Драматическая программа Зальцбургского фестиваля в этом году насыщена как никогда. Среди ее премьер – пьеса малоизвестного в России, но популярного в Германии режиссера Торстена Лензинга, объединившая на сцене людей, животных и большую трубу.
Огромная труба перекрывает горизонт сцены. Перед нею двое взрослых на пляже разыгрывают сцены из жизни детей. Шарлотта (ее играет Урсина Ларди) и Феликс (Девид Штризов) не просто забавляются, они вспоминают своих родителей, разбираются со своими комплексами и случайными встречами. Аквалангист выходит из воды – буквально сваливается с трубы, он еле дышит и, кажется, сейчас отдаст концы. Его удается спасти, а заодно и поиграть его ластами. Но завязывающийся разговор способен привести к далеко идущим последствиям – если бы не способность метафорического театра играть обстоятельствами времени и места. Апофеозом череды эпизодов из жизни детей и животных становится диалог страдающего от одиночества осьминога (Урсина Ларди) и подсознательно ищущего собственной смерти такого же одинокого дайвера; финал же переносит в будущее, в дом престарелых. Там за 88-летней Шарлоттой ухаживает робот-сиделка, он умеет угадывать желания пациента по глазам.
Театральная программа Зальцбургского фестиваля объединяет классическую драматургию и современные тексты. В этом году одну из главных площадок, городского драмтеатра, закрыли на ремонт, но это не сказалось на производительности. В афише пять спектаклей: бессмертный «Имярек» Гуго фон Гофмансталя, им фестиваль начинается каждый год и он единственный идет без английских субтитров, их трудно встроить в пространство площади перед кафедральным собором. «Ифигения» отсылает к текстам Еврипида, Расина и Гете; «Хоровод» Артура Шницлера переписан современными драматургами, в том числе Михаилом Дурненковым; за современность отвечает спектакль Торстена Лензинга «Помешаны на утешении», социально-радикальное представлено «Ингольштадтом» классика 1920-х Марилуиз Фляйзер – самое точное, вместе с «Ифигенией», попадание в лейтмотив фестиваля этого года, выраженный словом «inferno». Дантовский «Ад» звучал и вживую, в рамках марафонского, до часу ночи, коллективного чтения «Божественной комедии» с участием таких знаменитостей как Кетлин Моргенейер.
Многое - копродукция; с фестивалем работают крупнейшие театры Европы. Например, «Ингольштадт», поставленный по пьесам близкой Бертольту Брехту Марилуизы Фляйзер (одну из ее пьес экранизировал и Фасбиндер), сделан вместе с венским Бургтеатром. А Ленсинг работает сразу с восемью театрами Франции, Германии, Швейцарии и Люксембурга. Но, поскольку инициатором проекта выступили австрийцы, мировая премьера прошла здесь.
«Помешаны на утешении» во многих отношениях необычный спектакль. Репетиции длились два года – речь именно о репетициях, а не просто обдумывании замысла и декораций. Для репертуарного театра сроки неприемлемые, для фестиваля подавно. Но если хочешь работать с Лензингом, деваться некуда: независимый режиссер сам обычно продюсирует проекты и сам определяет, сколько месяцев, а то и лет их готовить. Ему охотно помогают: спектакли яркие, критика в восторге, многие предлагают Лензингу место директора театра, но безуспешно – это как анархиста Кропоткина звали в 1917-м поруководить Временным правительством. Последнюю постановку, «Бесконечное удовольствие» по роману Дэвида Фостера Уоллеса, пригласили на берлинские Театральные встречи, выше награды в немецкоязычном театре нет. Лензинг встал в один ряд с Марталером, Касторфом и Тальхаймером, пусть и не впереди их, но все же; удивительно, что российская пресса о нем не писала.
С Лензингом вот уже 20 лет работает одна и та же команда первоклассных актеров. Та же Ларди - актриса берлинского театра Шаубюне, снималась в «Белой ленте» Михаеля Ханеке. Девид Штрисов был любимым актером Юргена Гоша в Дюссельдорфе и снялся в фильме «Фальшивомонетчики», получившем в 2006 году «Оскара», Себастьян Бломберг работал с «Фольксбюне» Касторфа и венским Бургтеатром, а Андре Юнг - с режиссерами Гербертом Вернике, Йосси Вилером и Йоханом Саймонсом. Трое из них участвовали сейчас в чтении «Божественной комедии».
Ожидания подогревал и дебют Лензинга в качестве драматурга. Прежде он ставил пьесы или прозу – в диапазоне от «Вишневого сада» до «Братьев Карамазовых». На этот раз он сам написал текст, получилось занятно, хотя этюдность чувствуется в некоторых мизансценах. С другой стороны, когда Юнг изображает флегматично-задумчивого орангутанга, а Бломберг медленно ползет по сцене как заправская черепаха, нехотя заваливясь в зал, – в их перевоплощении столько обаяния, что любая кажущаяся длиннота оборачивается ощущением особого, театрального времени. А как Ларди играет осьминога, будто всю жизнь только этим занимается! Будь у нее, как у октопуса, девять конечностей, они бы тоже думали отдельно, да и кожа думала б тоже. Но испытывает ли осьминог страх перед смертью, порождающий страх перед жизнью, это вопрос скорее к дравйверу, который сам всего боится. Но боятся и зрители первых рядов партера: скатывающая в финале на авансцену та самая огромная труба, которая поначалу волна, а к концу – итог биографии (художники Гордиан Блюменталь и Рамун Капауль), готова, кажется, давить всех без разбору.
Пристрастие Лензинга к миру животных отразила и программка, в интервью он говорит о любви к животным, правда, само интервью - перепечатка из газеты четырехлетней давности, неторопливость, как и постоянство в работе, ощутимы и в малом. В животных он обнаруживает лучших собеседников, молчаливых и все понимающих. В ситуации, когда одинокую старость скрашивают роботы-сиделки, это выглядит скрытой утопией, архаичной поэзией, из-за которой еще ходят в театр.
Это расширенная версия статьи, опубликованной Ъ.