Почти все, что вы хотели знать о СССР
Компактная история Советского Союза – мечта не только студента-историка или продвинутого школьника, но всякого читателя, кому интересен панорамный взгляд на 70 самых странных, наверное, лет в биографии России.
Итальянский историк и экономист Андреа Грациози собрал в одном томе результаты своих многолетних занятий СССР. Книга, уже выходившая в Италии и во Франции по-русски читающаяся как мини-энциклопедия, состоит из четырех частей. Первые три можно назвать фактологическими, здесь рассматриваются события в хронологическом порядке, последняя, «Вопросы и дискуссии», выглядит обширным комментарием, где автор предлагает свои трактовки событий и тенденций советского прошлого. Названия глав и разделов ориентируют в сюжетах и темах, которым книга уделяет особое внимание, будь то «Невозможная экономика?», «Скандал с деревней» или «Роль элит и идеологии» в разделе «Причины коллапса»,
Грациози лаконичен и одновременно масштабен; свободный от партийных пристрастий, он умеет соединить экономику и политику. Вот, например, он пишет о связи между репрессиями против крестьянства и внутрипартийной борьбой: «В 1926 – 1927 гг. возросло давление на деревню и возобновилось наступление на частный капитал. Были высланы тысячи ремесленников и коммерсантов, что усугубило товарный голод, с которым надо было бороться. (…) Но Сталина сдерживала необходимость уничтожить оппозицию. Он хотел бы развернуть наступление на крестьян уже после сбора урожая 1927 г., но упорное нежелание Бухарина и его союзников изгнать Троцкого из партии вынудило его отложить эту инициативу на время после XV съезда». В политической борьбе невозможно остановиться, за одним следует другое, в итоге пришлось изгонять и «ценнейшего и крупнейшего теоретика», «любимца всей партии», но «процесс против Бухарина, умеренность которого была всем известна, и который имел большую популярность в партии, подорвал доверие к режиму не только за рубежом, но и внутри страны”. Замечание о подрыве доверия внутри страны выглядит иллюзией, одни этого доверия не испытывали изначально, других в нем не поколебали ни лагеря, ни ссылки.
Анализ Грациози экономики, этого главного средства самоубийства советской системы, напоминает, как трудно работать с цифрами, норовящими измениться еще до того, как исследователь успел зафиксировать свою мывсль. Например, согласно официальной советской статистике, «с 1928 по 1940 г. показатель ежегодного прироста национального дохода составлял 13,9 %, согласно официальным советским данным, или 6,1 %, согласно американским оценкам, или 3,2%, cогласно оценкам Гирша Ханина» (Ханин – известный российский экономист. – Ред.). но в итоге «расхождения между официальными данными и всплывавшими серьезными недостатками в области энергетики, производстве металла и средств потребления, свидетельствовали о наличии системных финансовых проблем. Первая, частная, но особенно важная, была связана с уже упомянутыми военным расходами, высасывающими огромные ресурсы из гражданской экономики, превращая советскую экономику, как заметил уже в 1965 г. Борис Михалевский, в «военно-тоталитарную» по сути. Вторая проблема, не менее важная, чем первая, но общего характера, являлась прямым следствием единого для нового руководства страны подхода – решать любую проблему с помощью денежных вливаний.»
Экономика конца 20-х сильно зависела от экспорта – и тут коммунистическое государство ждали неожиданные сюрпризы, потребовавшие первой мобилизации идеологических ресурсов и массового привлечения писателей для оправдания репрессий: «Упор на экспорт распространился на все сырье, и в особенности на древесину, которую добывали с помощью крестьянских бригад, работавших часто в худших условиях, чем в лагерях, откуда уже бежали первые свидетели. Американское правительство, за которым быстро последовала Франция, ограничило импорт из СССР товаров, которые предположительно производились с помощью принудительного труда. В ответ Москва распорядилась «сократить привлечение
заключенных к операциям погрузки-разгрузки иностранных судов» и основала в конце года Главное управление лагерей и колоний (ГУЛАГ) ОГПУ, которое контролировало работу более чем 200 тыс. заключенных, привлекавшихся к работам на рытье каналов и лесоповалах. В мае 1931 г. Горький охарактеризовал в газете «Правда» новости о работе заключенных в СССР как «мерзкую и жалкую клевету».
