MoReBo публикует материалы из творческого наследия русского поэта Лидии Аверьяновой, сохранившиеся в архиве Всеволода Петрова.

 

Лидия Ивановна Аверьянова (1905-1942) – поэтесса причудливой и хрупкой судьбы, впрочем, характерной для железного века русской поэзии, наступившего после 1917 года. Биография Аверьяновой не вполне поддается реконструкции. Происходила она из купцов 2-й гильдии, отец умер в 1914 г., мать была мелкой служащей, «писала книгу по-английски». Лидия училась в Ленинградской консерватории, где познакомилась с первым мужем – Федором Дидерихсом, сыном директора фортепианной фабрики. Во Всероссийский союз поэтов она была принята 16 лет, литературный дебют состоялся в 1923 г., входила в круг позднего Сологуба, стихи печатались в 1924-27 гг., но сборник так и не вышел, известны и ее прозаические опыты: фрагменты романа «Апельсинный домик» о барселонской революции 1909 г. опубликованы в 1931 г.

Аверьянова свободно владела пятью европейскими языками, а также польским, грузинским, японским и др. В 1927-36 гг. Аверьянова работала переводчицей Интуриста и ВОКСа, сопровождала Ф. Нансена, Ж. Дюамеля, Б. Шоу, Г. Уэллса, С. Камияму, У. Нобиле, Л. Яначека и др. Возможно, Аверьянова потеряла службу из-за дружбы с леди М.Пэйджет, возглавлявшей британскую Благотворительную миссию. В 1936 г. был арестован председатель Советского общества Красного креста Х. Раковский, якобы завербованный британской разведкой через М.Пэйджет. В 1937 г. Аверьянова передала за границу со своей ученицей – англичанкой Элизабет два поэтических сборника («Серебряная рака» и «Пряничный солдат»), которые в итоге попали к Г. Струве. Он осуществил ряд публикаций в эмигрантских изданиях («Псевдонима не давайте, пожалуйста, пускай книга идет под моим полным именем, как моя подпись. Один конец!», из письма слависту Э.Ло Гатто, 9.12.1937).

К сожалению, Аверьянова страдала расстройством нервной системы: первый приступ болезни отмечен в 1927 г.; лечилась в больнице на Пряжке, которая была под наблюдением НКВД, не позднее 1940 г. Врач Натан Давидовский вспоминал, что видел ее там во время своей практики. Умерла от голода в блокадном Ленинграде. Похоронена в мае 1942 г. на Серафимовском кладбище.

 

Большим событием стало научное издание всех доступных ее поэтических текстов в 2011 г.:

Лидия Аверьянова. Vox Humana: Собрание стихотворений/ Сост., подг.текста, посл. и прим. М.М.Павловой. – М.: Водолей, 2011.

 

Нынешняя публикация является дополнением этой книги и основана на материалах архива искусствоведа и писателя В.Н. Петрова (1912-1978). Всеволод Петров был учеником Пунина, сотрудником Русского музея, автором многих книг и статей о русских художниках. Также Петров дружил с Мих.Кузминым и Хармсом, оставил замечательное литературное наследие, опубликованное только посмертно:

 

Турдейская Манон Леско. История одной любви: Повесть; Воспоминания. – СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2016.

Из литературнонго наследия: Философские рассказы. Дневники. Проза. Стихи. – М.: Галеев-Галерея, 2017.

 

Аверьянову и Петрова связывали дружеские романтические отношения, о чем свидетельствуют публикуемые ниже материалы. Известны поэтические посвящения Аверьяновой (см. ее сборник), а также посвящения Петрова (см. прим.М. Павловой на сс.351-352 и сс.326, 328 сборника «Из Литературного наследия»).

