Хорошо подготовленный взгляд

В Вене прошла выставка «Сёра, Синьяк, Ван Гог. Пути пуантилизма». Лишь на первый взгляд этот блокбастер выглядел спокойным райским уголком. Каталог объясняет, почему это не так.

Название выставки в венской Альбертине «Сёра, Синьяк, Ван Гог. Пути пуантилизма» звучит как типичный музейный блокбастер, вроде показанного недавно в Картинной галерее Берлина проекта «Золотой ве испанской живописи». Блокбастером она и оказывается, но неожиданным, с редкими полотнами, запечатлевшими торжество индустрии - вопреки ожиданиям увидеть лишь картины нарядной, беззаботной жизни. Ее тоже хватает, будь то идиллическая «Женщина у окна» Анри ван де Вельде, сцены из жизни цирка или виды портов – пуантилисты любили их за возможность объединить на законных основаниях воду, небо и городские постройки. Но пейзажи с заводскими трубами и плавильные цеха на картинах Максимилиана Люса для публики неожиданны. Как и апологет Сёра критик Феликс Фенеон, Люс был арестован в рамках процесса против анархистов, Фенеон выступал там с блестящими речами, которые выглядят образцом полемического искусства.

Сто работ, собранных Альбертиной из музеев мира, подтверждают хрестоматийные представления о пуантилизме как апофеозе точки – поклонник законов оптики, Жорж Сёра (1859 – 1891) считал, что краски должны соединяться уже в глазу смотрящего. Но с привычной хронологией кураторы не согласны, показав искусство не только 1910-х, но и 1930-х годов. Cреди обширного списка тех, кто испытал на себе влияние пуантилистов – а это художники от фовистов до экспрессионистов (Брак, Вламинк, Делоне, Кирхнер, Мондриан, Нольде, Северини... и далее по алфавиту), есть и русские: Кандинский, Малевич и Явленский. 

Все началось со скандала, когда в 1886 году на восьмой, последней в истории выставке импрессионистов Сёра выставил два полотна, включая знаменитую «Воскресной прогулкой на острове Гранд-Жатт» (в каталоге воспроизведено множество эскизов и набросков к самой знаменитой картины пуантилизма). Так началась эпоха метода, изобретенного 27-летним художником, увлекавшимся теориями света и следившего за новостями науки с пылкостью впервые влюбленного человека. Сам он предпочитал говорить о «дивизионизме» как стиле и понимал пуантилизм лишь как технику письма, где предпочтение отдается точке, а не мазку. Не все современники оценили новшество. Среди критиков оказались не только писатели-символисты (Гюисманс обвинил Сёра в недостатке искры и жизни), но и старшие братья-импрессионисты, раздосадованные переооценкой собственной эстетики. Ренуар колко отозвался о новом течении как о «мелко-точечной живописи» и не захотел выставляться рядом с Сёра, Гоген же увидел в молодом поколении группу «юных химиков, нагромождающих маленькие точки». Сёра и впрямь много общался с физиками и химиками, а манифест создал такой теоретично-засушенный, что впору заподозрить нехудожественную природу его таланта. Правда, к молодежи примкнули Писарро и склонный к новизне Верхарн, в целом же ситуация выглядела типичной: сами когда-то революционеры в искусстве, импрессионисты продемонстрировали свое непонимание его изменившихся законов.

Среди последователей Сёра оказались авторы, полузабытые сегодня; так, отсутствие Ахилла Ложе (1861 – 1944) на многих экспозициях постимперссионистов выглядит скорее просчетом кураторов, чем справедливой оценкой наследия художника из окрестностей Каркассона. Да, Ложе начинал учиться на фармацевта, что тоже бы вызвало усмешку у Гогена, но три отобранных для Вены полотна, включая «Перед окном» (1899) из женевского Пти-Пале, по-прежнему восхищают. Он был среди тех, чье сознание, еще недавно очарованное монументальной статикой Пюви де Шаванна, было разрушено и тут же возрождено «Воскресной прогулкой на острове Гранд-Жатт». Выставив картину на последней выставке импрессионистов, Сёра словно подвел черту под всей предшествующей историей живописи, в один миг превратив старшее поколение в классиков, достояние музеев. Его теория противоречила главным положениям импрессионистской эстетики, он не видел смысла в спонтанном переносе впечатления на холст, но настаивал на глубоко продуманном, можно сказать, подготовленном взгляде на окружающее.

Идеями рано умершего Сера и возглавившего затем движение Синьяка интересовался и Ван Гог – в Альбертине показали его полотна и рисунки конца 1880-х, многие предоставлены музеем Крёллера-Мюллера в голландском Оттерло, где хранится вторая по величине ван-гоговская коллекция в мире и важнейшее собрания самих пуантилистов (голландцы стали главным партнером выставки).

Пуантилизмом увлекались и фовисты, и экспрессионисты, и абстракционисты, от Брака, Кирхнера и Нольде до Кандинского, Малевича и Явленского. На финише австрийской выставки зрителя встречали работы Анри Матисса и Андре Дерена, Пита Мондриана и Пауля Клее, даже у итальянцев был собственный дивизионизм, представленный сейчас полотнами Джино Северини.                                             

Есть здесь и «Испанская танцовщица» (1901) всеядного Пикассо из коллекции Давида Нахмада в Монако. Всеядность всеядностью, но очевидно, как упрощает схемы популярная история искусства. Конечно, краткий список участников и жесткая хронология – удобная вещь для начальной школы, но в нее не помещаются анархисты и физики. А без них, как выясняется, истории искусства никуда. 

К выставке вышел каталог.

Ed. by Dr. Heinz Widauer.  With a preface by Klaus Albrecht Schröder and Lisette Pelsers. And essays by Michael Baumgartner, Helewise Berger, Marie-Laure Bernadac... [Managing ed.: Gunhild Bauer...]. - München : Hirmer, 2016. 288 pages