В том же месяце протесты, против условий, в которые помещали депортированных кулаков, раздававшиеся даже внутри самой партии, побудили Политбюро доверить ОГПУ управление лагерями из соображений повышения эффективности. Таким образом, рабочая сила в его распоряжении возросла в восемь раз. Так возникла империя принудительного труда, просуществовавшая вплоть до 1953 г.». В итоге, пишет исследователь, возникла «культура», «которая, в конце концов, заразила через высокий процент побывавшего там населения всю страну».
Грациози создает масштабную картину насилия, единственного, как казалось власти, средства для движения страны вперед. В Кремле никто уже не считался ни с идеалами гуманизма, ни с простой человечностью: « С коллективизацией в 1931 г. возобновились также депортации. Известно, что к концу года было всего депортировано около 1,8 млн. человек. В январе 1932 г. только в спецпоселениях находились около 1,3 млн человек. Многим удалось бежать, но было и много жертв, особенно среди детей (долгое время детская смертность составляла 10% в месяц). Один из докладов августа 1931 г. рисовал ужасающую картину, согласно которой люди умирали от голода, а руководители и мелкие функционеры шли на «любое насилие и любой грабеж», меняя еду на женщин депортированных. Депортированные не только бежали, но писали тысячи писем протеста своим знакомым и представителям власти, а также находили в себе силы бунтовать, поднимая знамена с надписями: «Долой коммуны, да здравствует свободная торговля, да здравствует Учредительное собрание!» Это были последние всполохи великого крестьянского движения, начавшегося в конце XIX в., которые вскоре погасит голод.»
Панорамность – отличительная черта труда Грациози, легко ориентирующегося во всех советских периодах, будь то война, где он подмечает важные детали не только в истории боев, но и в демографии (так, например, к концу оккупации Киев практически опустел – из 900 00 человек, проживавших здесь в начале войны, осталось лишь немногим более 220 000), и в массовом потреблении 70-х. Он отмечает безнадежность попыток в конце 60-х насытить рынок товарами широкого потребления и пишет при этом, что даже «скромные блага распределялись довольно неравномерно. На самом верху и даже в нижних слоях советской элиты, насчитывающей несколько десятков тысяч человек, т. е. в целом у 3–4 млн руководителей всех уровней, корзина привилегий росла намного более быстрыми темпами, чем благосостояние остального населения. Но даже и в этом случае, как свидетельствует закрытое исследование, их уровень жизни оставался ниже, чем у квалифицированных немецких и французских рабочих. Советская рабочая аристократия, главным образом техники и рабочие предприятий военно-промышленного комплекса, жили не намного хуже своих начальников, но значительно лучше, чем остальные рабочие в гражданском секторе, в сфере обслуживания, не говоря уже о трудящихся женщинах. Большое количество последних были заняты на самых тяжелых и плохо оплачиваемых работах. Не говоря уже о том, что в многочисленных представительских органах существовали квоты для женщин, но там, где находилась реальная власть, таких как, например, Центральный комитет КПСС, их можно было сосчитать по пальцам одной руки» (по этой цитате видно, насколько перевод нуждается в дополнительной редактуре).
Как и во французском оригинале, в основном тексте книги нет сносок, отсутствует здесь и библиография, впрочем, в предисловии автор приводит адреса двух иностранных сайтов, где список использованной им литературы выложен полностью. Но дело ведь не в фактах, в принципе признаваемыми всеми участниками спора о советской утопии, и теми, кто ею по-прежнему восхищается, и теми, кто от нее в ужасе. Важнее сами подходы и трактовки прошлого, которое испарилось буквально на наших глазах, оставив в память о себе множество мифов и почти никакого их понимания.