Лидия Аверьянова была влюбчива, ее поэтическое и эпистолярное наследие подтверждает романы с Л. Раковым и Л. Гумилевым. Вторым мужем Лидии стал Андрей Иванович Корсун (1907-1963). Корсун был родом из кисловодских дворян, в 1926-30 гг. учился в Институте истории искусств (Зубовском), с 1931 г. работал библиотекарем в Русском музее и Эрмитаже, войну прослужил почтальоном в действующей армии. Более всего он известен как переводчик «Старшей Эдды», причем переводил он с подстрочника М. Стеблин-Каменского, зная только современные европейские языки. Возможно, его биография является примером воздействия литературы на жизнь. Роман А.Н. Егунова (Андрея Николева) «По ту сторону Тулы» был написан в 1929-30 гг. Главный герой Сергей Сергеевич на пару лет старше Корсуна, пытается стать писателем, работает техническим сотрудником («пишбарышней») в «конторе Петергофских дворцов-музеев», получил «необычайно тонкое»  образование: специалист по древнеисландской литературе. Известно, что Егунов и Корсун коротко приятельствовали. После публикации романа Корсун стал работать в музеях, а исландскими сагами начал заниматься после войны. Его выразительные портреты оставили Мих.Кузмин (см. Дневник 1934 г., запись 11.09) и М.С.Глинка (см. В.М. Глинка: Воспоминания. Архивы. Письма. СПб., 2006, с.135), а В.Петров свои мемуары уничтожил еще в войну. Развод Аверьяновой и Корсуна состоялся уже после ее смерти - в 1944 г.

Аверьянова, Корсун и Петров – герои впервые публикуемых ниже материалов из архива В.Н.Петрова.

 

Публикация Ильдара Галеева, вступ. заметка Константина Львова

 

 

Лидия Аверьянова

 

СТИХИ

 

Всеволоду Петрову

 

Я двойную забыла гибель,

Все мне снится – и  сны легки –

Ты заснул, наконец, в изгибе

Ломкой, теплой моей руки.

 

Губ ли, глаз мне чуждаться этих

И повторной дуги плечей?

Знаешь, юноши - те же дети

И боятся таких вещей.

 

Обернется закатом желтым

Новый день Твой – и все пройдет,

Как и тот, с которым пришел Ты –

Первый, чистый апрельский лед.

Лидия Аверьянова

23/IV 33

 

................................

 

Всеволоду Петрову

 

С ледохода мы неразрывны,

Словно лебеди между льдин, -

Тонкий мальчик мой, пленник дивный –

Взрослой женщины властелин.

 

Ах, слова не такие шепчут,

Если нежности больше нет.

Ты немного похож на жемчуг,

Только телом моим согрет.

 

Ветер с губ Твоих сух и жарок,

Темных глаз мне приятна тень.

Получай же меня в подарок,

В двадцать первый Твой лучший день.

Лидия Аверьянова

26/ IV 33

-----------------------------------------

 

                                                 Всеволоду Петрову

1.

От Невских стен отходит кромка льда,

Меня к Тебе под вечер тихо клонит –

И ничего не надо мне, когда

Твое лицо легло в мои ладони.

 

Не хочешь Ты ни лучших, ни других

И за руки берешь у самой кисти

И Ты крадешь дыханье с губ моих

Как с чайного куста последний листик

 

А я – беднее большинства людей,

Журчит былое в песнях Гамаюна,

Но будущим моим сполна владей –

Проклятий клад, разменянный на юность.

17/V 33

2.

От Иоанна Ты ведешь рассказ

И, грозное, любви приходит время –

Ночной разбой, пожар легчайших ласк –

И - колокол-сердца прорвутся в темень.

 

Не вымолишь пощады у тебя:

Всей нежностью всегда подменишь жалость

И все еще не сыт. Не знала я,

Какому я опричнику досталась.

 

Боярышник мой дикий, Ты цветешь

У рук, у губ, с моим дыханьем смешан,

Не отвести плечей  –  так Ты хорош

И светел весь, и поцелуй неспешен.

 

Неполный друг, неверная жена –

Мы сладостной землей вдвоем владеем

И теремом одним отделена

Я от Тебя – Суворовским музеем.

17/V 1933

 

.........................................

 

Адмиралтейство

(публикация - М., 2011,                                              (рукопись - разночтения)

отсюда и ниже до раздела Писем)

 

Всеволоду Петрову                                                                 (1.)

 

Маргаритками цветет Империя.

Желтым полем нежно выгнут свод.                   (Желтым полем вогнут темный свод)

Зданье – лебедь с выпуклыми перьями –

Славы первенец – парит… плывет…

 

Шкуркой – лисьей или горностаевой –

О, распластанное на ветру,

О, двухцветное, – крошись, истаивай,                                    (двуцветное)

В солнце врезанное ввечеру.

 

Ты – стройнее гениальной памяти –

Временем чуть выветренный кров.                                        (времени)

Пористый ковчег – нельзя, слова не те

Отпечаток предадут петров…

 

Или, ревностной медузой выскользнув,

Ты – Неве песчаная коса? –                                               (В чаше вод - песчаная коса)

Здесь эпоха повернула циркуль свой,

 Век простер лепные паруса.

