Рейнеке-лис

 

 

MoReBo знакомит читателей с предисловием М.М. Достоевского, переводчика эпической поэмы Гете (1793), републикованной московским издательством Libra в 2015 году. Впервые перевод был напечатан в «Отечественных записках» (1848. № 2. Отд. I. С. 265—313; № 3. Отд. I. С. 1—49) 

 

Предисловие переводчика

 

Предлагая читателям перевод с Гётева переложения старинной германской поэмы Reineke Fuchs, нелишним считаю вкратце изложить историю ее появления в Германии.

До самого 1709 г., т. е. в продолжение двух столетий, как поэма эта пользовалась народностью в Германии, была множество раз издаваема, переводима не только с нижне-германского наречия на верхне-германское, но почти на все европейские языки – истинный автор ее оставался неизвестен, несмотря на все разыскания германских ученых. Все издания этой поэмы, явившиеся с 1522 г. до половины XVIII столетия в Германии, Голландии, Англии, Дании и Швеции, не исключая и французских, не носят на себе имени автора. Так как содержание этой поэмы сатирическое и сатира ее, устремленная на все сословия, в особенности нападает на пороки сильных, то сначала в упорном умалчивании имени поэта видели благоразумную осторожность с его стороны, боязнь навлечь на себя гонения. И это мнение продолжалось до Ролленхагена[1], который в 1596 г. в предисловии к своим Froschmäussler, называет автором поэмы Reineke Fuchs саксонца Николауса Бауманна[2]. По словам его, Бауман служил советником и секретарем в Юлихе в герцогской канцелярии, но оклеветанный впоследствии и впавший в немилость, принужден был с опасностью для жизни бежать к мекленбургскому двору, где и вступил в должность секретаря у герцога Магнуса[3]  и стал его любимцем. Там-то, в Юлихе, он и написал свою поэму «вследствие собственного опыта», как говорит Ролленхаген. Мнение это было подкреплено ростокским книгопечатником Людвигом Дитцем[4] , издавшим эту поэму в 1522 г., и знаменитым в то время полигистором и библио­филом Моргофом[5] и таким образом сделалось общим до 1709 г., когда впервые произнесено было имя настоящего ее автора. Открытие это принадлежит Фридриху Августу Хакману[6], учителю в Гельмштедте. Ему посчастливилось как-то достать чрезвычайно редкий и, может быть, единственный экземпляр самого первого издания поэмы. Он объявил об этом ученому миру в академической ноте, в которой, распространившись о достоинстве поэмы, опровергает мнение Гольдстадта и Моргофа тем, что по доставшемуся ему экземпляру первого издания видно, что настоящий автор ее есть Генрих фон Алькмар, что она впервые явилась в Любеке в 1498 г., а не в 1522 г., на нижне-германском наречии, и что Бауманн только перепечатал это неизвестное и, вероятно, в самом малом числе экземпляров отпечатанное издание, снабдив его от себя политическими и моральными примечаниями.

Предисловие к своему изданию Генрих фон Алькмар начинает следующим образом: «В старину, прежде нежели Бог искупил род человеческий, прежде нежели Господь наш Спаситель, истинный Бог и человек, в человечестве своем страшную смерть претерпел, из мертвых воскрес и превыше всех небес вознесся, откуда он снова снидет судить живых и мертвых – в старину, повторяю, было много естественно-мудрых мужей, любивших по собственному выбору мудрость и искусства, и называемых философами, что на нашем языке то же означает, что любители мудрости и искусства. Некоторые из них назывались также поэтами, т. е. стихотворцами и сочинителями историй и приключений или примеров и басен. Некоторые из них поучали народ добродетели и мудрости и излагали свое учение в книгах и писаниях. Были и другие, переложившие для нас учение свое в стихах и оставившие его нам в примерах и баснях, с тем, чтобы их учение и труд лучше оставались в памяти. Между этими последними нашелся один, написавший на пользу и в назидание людям историю и басню о Райнеке Лисе; весьма занимательную в чтении и в слушании и исполненную мудрости, добрых примеров и назидательности. Читать же учение таких поэтов и не понимать его – значит не приобрести ни пользы, ни выгоды».

