Все граждане Советского Союза помнили строчки

«Без бумажки ты — букашка, 
А с бумажкой — человек»

– даже если не знали, где и когда они впервые прозвучали. Василий Лебедев-Кумач (1889—1949) написал их для «Песенки бюрократа», впервые прозвучавшей в эстрадном обозрении Московского дома печати «Вопрос ребром» (1931). 

Обозрение забыто, а то, что сперва звучало веселой сатирой, стало горькой реальностью.

Документу и документному и посвящен сборник статей российских авторов, которых, как пишет редактор книги Ирина Каспэ, интересовал не столько сам документ, сколько его «социальный статус, культурные представления о нем, коммуникативные эффекты, которые ими производятся».

В публикациях рассматриваются самые разные типы документов, от справок, прошений и обращений к наказному атаману в XIX веке (статья Галины Орловой «Изобретая документ: бумажная траектория российской канцелярии) до анализа нынешнего, во много кафкианского, бюрократического обхождения со свидетельствами прав владения на недвижимость в Москве (Михаил Шульман, Екатерина Шульман. «Светокопии и оригиналы: право собственности как иллюзия). В отдельный раздел вынесены статьи, связанные с литературой. Здесь печатается, в частности, исследование Елены Михайлик о «Колымских рассказах» Варлама Шаламова и работа Ильи Кукулина «Одомашнивание цифр: квазидокументность телефонного номера в русской поэзии ХХ века».

Альберт Байбурин изучает «Введение паспортной системы в СССР». Он цитирует статью Ленина 1903 года «К деревенской бедноте»: «Социал-демократы требуют для народа полной свободы передвижения и промыслов. Что это значит: свобода передвижения?.. Это значит, чтобы и в России были уничтожены паспорта... чтобы ни один урядник, ни один земской начальник не смел мешать никакому крестьянину селиться и работать, где ему угодно».

О том, какой свободой при советской власти обернулись эти обещания для миллионов крестьян, ссыльнопоселенцев и освобождавшихся заключенных, получавших на выходе «минус шесть» или еще какое количество запрещенных к проживанию городов, говорить не приходится. С возвратом в 1932 году к паспортной системе в СССР (до этого роль паспорта фактически выполняли трудовые книжки, но можно было купить за 35 рублей заграничный паспорт и с ним официально выехать из страны) началась насильственная паспортизация населения. Многие не хотели обзаводиться документом, за такими устраивали охоты и облавы. Тем, кому в Москве, Ленинграда или Харькове отказывали в выдаче паспорта, запрещалось жить в стокилометровой зоне вокруг города. В результате, по некоторым данным, лишь из Москвы было выселено около миллиона человек – в основном «из бывших», лишенных избирательных прав или отбывших «срочное лишение свободы», ссылку или высылку.

Строгая регламентизация, усиление контроля касалось всех сфер быта и работы. Впрочем, и тогда строгость законов смягчалась необязательностью их исполнения. Как пишет Байбурин, «в случае опоздания на 15 минут и более купон [на продукты. – Ред.] не выдавался. 15 ноября 1932 года ЦИК принял постановление, в соответствии с которым работники, прогулявшие хотя бы один день без уважительной причины, могли быть уволены, тем самым лишившись продуктовых карточек. Однако постановление саботировалось, так как руководители предприятий боялись остаться без квалифицированных кадров. Дальнейшее усиление надзора за присутствием на рабочем месте дало лишь частичный эффект».

Важнейшим средством контроля наличие/отсутствие паспорта оставалось и в дальнейшем. Елена Рождественская, автор статьи «Биография.doc: нарративизация биографического опыта остарбайтеров» - она сама принимала участие в опросах людей, переживших тяготы подневольного труда, - приводит фрагмент воспоминаний бывшей военнопленной Е. Ш-вой: ««И привезли нас в город Лиду в Белоруссии. Привезли в лагерь бывших военнопленных, в землянки. Вот в землянках были нары, и вот там опять шла проверка. Все документы, что у меня были, вот у всех нас, с ладонь примерно, вот такая справочка, где написано, кто я, что я и куда я направляюсь. Вот с этой справкой я приехала во Владикавказ. Ну, и пошла я в милицию. Милиция говорит: “Да вы не к нам пришли”. — “А куда?” — “Идите в КГБ”. Младший лейтенант, мальчишка, начал опять меня трясти, опять разговаривать, опять проверять, все как положено. В конечном счете говорит: “Где ты живешь?” Я ему честно рассказала, как меня с поезда взяла женщина, из баптистов. Потом сказали: “Пойдешь на завод, будешь там работать. И будешь на нас работать”. Я испугалась, мне не по характеру, чтоб я работала на КГБ. И они мне дали адрес и сказали: “Иди на завод, подойдешь к человеку из первого отдела, с которым ты будешь работать”. И вот тут мне милиция выдала вместо паспорта удостоверение личности — на один год. И когда я все это поняла, когда я это все сообразила, рванула... в Донбасс». Интервью бралось уже в 1990-е годы, автор по инерции называл НКВД новым именем, КГБ.

Сборник можно считать открытым для дальнейших публикаций. Сегодня граждане обязаны предоставлять о себе все больше и больше сведений, причем не только в налоговые органы; исключения, судя по всему, возможны лишь для владельцев дорогих яхт и вилл.