 

Что ж, из имени петрова вставшее,

Вдруг стихами легшее в персты,

Маргариткой отцветай, ромашкою:

Мне гадать еще поможешь ты.

 

 1933                                                                                                (Май)

 

 

-----------------------------------------

 

2.

                                                                                   (Всеволоду Петрову)

В ромашках свод, тенист и узок.

Я солнце видеть не могу,

Где зданье пористой медузой

Распластано на берегу.

 

Немецких плотников услада,

Над запыленным гравием крыш,

В зеленых водорослях сада

Ты рейнским золотом горишь.                                      (древним золотом)

 

Каких героев приближенье

Твою пронижет чешую?

В гранитной чаше отраженье

Качает ветер, как ладью.

 

И время полною струею                                                   (вескою)

Реки отягощает ход…                                                       (перегружает)

Обличье ложного покоя

Глаза, шаги сюда влечет:

 

И вновь вернее всех объятий

Перебивая память, тут

Лепными щупальцами схватит

Меня адмиралтейский спрут.

 

1933                                                                                      (май)

 

------------------------------------

 

1. Свиносовхоз                                                               (Сонет)

 

На холмике стоит Свиносовхоз.

Я провела там целых три недели.

Там свиньи – вы таких еще не ели!

Там поросята – как бутоны роз

 

Кирпичный дом – мишень для майских гроз –

Как часовые, обступают ели –

Во все глаза глаза мои глядели:

Там худший боров лошадь перерос.

 

Ах, знает бойня Мясокомбината,

В каком Йоркшире эти поросята:

Уже консервы покупаю я.

 

Там боров Митька – что, вам правды мало? –

Отлично нес бы к Риму Ганнибала.

А если лгу я – значит, я – свинья.

 

1935                                                                       (Ленинград 22 ул. Литераторов, 19)

 

 

 

ПИСЬМА

 

Гор. Осташков

Западной обл.

Ленинский 26

Л.А. Бир

для Всеволода Николаевича Петрова

 

19 / VII 1933

Дорогой Всеволод,

спасибо за милое письмо Твое – оно меня очень успокоило и по-хорошему развлекло: я здесь замотался совсем, не дождусь когда отдохну.

С Андреем[1] расставались словно на-смерть – не знаю отчего нынче так разрывающе. Он уехал 17-го.

 1 авг. я верно уеду за Лугу – это окончательно выяснится за ближ. дни; если не поеду – то тогда к Тебе, устрой хоть в городе: но не предпринимай, пока не напишу твердо, т.к. в общем Дом отдыха мне полезнее.

Платье-сарафанчик вышло на славу, оказывается я голенький не так еще плох: приедешь - увидишь, в августе верно еще будут теплые дни. Но жаль, что надела без Тебя.

А. меня задразнил из-за Juliette, т.е. что Кузмин для Тебя все же на первом месте: это и впрямь так. Ты во мне подсознательно слишком уверен. А я слишком занят и утомлен, чтобы активно Тебя в этом разуверить.

Не сердись – карточка Твоя в рамке и спит со мной – верх целомудрия. Если изменишь с иконоподобной девкой – поставлю твою фотографию вверх ногами - для посрамления. Так что берегись.

Спать хочу и притом один.

Так что пока прощай. Небрежно целует Тебя изнемогший от верности Лис

 

------------------------------

Ленинград

Кирочная ул. 41 кв. 3

Всеволоду Николаевичу Петрову

Отпр. Лидия Аверьянова

Сестрорецк. Курорт, Павильон III, палата 17

 

Сестрорецк, 11/ХI 34

Дорогой Всеволод,

Я почти о Тебе забыла, но, вследствие безобразной сцены ревности - абсолютно необоснованной, как Тебе известно – кот. мне закатил А. по поводу Твоего прихода перед моим отъездом - снова вспомнила и пишу.

В Ленинград возвращаюсь числа 21-го и надеюсь Тебя увидеть, solo или в обществе других милых двуногих – напр. А., Паров. Мельницы  и Ив. Алекс. Не знаешь ли, действительно ли он женился или женится на Г.