Далее в предисловии своем он говорит, что он, Генрих фон Алькмар[7], учитель и гофмейстер при дворе герцога лотарингского, перевел эту поэму с французского «во славу Божию и в спасительную пользу тех, которые прочтут ее». Для яснейшего же уразумения своей книги он замечает, что человеческий род разделен на четыре сословия:

Первое сословие состоит из людей, трудящихся в поте лица своего и трудом хлеб свой добывающих, как напр., крестьяне, служащие, мастеровые и проч. Это сословие находит у автора представителей в зверях трудящихся, как то: лошади, ослы, лошаки, волы и проч.

Из этого сословия, продолжает автор, происходят остальные три, из которых:

Первое составляют мещане и купцы, кормящиеся сбытом товара и живущие барышом. С ними автор сравнивает таких зверей, которые живут на всем готовом, приобретаемом ими частью из земли, частью с деревьев и проч., как напр., белка, заяц, кролик и так далее.

Второе сословие – то, которое живет другими сословиями… Хотя о духовенстве он говорит только вскользь, однако не пропускает случая разными обиняками кольнуть его за скупость и нецеломудрие – грехи весьма обыкновенные в то время в католическом духовенстве; авторитет папской власти начинал уже падать, в общем мнении росли смена реформы и католическое духовенство перестало подавать мирянам примеры христианских добродетелей.

Третье и четвертое сословие составляют независимые владельцы и сильные мира сего. Автор представляет их в образе волка, медведя, леопарда и проч. Господ, стоящих на несколько низшей ступени по сану, как например ленных владельцев и вообще вассалов, поэт сравнивает с лисицей, обезьяной, собакой и проч.; слуг же их, рейтаров и щитоносцев – с маленькими кусающимися зверьками, с куницей, горностаем и так далее.

Королю и всем его приспешникам, также некоторым лицам из простого народа даны в поэме еще особые придаточные названия «ради ритма и для вящего удовольствия читателей и слушателей», как выражается автор. Так льва-короля называет он Нобелем; ближайшего к нему по сану герцога, князя или барона, медведя – Брауном; волка Изегримом; лиса, ленного владельца – Райнеке, лисицу госпожою Армелиной, барсука Гримбартом, дикую кошку Альзой, кота Гинце, обезьяну Мартыном, козла Германом, козу Метке, барана Беллином, зайца Лампе, осла Больдевином, собаку крупной породы Рином, маленькую собачку Вакерлосом (Трусиком), бобра Бокертом и т. д. и т. д.

Заимствовал ли автор точно содержание своей поэмы с французского, как сам признается – достоверно неизвестно. Вердье[8]  в своей «Французской библиотеке» утвердительно говорит, что существует книга под заглавием Reynier le renard, histoire trés joyeuse et récréative, – и прибавляет, – contenant 70 Chapitres, imprimée en deux langues, français et bas allemand а Anvers (8) par Christophle Plantin[9] 1566. Но по самому уже году можно предполагать наверно, что эта книга не могла служить оригиналом, а скорее была сама переведена с немецкого. Кроме того, в сочинении аббата Масьё Histoire de la poёsie française, говорится об одном Жокмаре Желе, который в царствование Филиппа Прекрасного написал роман Du nouveau renard в 1290 г. Но так как книга эта вовсе неизвестна, то и нельзя сделать никакого положительного заключения, до какой степени Генрих фон Алькмар воспользовался ею, да и точно ли еще ею воспользовался. Не говоря уже о народности, которой проникнута вся его поэма, местный колорит служит порукой того, что она скорее создание самостоятельное, чем переводное. Действие в ней происходит частью во Фландрии, частью в смежной с нею Германии. Из Ахена, Гента, Люттиха и всей Фландрии читатель переносится в Юлих, в Арденнский лес. Коронование королей происходит в Ахене, а не в Париже или Реймсе. Все это позволяет заключать, что автор уроженец нидерландский; что если есть на французском языке сказка «О Лисице», то это может служить доказательством разве только того, что предание об одном и том же лице существует иногда у разных народов и каждый воспроизводит его по-своему сообразно со своей действительностью.

Как бы то ни было, но поэма эта с 1522 г. начала пользоваться в Германии необыкновенною народностью. Первое издание, как мы уже упомянули, явилось в стихах на нижне-германском (plattdeutsch) или нижне-саксонском языке и на фризском наречии под заглавием Rynke de Vos. За этим изданием следовало множество других изданий и переводов. Замечательнейшими между ними считают издание Готтшеда в Лейпциге и Амстердаме 1752 г. с гравюрами и Зольтау[10] в шуточных стихах (Knittelversen) 1803 г. В 1794 г. Гёте перевел эту поэму на немецкий язык[11].

