Григорий Кружков: «Пастернаковский "Король Лир" был и остается недосягаемой вехой»

 

Автор новых переводов «Лира» и «Бури» - о популярности Шекспира и обманчивой легкости нерифмованного стиха, своем неучастии в новом собрании сочинений драматурга и состоянии своей профессии.

 

 

- Сколько Шекспиров нам надо сегодня? Как часто для культуры необходимо  заново переводить Шекспира?

- Новые переводы классики – подтверждение ее актуальности; значит, книгу читают, изучают, преподают студентам. Если университетское образование в обществе на хорошем уровне, переводы случаются (именно случаются!) достаточно регулярно. Так, например, «Божественная комедия» переводилась на английский язык 11 раз за последние 50 лет, то есть, в среднем, каждые пять лет появлялся новый перевод. Среди переводчиков – известные поэты, филологи и даже автор детективов (Дороти Сэйерс). Хорошо ли это для классического текста? По-моему, неплохо. Поэтический шедевр можно сравнить с прекрасной женщиной, а переводы – с нарядами, в которые она облекается; чем больше гардероб у красавицы, тем лучше. Мераб Мамардашвили говорил: наши мысли о Гамлете – это способ существования Гамлета, никакого иного способа существования у него нет и быть не может. Книга живет, пока ее читают, а перевод – это чтение, доведенное до своего логического конца (любое чтение есть внутренний перевод). На прямой вопрос: сколько «Шекспиров» нам нужно сегодня, я бы ответил двусмысленной фразой: хорошего много не бывает. Это значит: «чем больше, тем лучше» – и в то же время: «вряд ли на нас вот так сразу посыплется много хороших переводов». Нерифмованный стих шекспировских пьес лишь обещает легкую прогулку переводчику, – хотя подобное обманчивое впечатление может соблазнить неопытного человека. За «Божественную комедию» он не возьмется, потому что сложности с терцинами слишком очевидны, а за пьесы Шекспира – почему бы нет? Если сравнить поэзию со спортом, то и там, и здесь есть, условно говоря, «технические» виды спорта (например, фигурное катание) и «натуральные» (бег, бокс и т.п.). Любитель не выйдет на лед делать плетенки шагов, так же как он не рискнет переводить Данта. А вот толкнуть ядро дальше всех или даже выйти на ринг, чтобы начистить морду чемпиону, желающие всегда найдутся.

 

- Почему драматург, живший так давно и не знавший ни интернета, ни концлагерей ХХ века, остается самым играемым автором в мире?

- Много лет тому назад, при подготовке сборника «Младшие современники Шекспира» и потом, работая над другими проектами, я перечитал довольно много произведений драматургов – современников Шекспира и в переводе на русский, и в оригинале. Среди них есть замечательные авторы! В красноречии, живости, остроумии, в умении строить сюжет, поражать и ужасать зрителя они мало чем уступают Шекспиру. Но мысленно их сравниваешь – и видишь, что Шекспир возвышается на целую голову. Или даже так: он выглядит как трехмерная фигура на фоне нарисованных персонажей. Почему? Любой ответ обвинят в субъективности. Мудрость, человечность, благородство – разве эти вещи можно объяснить или, чего доброго, доказать? Читатель, написавший любимому писателю: «Спасибо, вы затронули самые глубокие струны в моем сердце», получил ответ: «Это вам спасибо: значит, было, что затронуть». Популярность Шекспира – фактор надежды для современной культуры; значит, человек еще остается человеком.

 

- В какой степени традиция давит при новом подходе к тексту? Удается ли «забыть» прежние переводы или приходится их постоянно учитывать в работе?

- Для меня выражение «традиция давит» звучит абсурдно. Традиция – это то, на чем мы стоим; значит, это мы на нее давим, а не наоборот. Без традиции человек потерял бы точку опоры и возможность каких-то осмысленных действий. Конечно, приступая к работе, я учитывал наличие других переводов «Лира», – хотя больше умозрительно и в целом, оставив внимательное их прочтение на потом (чтобы не отвлекали!). Я знал, что смогу успешно конкурировать с любым из имеющихся переводов, за одним очевидным исключением. Пастернаковский «Король Лир» был и остается недосягаемой вехой и великим монументом русской шекспирианы; так что с самого начала моей целью было создать «второй по качеству» перевод. (Помните – в завещании Шекспира – «вторую по качеству кровать», оставленную жене? Это не означало: плохую.)

