Репутация важнее фактов, даже художественных. Имя Сарры Лебедевой знают многие, но как начнешь спрашивать – что помните, так сразу туман. Кто-то вспомнит хрестоматийную «Девочку с бабочкой», многие годы украшавшую Парк Горького в Москве. Кто-то – надгробный памятник Пастернаку в Переделкино. И лишь знатоки с ходу назовут с полдюжины поразительных бюстов и рисунков, запечатлевших великих актеров и художников, от Михоэлса и Мансуровой до Мариенгофа и Евгении Пастернак.
Может, она из числа тех, кто составляет внутрицеховую гордость, задает планку коллегам, автор не для широких масс – как Велимир Хлебников или Мария Петровых? Но большая выставка в Третьяковской галерее напоминает о ее работах, ставших символами эпохи, будь то внушительный «Шахтер» 1937 года, бюсты полярного летчика Бориса Чухновского, первого стахановца Алексея Стаханова или Валерия Чкалова – вот уж если советской герой так всем героям герой! Лебедева была им под стать – она не просто села в кабину к Чкалову, но и попросила его сделать с ней «мертвые петли».
Сарра Лебедева. Бык. 1922. ГТГ
В Инженерном корпусе, впервые с 1969 года, показывают собрание самой Третьяковки, - скульптуры, рисунки, эскизы, архивные материалы, фотографии несохранившегося. Этого достаточно для полноценного портрета Лебедевой, ведь после ее смерти основной массив работ из мастерской поступил как раз сюда. В Москву она приехала из Петербурга, после расставания с Владимиром Лебедевым (его влияние на ее графику 20-х очевидно) – это был, вероятно, опрометчивый шаг в жизни обоих. Замуж она больше не вышла, а два его следующих брака не прекратили их тесного общения. Кажется, им было скучно друг без друга – вечная история людей, ошибочно ставящих страсть выше привязанности.
Как и Лебедев, автор «Окон РОСТА», Сарра тоже была очарована революцией, прежде всего Дзержинским. На выставке множество его изображений, от небольших набросков до тиражировавшихся бюстов, а главное – проект памятника на Лубянке. Хотя на обсуждении раздавались голоса скептиков, а Иван Шадр увидел в создателе ВЧК отшельника, монаха и даже ксендза, Лебедева выиграла конкурс, но в итоге после войны заказ выполнял пронырливый Вучетич. Вообще ее проекты мало реализованы, слишком камерными для советской реальности выглядели и Пушкин в Михайловском, и Чехов в Москве. Оставались бюсты – удивительной силы «биографии-портреты», как Михоэлса или Надежды Удальцовой (1953; вот где лицо отражает трагедию судьбы, определенной многолетним ожиданием письма от давно расстрелянного Древина), или неожиданный портрет Татлина, с его свободной посадкой, разительно отличающийся от всего остального (1943-1944). Конец же публичной деятельности наступил после неудачи с памятником бывшему наркому черной металлургии, а затем послу в Японии И.Ф. Тевосяну. Друзья скупо пишут о том, что Лебедева отказалась от предложенных изменений. Можно предположить, что на них настаивала боевая вдова Тевосяна, работавшая с ним в Замоскворецком райкоме партии в 20-е и так и не утратившая боевой дух. Она вошла в историю как душитель Александра Бека, гнобитель его романа «Новое назначение», где Тевосян был прообразом главного героя, ее можно считать причастной к тому, что у Бека от длившейся годы борьбы за роман начался рак. Возможно, Лебедева почувствовала черную силу вдовы и вовремя отступила.
Михоэлс. 1939.
Впрочем, главный удар она испытала после войны. Ее сестра, известный поэт 20-х, переводчик Шекспира, адресат произведений Михаила Кузмина Анна Радлова вместе с мужем, театральным режиссером Сергеем Радловым, в 1942 году были угнаны со своим театром из Пятигорска в Германию, а оттуда во Францию. При первой возможности весной 1945 года они решили вернуться в СССР, причем они сами туда стремились, дело не в приглашении советской миссии, как утверждают иные источники. Лебедева их в этом поддерживала, не подозревая, что вместо дома их ждет лагерь; там Анна и умерла, Сергей же вышел на свободу и позже работал в рижском ТЮЗе. Все это время Радловых поддерживал и Владимир Лебедев, при этом их собственный сын Дмитрий от них отвернулся, прервав всяческое общение.
Их переписка, черновики писем Лебедевой наркому госбезопасности Меркулову с вопросом о судьбе родственников (она долго не могла поверить в арест), а затем с предложением взять сестру на поруки, прошения о помиловании публикуются в каталоге.