Алькмар говорит в своем предисловии, со всем простодушием и наивностью того времени, что он написал свою поэму «во славу Божию и в спасительную пользу тех, которые прочтут ее». Очень вероятно, что он написал ее без всякой другой цели и другого побуждения кроме внутренней потребности. Но с каким бы намерением ни прикоснулся к чему-нибудь своим художественным смыслом человек гениальный – все выходит у него вечно и необходимо. Что он написал эту поэму спроста, доказывается истинно-античной объективностью его создания. Автора в нем как будто и не видно; не заметишь ни одного места, ни одной сцены, обработанной им с большею любовью перед прочими: все у него ровно, стройно, все вытекает само из себя, как будто без его ведома и воли, но вследствие строгой необходимости раз завязанных им происшествий. В его создании, как в зеркале, отразились тогдашние нравы, обычаи, тогдашняя мораль. Все сословия нашли у него своих представителей и выразились в полных, человечных характерах. В них наряду с смешной стороной, подмеченной поэтом с поразительной верностью и высказанной им так добродушно-зло, в каждом лице является и искупительный образ человеческого величия, без которого не может быть полон ни один характер. Ибо нет в действительности человека, в котором с какой-нибудь стороны не проявилось бы человеческое достоинство. В этой поэме характеры общечеловеческие, и потому самому вечные. Некоторые его лица до того типичны, что их встречаешь и в нашей действительности, хотя уже под другим лоском, руководимых другими побуждениями. И как бы ни изменилось общество, какими бы началами ни управлялось оно, подобные характеры никогда не переведутся. Время изменяет только, облагораживает иногда их страсти, дает им новую пищу – кажется и изменился человек и все в нем как-то стало иначе, а в сущности он тот же Райнеке Лис, надувающий людей в пятнадцатом столетии, тот же Браун Медведь, тот же Волк Изегрим. Этим объясняется народность и то уважение, которым до сих пор пользуется эта поэма в Германии.

На первом плане поэмы поставлен герой ее, Райнеке Лис. Положение его самое затруднительное и щекотливое. Король объявил общий мир и свободный пропуск всем зверям без различия, и большим, и малым. Ни одного зверька нельзя тронуть, ни одной птички съесть, а между тем Райнеке по натуре своей не может питаться ни травой, ни плодами – ему надо мяса. Медведь, волк и другие, кто посильнее, безнаказанно грабят и режут – на них никто и жаловаться не смеет, потому что они сильны, знатны и могучи. Райнеке – владелец второстепенный; он не взял ни огромным ростом, ни силою мышц. Он не может стащить цыпленка без того, чтоб на него отовсюду не посыпались жалобы и крики негодования. Но зато природа одарила его страшным умом и сангвиническим темпераментом. Очевидно, что при таких обстоятельствах, при такой вопиюще-несправедливой обстановке его жизни этот ум должен измениться в пронырливость, лукавство, пройдошество, этот темперамент сделаться основанием и средством изобретательной подлости, двуличия и ханжества. Райнеке понял, что иначе он жить не может, что его задавит первый сосед посильнее, и вот он с полным сознанием, вследствие необеспеченности своего положения делается страшным подлецом. Вступив таким образом в борьбу, он более и более ожесточается, озлобливается против всех, потому что и конца ей не видит и наконец подличать становится уже для него потребностью. Сверх того сангвинический темперамент беспрестанно побуждает его к удали, к проказам и он часто без всякой пользы для себя, даже по большей части во вред себе, делает разные низости из одного только удовольствия делать зло. Трусить он начинает, только когда опасность висит у него на носу; до тех же пор он храбр до хвастовства: считает весь двор за ничто, говорит, что он всех их там одурачит, в дугу согнет, что ему стоит только явиться и пр. Вообще, блеснуть, пустить пыль в глаза, рисоваться – его страсть. Он иногда рисуется и перед женой. Но когда опасность близка, он упадает духом, им тогда вполне овладевает религиозное чувство и он спешит поскорее покаяться в грехах, исповедаться. Но это с ним бывает только перед опасностью. Не успеет он сойтись с ней лицом к лицу, как уже воскресает духом, ум его сильно работает и искусная речь льется у него в собственную защиту. Он не затрудняется в средствах: очернить память отца, оклеветать друзей для него ничего не значит. Но вот еще черта в его характере: он любит лгать и лжет на каждом шагу; но если ему приходится лгать по нужде, ex officio, им овладевает неприятное чувство, похожее на укор собственного сознания. Так, перед самой казнью, увидев возможность избавиться от петли, он говорит сам себе:

 

Только уж лгать мне придется, как я не лгал еще с роду!

