Блез Сандрар, «мифобиограф»

Чародей – так часто называют Гийома Аполлинера, но это имя прекрасно подошло бы и Блезу Сандрару (1987 – 1961). Голос Сандрара впервые громко зазвучал со страниц поэтического сборника «Пасха в Нью-Йорке» (1912), и в годы юности он был известен прежде всего своими стихами. После Первой мировой войны роман «Золото» (1925) приносит ему признание более широкой публики. И, наконец, начиная с тридцатых годов, его знают преимущественно как репортера и странника –  кстати, именно его стараниями глагол «bourlinguer» («странствовать», «бродить по свету») будет включен в словарь французского языка.

Во всех этих ипостасях Сандрар остается писателем движения, певцом далекого и неожиданного. Гениальная поэма «Проза о транссибирском экспрессе», выпущенная в сентябре 1913 года в виде вытянутой вертикально книжки с иллюстрациями Сони Делоне, создавшей с помощью трафаретов настоящую «гармонию красок», служит этому прекрасным подтверждением: «В ту пору я только что с детством простился. Шестнадцать лет мне недавно исполнилось, и позабыть я о детстве стремился. Я был в шестнадцати тысячах лье от места, в котором родился…»[1].  В эпоху символизма сестрой литературы была музыка, в начале 1910-х эту функцию стали выполнять живопись и другие изобразительные искусства. На смену увлечению мелодией пришло стремление к синхронности. Автомобиль, поезд, самолет, радиотелеграф… человечество вступило в эру скорости.

Единое целое

Тем не менее, сегодня «Bibliothèque de La Pléiade» принимает в свои ряды не поэта, не странника, не мастера приключенческого жанра, а позднего и, пожалуй, самого захватывающего Сандрара, автора необыкновенных книг в жанре, который он сам называл «немемуарными воспоминаниями». «Громом поверженный» (1945), «Ампутированная рука» (1946) и «Дележ неба» (1949) – это единое целое, удачно дополненное замечательными ранними текстами писателя, прежде всего отрывками из его первого автобиографического проекта, которому он собирался дать лучезарное название: «Под знаком Франсуа Вийона». Эта цельность не означает, что Сандрар всегда следовал одинаковой схеме: напротив, в каждой книге он находит принципиально новый метод повествования о собственной жизни. И все же во всех частях тетралогии мы слышим легко узнаваемый, неповторимый голос,  и именно этот голос позволяет нам поставить Сандрара в один ряд с такими крупнейшими автобиографами двадцатого века, как Андре Жид, Жан-Поль Сартр, Мишель Лейрис и Натали Саррот.  

Для заслуженного профессора Университета Париж–Нантер Клода Леруа издание «Плеяды» – итог долгой карьеры, посвященной изучению жизни и творчества Сандрара. Обилие фактической информации уравновешивается способностью «сандрароведов» сопереживать чувствам гениального мифобиографа. Итак, потеря правой руки («его руки писателя и солдата») заставляет Сандрара заново проделать путь к писательству, но на этот раз с левой стороны. Он находит свое новое литературное «я» в боли и дискомфорте, вдали от бессмысленного соперничества интеллектуалов из Сан-Жермен-де-Пре и гнета канонов эстетической благопристойности. Для него больше не существует границы между искренностью, мифоманией и художественным вымыслом. Он вольно обращается с хронологией и создает своих незабываемых персонажей, вдохновляясь простыми людьми, а не историческими фигурами. Один из этих персонажей –  Освальду Падрозу (настоящее имя – Луис Буэну де Миранда), владелец фазенды Морро Азул в штате Сан-Паулу, выдумавший созвездие «Звездная Эйфелева башня», по понятной причине так и не признанное Французским астрономическим обществом, и долгое время живший затворником из-за несчастной любви к Саре Бернар, которой он каждую ночь писал стихотворные послания, скапливавшиеся затем у него в сейфе. Сандрар рассказывает о жизни этого человека в нескольких захватывающих эпизодах, вполне достойных увлекательнейшего романа и своей красотой и утонченностью напоминающих «Правила игры» (1948-1976) Мишеля Лейриса.

Все здесь становится предметом искреннего восхищения, практически ничем не отличающегося от того восторга, с которым «причесанный, начищенный и напомаженный» 11-летний Сандрар поджидал в доме на авеню Виктор Гюго свою первую взрослую любовь – красавицу Лиану де Пужи: «Когда она спускалась по лестнице со своего антресольного этажа, я вжимался в стену и, краснея до корней волос, широким жестом снимал шляпу, а затем низко кланялся, чтобы скрыть свое волнение и заодно проводить глазами ее платье в шелестящих  оборках, клубящееся следом и водопадом скатывающееся по ступенькам винтовой лестницы. Эта картина будоражила, вселяла чувство восторга вперемешку с  унынием  и дурманила даже больше, чем тянущийся за платьем шлейф головокружительных ароматов». Излишне говорить, что юный Сандрар так и не удостоился внимания со стороны своего «ангела» (так бы назвал Лиану де Пужи Бальзак). Похожим приемом, чтобы приблизиться к герцогине Германтской, пользуется Марсель в романе «В поисках утраченного времени», но, в отличие от него, Сандрар не вынашивает план попадания в закрытые аристократические салоны и не пытается вернуть утраченное время: прошлое в его книгах возвращается короткими вспышками, как, например, этот взгляд, брошенный на оборки платья. Оно может быть нежным, жестоким, смешным, загадочным и пестрым, но всегда остается таким же удивительным и неожиданным, как в самый первый раз.