Можно гадать, каким это было испытанием для человека, о котором Тышлер писал: «Помню Сарру светловолосую, голубоглазую, пластически крепко сколоченную, как говорят скульпторы, обтекаемую. Она сама походила на скульптуру из бледно-розового мрамора. Несуетливая, медлительная, она так двигалась в пространстве, словно невидимые существа переносили ее осторожно с места на место, чтобы не уронить».
А видимые осторожностью не отличались.
В 50-е она стала членкором Академии художеств, у нее оставалась мастерская, но есть что-то в жизни, что важнее признания и внешнего успеха. Возможно, это когда невидимым существами удается тебя не уронить.
Лариса Бедретдинова, куратор выставки:
«Она нашла себя на контрасте с работами Мухиной»
- Проект памятника Дзержинскому, показываемый на выставке, предназначался для Лубянской площади?
- До войны было много конкурсов на памятники. В 40-м году – на памятники Кирову, Орджоникидзе и Дзержинскому. Лебедева выиграла последний. Хотя многим ее проект показался спорным, Дзержинский выглядел недостаточно революционно, напоминал схимника в сутане. После некоторых исправлений и увеличения высоты постамента его решили делать, но из-за войны отложили. А потом Вучетич каким-то образом сумел забрать заказ себе.
- Но оба памятника очень похожи. О плагиате речь может идти?
- Да, очень похожи. Но плагиатом не считают.
- Почему после войны она словно выпала из обоймы?
- Началась борьба с формализмом, Лебедева от этого пострадала. Считалось, что ее вещи выглядели очень импрессионистически, часто незаконченными, из-за этого ей перестали давать заказы.
- Вам удалось показать все, что хотели?
- Были трудности с отбором, там много интересных портретов и графики, что-то пришлось убирать уже во время монтажа, не все умещалось в залах третьего этажа. Каталог гораздо шире того, что на выставке.
- Творчество Лебедевой выглядит как утонченный реализм. Есть ли в ее наследии следы влияния русского авангарда? Кроме «Быка», мало что о нем напоминает.
- Вы правы, влияния авангарда не видно; у Лебедевой свое место в истории русской скульптуры. Она из великой женской плеяды – Голубкина, Мухина, Лебедева, и все это первая половина века. Но все же «амазонки авангарда» - это скорее о живописи. Лебедева - документалист-реалист, художник камерного склада. Она нашла себя на контрасте с работами Мухиной, та монументалист, стремилась передать пафос времени, героическое начало, стремление созидать. А Лебедева интересны в портрете своеобразие личности. Это, как правило, камерные портреты, первоначально вообще головы, бюсты. В них есть и аналитическое начало, и синтетическое. Если сравнивать портреты ее и современников, то меня, например, всегда поражает, как много деталей и нюансов ей удается включить в свой портрет и при этом сохранить его цельным, сохранить цельность образа, характера, темперамента. Это ее особое свойство, его нет ни у Мухиной, ни у Голубкиной, этого объективного стремления зафиксировать многообразие сторон одной личности.
Лена Трубникова - первая ударница "Пестроткани". 1931. ГТГ.
- Мировоззрение Лебедевой сформировано революцией, «Окнами РОСТА», еще эта артистическая влюбленность в Дзержинского… Как она эволюционировала при этом эстетически?
- Поскольку она начинала учиться до революции, у нее было хорошее знание классики, это видно по работам. Романтика революции ее увлекла.
Позднее, после войны, ее манера лепить контрастировала с основным художественным трендом. В конце 40-х годов она даже была вынуждена обратиться к работам над надгробиями, потому что портретных заказов у нее не было. В это время она уже не лепит в прежнем количестве общественно значимых персонажей – революционеров, партийных деятелей; но у нее на протяжении всего творчества всегда было много как моделей поэтов, писателей, художников. В это время появляются работы более декоративные, больше портретов людей, которые ей близки, с которыми ее связывают давние отношения. Всю эволюцию мы можем проследить только на основе творчества, высказывания самой Лебедевой неизвестны. Дневников она не вела, переписки практически не сохранилось. Основные свои соображения она высказала о скульптуре и портрете на Портретной конференции, и у нее есть две небольшие заметки о том, как она лепила портрет Дзержинского и как общалась с Чкаловым, в том числе во время позирования.
- А политически она тоже эволюционировала? Ее отрезвила история с заточением сестры или прозрение наступило раньше?
- Или в середине 40-х, или чуть раньше - она уже все понимала.
До 22 ноября.
К выставке вышел каталог.
Это расширенная версия статьи, опубликованной в "Новой газете".