Человек-оркестр
Жизнь Николая Поболя (1939 – 2013) – готовый сценарий многосерийного фильма о типичном «шестидесятнике». Незаконченный МЭИ и законченный геофак МГУ, путешествия по стране – на байдарках в Саянах, по реке Воньга на Кольском полуострове, по Олёкме и многим другим рекам, экспедиции по Якутии и в Магаданскую область, в междуречье Колымы и Индигирки, работа на Диксоне. В Москве же приходилось работать в камере хранения на Казанском вокзале, грузчиком на овощной базе, инженером-электриком, заниматься электрификацией старинных люстр в реставрационных мастерских музея Пушкина, закупкой книг для западных покупателей.
И при этом – знаток российской истории, географии, поэзии, специалист по Мандельштаму, стоявший у истоков московского Мандельштамовского общества, автор статей о советской истории, например, о партийных чистках как одном из механизмов создания социальной базы сталинизма или эшелонных списках ОГПУ.
В 2000-е Поболь участвовал в подготовке многих архивно-издательских проектах, таких как сборник документов «Сталинские депортации. 1918 – 1953» (М.: «Демократия» – «Материк», 2005), сборник документов «Вайнахский этнос и имперская власть» (М.: РОССПЭН, 2010), серия выходивших в том же РОССПЭНе военных мемуаров «Человек на обочине войны». Он принял участие в подготовке семи томов, «Неволя» рецензировала в № 19 книгу Юрия Апеля «Доходяга. Воспоминания бывшего пехотинца и военнопленного (сентябрь 1943 - февраль 1945)».
В общем, как назвал Олег Хлебников свои воспоминания о Поболе, «он жил азартно».
Воспоминания вошли в книгу, где собраны более полусотни свидетельств его друзей и близких знакомых, в том числе Инны Лиснянской и Николая Котрелева, Андрея Битова и Вадима Перельмутера, Семена Заславского и Юрия Фрейдина. Другую часть книги составили тексты самого Поболя. Один из них, написанная в начале 1990-х годов в соавторстве с Павлом Поляном статья «Первое всероссийское совещание работников по переселенческому делу (март 1927 г.)», публикуется впервые. Здесь анализируются первые три года переселенческой кампании, начатой в 1924 году в Поволжье и продолжившейся затем переселением в Сибирь и Дальний Восток, на Урал и Северный Кавказ. Впервые печатается и совместная с Поляном статья «Оседание», посвященная принудительной коллективизации в Средней Азии. Здесь много статистики, благодаря которой «хорошо виден спад поголовья в результате революции и гражданской войны, затем стремительный рост во время НЭПа и такое же стремительное падение начиная с 1930 года – года начала коллективизации и принудительного оседания. Как и во все советские времена, виноваты оказались классовые враги. Как сказано в официальном документе правительственной комиссии ВЦИК по оседанию: «произошла смычка байских элементов с английскими империалистами».
А еще виноваты «левозагибщики». В Киргизии таким левозагибщиком оказался бывший зам. председателя Госплана и руководитель работы по оседанию в республике – Садыков, с идеей «построения нью-йорков в горах и в степи» (…) идеи эти всецело поддерживались партией и правительством, и только после их очевидного краха виноват во всем оказался Садыков и прочие враги народа».
Поиск архивных документов был его страстью. Поболь, в частности, обнаружил в Российском государственном военном архиве именной список заключенных эшелона, с которым Мандельштам осенью 1938 года был отправлен во Владивосток. В итоге, благодаря многолетней работе, удалось разыскать и расспросить свидетелей последних дней жизни поэта, об обстоятельствах смерти которого ходило столько слухов.
В помещенной в сборнике в авторской редакции статье «Сосед Мандельштама по нарам» (в соавторстве с П. Нерлером) рассказывается судьба студента московского Института советского права Юрия Моисеенко, оказавшегося в одном с Мандельштамом пересыльной тюрьме. Он был арестован после доноса собственного друга, которому писал в 1935 году письма, где откровенно обсуждал то, что происходит в стране. Вот фрагмент одного из них, оказывающимся бесценным документом эпохи, где не все глохли и слепли от назойливой пропаганды: «1932 г. Лето. Командировки в разные уголки, везде слышу вой, плач, на каждой стоянке к открытым окнам поезда и старики, и дети протаскивают руку с плачем, горьким плачем «Милые, дайте кусочек хлеба».
Они изодраны. Смотришь становится жалко. И так все от Москвы до Одессы, от Тифлиса до Москвы, от Москвы до Владивостока. Тяжелые годы принимают длительный характер. А возвращаешься в Москву там смех в кабарэ, шум в кабарэ.
В ресторанах съедаются лучшие блюда, опьяненные пары падают под звуки фокстрота, «танго» и их, счастливцев увозят зеркальные Линкольны.
А там отступив от Москвы в любую сторону падают толпы, рабочий народ, который создал богатства в стране, но отдал их на хранение в разгульные руки. Москва о всем окружающем не хочет знать. Она пишет, орет о счастье, свободе, великом будущем, заклинает прошлое. Но настоящее… увы!
Я ведь субъект с присущим для меня мышлением вникаю в суть дела, но взвешиваю все по-своему и становлюсь на одну из более близких позиций своего мировоззрения «оплакивателей голодных деревень». Я негодую внутри себя. Но что из этого, кому польза… А бороться? Против кого? Против своих отцов?
Приходится искать врага».
В другом письме Моисеенко рассуждает о процессе над Каменевым и Зиновьевым: « Власть за которую они боролись всю свою жизнь, она с ними расправилась, во имя чего? А во имя чего и для кого они боролись? Я должен сказать, что много неправды, лжи и мирно ее не преодолеть. Вот тебе факт, сегодня ты лидер, герой народа, завтра тебя как врага. В истории этого не было. Нам молодежи сейчас не верят, в нас ищут врага, цепляются за всякую мелочь и возводят в абсолют. А зачем, по чьей воле, для кого? Правду сейчас не любят и только. Восстановлено господство лжи, созданной небольшой группой и исходящей от одних лиц, но лжи огражденной стальной бронею, под мечом и свинцом. Я бы требовал вот что: свободу о правде, говорить, обсуждать и сделать в пользу ее. Нельзя все брать военной диктатурой, смертью, ссылкой, тюрьмой».
Обнаружение уникальных людей, видевших в отдельных фактах общее – редкая удача историка. Уникален был и сам Поболь. Как пишет о нем его близкий друг и соавтор, выступивший редактором-составителем этого сборника Павел Полян, «на нас – одновременно – надвигаются не только глобальное потепление, но и глобальное замерзание – душ и бескорыстных человеческих отношений. Он противостоял этой ледниковой эпохе уже одним фактом своего существования. Теплый, светлый и мирящий других человек – он был мостиком и лесенкой между людьми».
Но если исчезнувший мост можно заменить новым, то ушедшего человека заменить некем. На память остаются лишь книги.
Книга о Николае Поболе целиком выложена в интернете.