 

Дело в том, что он любит лгать, но по вдохновению, и во лжи своей становится истинным художником. Его сказка о кладе короля Эммериха до того художественна, до того богата самыми мельчайшими подробностями, что ей труднее не поверить, чем поверить. Он художник по своей натуре, и этот артистический элемент проявляется во всех его проказах и плутнях. Он с самого начала так ведет свои проказы, что непременно к концу разыграет в каждой из них маленькую драму с заранее задуманной развязкой и непременно с эффектом. Все его похождения с волком, с медведем, с котом носят на себе этот характер. Даже собравшись умертвить зайца в то время, как заманил его к себе в гости с проводов своих в пилигримство, он не мог сделать этого просто: ему непременно нужно было среди разговора с женой, так, будто мимоходом, покоситься на зайца и сказать, что вот дескать король мне дал его на расправу, так я с ним сейчас разделаюсь, и потом уже, когда заяц смутился, растерялся, напасть на него и перекусить ему горло. Чувствуя свое превосходство над всеми со стороны ума и характера, он очень хорошо знает, что он подлец и почему он подлец; но от частых уверений в своей честности и любви к правде ему случается иногда самому умилиться и поверить себе, что он честнейший человек в мире и за правду готов на смерть идти. Когда король не поверил было сначала его сказке о кладе, он, только что избавившийся от казни, с петлей еще на шее, обиделся и дерзостью ответил королю на его сомнение.

Но зато в домашней своей жизни, в своем углу, единственном месте, где ему дозволили обстоятельства принимать человеческий образ, каким нежным супругом, каким чадолюбивым отцом является этот отъявленный мошенник, этот всюду бесчинствующий плут и мерзавец! Так, в третьей главе он прощается с женой; так, в седьмой, угощая у себя барсука, с отеческим самолюбием хвастается своими детками, рассказывает их ранние подвиги и потом ночью, томимый страхом, неизвестностью и бессонницей, приходит к жене, просит ее, чтобы она не пугалась, говорит, что ему необходимо снова идти к королю: если она в его отсутствие услышит что про него, то пусть обращает в хорошую сторону и не верит злым слухам. Наконец, Райнеке глубокий сердцеведец и, что всего более поражает своей художественностью в поэме, говорит с каждым лицом его же понятиями, его же языком. С медведем, с волком, с бараном, с барсуком особенно – у него своя речь, характер которой вытекает именно из полного сознания, с кем имеет он дело. С королем он говорит несколько торжественно, убедительно и сильно. С королевой он настоящий придворный, как будто весь свой век жил при дворе, осмеливается даже на любезность, шуточки и потому очень ей нравится.

Вот в немногих словах очерк характера Райнеке Лиса. Прочие лица носят на себе также полные человеческие образы и каждое из них представляет в себе полное, законченное целое. Все они чрезвычайно искусно сгруппированы около главного лица поэмы. Король великодушен и добр, вследствие сознания своего могущества и силы; но по высоте, недоступности своего положения он в то же время совершенно не знает людей, весьма легковерен и беспрестанно вдается в обман. Королева вполне женщина и во всем верна своей женской натуре. Так, например, раз заступившись за Райнеке, она, не взирая на его измену, не перестает за него заступаться. Характеры медведя, волка, кота, барсука, обезьяны, зайца и прочих зверей все до одного глубоко концепированы и поразительно верны.

Перевод сделан мной по возможности подстрочно. Собственные имена я оставил те же, кроме двух-трех имен, которые вполне переводятся на русский; так, например, Wackerlos (Трусик), Henning (Курогон) и др. В первый раз он напечатан был в «Отечественных записках» 1848 г. Теперь является в печати во многом исправленный и дополненный.