Будь добр – позвони Паров. Мельн., кот. я послала открытку, но ответа не имею и скажи, что если некогда, то могла не отвечать, выясни, не испортилось ли у ней что в механизме, т.к., когда я была последний раз, то лезла с поцелуями, но мне на них почти не отвечали; серьезно, узнай, не болен ли.

Мужчин здесь интересных совершенно нет, т.ч. есть от чего сделаться лесбианкой. Но очаровательнейшая женщина, кот. я здесь встретила, при ближ. знакомстве оказалась так мила и интересна, что все низьменные  чувства у меня к ней пропали, а остались одни наилучшие.

Как здоровье Кузмина?

Между прочим, как Ты сам? Не обижайся. Отношусь очень хорошо, иначе бы написать не собралась.

По количеству заданных вопросов можешь заметить, что очень хочу письма, т.к. здесь дико скучно. Я стал очень толстый и веселый зверь – прибавил около 3х кило и еще собираюсь. Спереди - «в приличном месте» у меня про запас выросли 2 горбика как у верблюда.

Наблюдаю речевые особенности отдыхающих. Результаты плачевны для великого, могучего и проч. русск. языка  Все как есть сами про себя говорят «кушаю», а гдовский диалект, вместо «закрыто» и «открыто» включил в себя новообразования «запёрнуто» и «отпёрнуто».

Ну, не буду больше надоедать. Море здесь прекрасное и беспокойное.

Не забудь моей просьбы насчет Cascarin Le Prince (т.е. того, кот. изготовляет соотв. посуду)[2].

Сестрам привет. Обнимаю.

Твой Авантюрист и бесстыдник –

Лис Аверьянов

-------------------------------------

 

14 / VIII 1936

Дорогой Всеволод,

Спасибо за письмо – очень ему обрадовалась. Как Ты отдыхаешь? Отпиши скорее и всё подробно. И кто это толкает Тебя под локти, когда пишешь письма? Усё хочу знать. Привет всем Твоим.

Я так растолстела, что этого слова мало: скорее уж «разопсела». Ты меня никогда такой и не видел. Вернулась с Сиверской вчера, а сегодня купила уже себе Molier`a оч. хорошего и Daphnis et Chloe чудное изд., 18 века. И еще всякую дрянь, хотя и так девать некуда.

Мне еще писать утомительно, оттого кончаю, целую и жду писем.

Твой толстопузый Лис.

P.S. Извини – бумага плоха, но очень уж люблю писать на «квадратиках».

Целую Лис

 

-------------------------------

Ленинград

Кирочная ул. 41

Всеволоду Николаевичу Петрову

 

Москва, 20/III 37

 

Дорогой Всеволод,

Жалела очень, что не видала Тебя как следует перед отъездом.

В Москве - дождь, слякоть, чисто и сухо только в метрополитене, это – единств. пока то, что можно сказать в пользу этого нововведения. Я, лично, предпочитаю свежий воздух.

В театрах не была, т.к. играют сегодня скучное, а вчера, по собств. глупости, не пошла.

У меня  - 4 новых Rilke, т. ч. зачитываюсь в «слободное» время запоем, купила себе «Житие протопопа Аввакума» в нов. изд. Аcademia.

Целую тебя крепко, привет Анне Андреевне[3] и пожелай ей здоровья; в Л.Н.[4] поддерживай энтузиазм!

Твой Лис

 

 

------------------------------------

 (На бланке Hotel London, 11 Feldman blvd, Odessa, USSR)

Одесса, 25 / III 1937

Дорогой Всеволод,

Не писала из Киева, т.к. очень уж много было впечатлений, больше хороших.

В Одессу же можно не ездить – достаточно посмотреть «Броненосец Потемкин».

Я уже рвусь домой, хотя дома неприглядно до ужаса, хоть бы умереть, что ли: комнату надо ремонтировать – от этого хочется заранее протянуть ноги. Грудь у меня болит так, что ночью, сквозь сон, я даже чувствую, как от этого  и мозг болит, и просыпаюсь со стоном.

Напиши мне на ленинградский адрес о всех Твоих новостях и о том, видел ли Ты за это время Андрея и как он выглядит? Очень беспокоюсь за него, он совсем от рук отбился, не ест, работает много.

Киевский его кузен – «ах, очарователен!». Завтра еду в Ялту, домой  2/ IV. Целую Тебя крепко. Твой Лис.

 

 

 

Публикация Ильдара Галеева, вступ. заметка Константина Львова