Разница в деталях

Воспоминания дипломатов – сложный жанр. Профессиональная привычка держать язык за зубами усушает многие тексты, превращая их в кладезь намеков и недоговоренностей.

Книга Валентина Фалина – счастливое исключение. Вся правда наверняка не сказана и здесь, многое просто не поместилось, но читать его воспоминания - удовольствие. Мемуары выходят не первым изданием, предыдущие давно распроданы.

Возможно, легкость изложения в сочетании с богатством наблюдений и оценок – следствие того, что изначально книга писалась для немецкого читателя, в 90-е она стала бестселлером в Германии и вышла даже в карманном формате.

Интерес к Фалину немцев понятен: с прихода в МИД в 1950 году он подолгу работал в Берлине и Бонне, с1971 по 1978 год был послом в ФРГ, затем обозревателем "Известий", председателем правления АПН, зав. Международным отделом ЦК КПСС. Неожиданная карьера для слесаря и токаря на заводе «Красный пролетарий», где будущий дипломат начинал в годы войны? Вряд ли стоя у станка он думал, что в итоге будет описывать войны в Корее и Афганистане, кубинский и ближневосточный кризисы, события в Чехословакии в 1968 г.

Текст полон деталей, столь важных для историков.

 Вот диалог с Громыко по поводу проекта советского заявления о вторжении войск в Чехословакию:

«– Вы ознакомились?

– Проект ни на что не годен, если не выставлять себя на посмешище.

– Это не проект, а решение политбюро.

– Тем паче.

– Что вы предлагаете? – спрашивает Громыко неуверенно.

– Имеется, судя по тексту, какое-то обращение руководителей ЧССР за поддержкой. Оно, видимо, и должно было бы стать предлогом и обоснованием. Но никак не спекуляции прессы или рассуждения парламентариев. США вторгались в Доминиканскую Республику по приглашению безымянного капитана тамошней полиции. Это – коль требуются прецеденты. Утвержденный текст можно отправить нашему постпреду в ООН на случай баталий в Совете Безопасности.

– Давайте ваш набросок. Попробую доложить. Помогите разобраться в почерке.

Дописываю окончания нескольких слов, раскрываю аббревиатуры, прибавляю заключительную фразу и передаю Громыко. Все еще недоуменный, он скрывается за дверью, которую перед ним распахнул сотрудник охраны. А вскоре возвращается и с привычной строгой миной извещает:

– Ваше предложение принято. И вот что еще. Пишите-ка обращение к президенту Свободе. Нет-нет, – поправляется он, – тезисы обращения Свободы к своим согражданам. Учтите характер президента и его соображения, поступившие сегодня из Праги.»

При этом сам ввод войск министр не комментирует, «не похоже, чтобы Громыко был в восторге. Пропадает и его труд. Последние десять лет уже на посту министра, сколько от него зависело и как умел, он торил тропки от конфронтации к взаимопониманию».

Для русского читателя Фалин не стал готовить новой версии книги. В итоге если оценки немецких политиков порой скуповаты, то описания действующих лиц советской истории читаются как роман. Автор наблюдателен и не стесняется в оценках. Он пишет, в частности, об отказе Сталина узнать правду о последних днях жизни его сына Якова, погибшего в немецком концлагере (Фалина в Берлине разыскал бывший заключенный того же лагеря). Упоминает и Молотова, деятельность которого в 50-е едва не привела к расколу Австрии. Много внимания уделяет Громыко, с которым ему привелось долго работать, эти оценки не назовешь подобострастными, мемуарист пишет, в частности, о том, какую роль играла субъективность в советской международной политике. При этом сам Громыко предлагал Фалину после возвращения из Бонна должность своего заместителя. Но бывшему послу не хотелось. Он мечтал об Эрмитаже, хотя знал, что для него уже полгода держат кресло гендиректора ТАССа. При обсуждении его трудоустройства в Политбюро  Суслов напомнил об этом, но неожиданно вмешался Черненко: генсек видит Фалина в ЦК. Так можно уточнить для себя табель о рангах – уровню руководителя ТАССа соответствовала должность замзава международным отделом ЦК.

Ценивший Фалина Брежнев сам, судя по всему, далеко не всегда мог преодолеть косность собственного окружения – история о том, как «Дойче банк» торил себе дорогу в СССР через тихое, но эффективное сопротивление Минвнешторга и Госбанка, была бы анекдотична, если бы не так печальна.

Книга вышла в серии «Наш ХХ век», где уже изданы мемуары многих политиков советской поры, от Добрынина до Примакова, у самого Фалина там вышла еще книга о Втором фронте. Серии есть куда развиваться, ей не хватает альтернативного взгляда на советскую историю, книг диссидентов и «простых» граждан, описывающих повседневность. Как замечает Фалин, ссылаясь на некоего философа, «округа одинаковая, но каждый тем не менее живет в своем мире, подметил умный философ». Вся разница в деталях, им и место.