очевидна необходимость равновесия между разными сферами власти, сторонники этой идеологии пресекают малейшую попытку регулировать экономику со стороны Государства, считая, что это может «помешать свободной конкуренции»; они даже в этом видят причину финансового кризиса 2007 года. Получается, что по их новому святому закону, Государство должно только содействовать развитию свободного рынка, уравнивать социальные конфликты и поддерживать общественный порядок: таким образом, Государство уже не регулирует экономику а способствует её верховенству.
Этот переворот в каком то смысле можно считать более важным, чем тот, который произошел в результате Великой Французской революции. Тогда суверенитет монарха был просто передан народу, один политический герой заменил другого; в ультралиберальной же системе, вопреки основному принципу либеральной идеи, — когда одна власть должна ограничивать другую, — экономические силы превалируют над суверенитетом любой политической власти, ссылаясь на индивидуальную волю. Это явление наносит тяжелый ущерб основополагающим принципам демократии. Как правило, демократия противопоставляется тем формам власти, в которых общество находится под идеологическим давлением. А здесь никого не смущает то, что над обществом царит принцип нерегулируемого рынка, хотя это тоже идеологическая доктрина.
По сути, происходит искажение самого понятия демократии, когда предполагается, что она может существовать на основе одной свободы личности. Но как можно создать благополучную социальную структуру, не подчиняясь никаким общественным правилам? При тоталитарных и авторитарных режимах право на свободу личности в обществе отсутствуе и свержением режима народ жаждет завоевать это право. Но неограниченная свобода не является обратным понятием неограниченной власти. Неограниченная свобода, полное отсутствие правил в обществе, может привести только к анархии. Вместо одного тирана при власти их станет миллион: каждый захочет испытать свою власть на остальных и кто окажется сильнее, тот и будет прав. Нет, обратное понятие неограниченной власти - это верховенство права. Как говорил французский католический проповедник Жан-Батист Лакорде, «между сильным и слабым, между богатым и бедным, между хозяином и слугой - свобода подавляет, а закон освобождает». Свобода средств массовой информации, например, играет необходимую роль «теневой власти», но, поскольку это тоже власть, она сама должна быть ограничена. Свобода — это основа власти, а власть не должна оставаться неограниченной.
Внутренние противники кажутся не такими опасными, как исторические внешние враги демократии: они, по крайней мере, не пытаются установить диктатуру пролетариата, не замышляют переворотов власти, и, наконец, не взрывают себя во имя какого-нибудь жестокого Бога. Они остаются незамеченными, так как надевают на себя маску демократии. Но они, тем не менее, представляют опасность для общества; если их не остановить, то в конечном итоге от демократии останется лишь пустое слово. В настоящее время демократии больше угрожают внутренние её враги, чем традиционные противники. В первую очередь это касается западных демократических стран, но государствам, которые только что встали на путь демократии, также стоит обратить внимание на эти явления.
Установление демократии — это постоянная борьба; для того, чтобы победить своих врагов, старых или новых, внутренних или внешних — мы должны хорошо их знать.
Какими бы могучими они не казались, мы можем их победить.
Перевод с французского: Полина Петрушина.