 

- Как места в «Буре» вызвали наибольшие сложности?

- Наибольшие трудности вызвали те места, которые так и не удалось идеально передать. Но зачем я буду помогать троянцам и сам показывать, где моя уязвимая пята?

 

- Существует ли на свете театр, чья эстетика наиболее близка Вашему переводу?

- Наверняка есть, и не один. К сожалению, мой театральный кругозор очень узок; я веду неправильный образ жизни – не успеваю ходить в театры. В данном конкретном случае, мне думается, все упирается даже не в режиссуру, а в актеров. Выйдет на сцену Лир, способный сыграть эту грандиозную роль, – получится великий спектакль.

 

- Почему Вы не участвуете в собрании сочинений, издающемся в Петербурге и включающем только новые переводы?

- Мне предложили сделать новый перевод “Двух благородных родичей” – пьесы, предположительно написанной Шекспиром в соавторстве с одним или двумя другими драматургами. Я думал, вдумывался, перечитывал – и, в конце концов, отказался. Причина: мне не нравится пьеса, и я не чувствую в ней духа Шекспира. Кажется, Сергей Радлов (автор проекта) на меня обиделся; а что я мог поделать – руке ведь не прикажешь! «Король Лир» и «Буря», насколько мне известно, пойдут в переводах Осии Сороки: мне говорили, что права на них уже выкуплены у наследников.

 

- В 2012 году вышла новая книга Ваших избранных и новых стихотворений  «Двойная флейта» . Как переводы, которыми Вы занимаетесь, влияют на Ваше собственное творчество?

Конечно, это сообщающиеся сосуды, в таком смысле можно понимать и название сборника. Хотя стихотворение, по которому он назван, не совсем о том. Оно посвящено памяти двух наших замечательных филологов Сергея Сергеевича Аверинцева и Михаила Леоновича Гаспарова, которые с давних пор представлялись мне фигурами почти мифологическими, божественной парой, неразделимой в моем сознании, вроде близнецов Диоскуров. Это стихотворение – одновременно и реквием, и присяга, произносимая жителями «маленькой цитадели» в час, когда воины веры жарят барашка на тлеющих угольях Александрийской библиотеки. Этот запах, по-моему, уже проникает всюду.

 

- Кажется, что сегодня труд переводчика  совершенно не ценится обществом, особенно по сравнению с советскими временами. Вот начал выходить новый перевод эпопеи Пруста – реакцию на работу Елены Баевской можно определить как отсутствующую. Возможно ли сохранить в этих условиях прежний уровень русской переводческой школы?

Елена Баевская – великолепный переводчик; но нельзя сказать, что реакции на ее Пруста не было. Как же не было, если ей присуждена премия «Мастер»  – высшая награда Гильдии мастеров художественного перевода. Так что коллеги вполне оценили ее новую (пока не оконченную) работу. Но в целом, вы правы: труд уникальных, высокоталантливых людей, на которых держатся связи между культурами, не ценится и не оплачивается сколько-нибудь достойно. Достойно удивления, что у нас есть еще выдающиеся достижения, в том числе в переводе поэзии. Если позволите, вот один пример: книга великого французского поэта Поля Валери, составленная М. Ясновым. Стихи в этой книге представлены пятью переводчиками, из которых двое – Бенедикт Лифшиц и Сергей Петров – мастера прошлых лет, классики жанра. Остальные трое – наши современники, однако их работы, на мой взгляд, достойно выдерживают соседство с переводами Лифшица и Петрова; во всей книге выдержан один очень высокий уровень. «Юная парка» Михаила Яснова, «Фрагменты Нарцисса» Романа Дубровкина, «Пальма» и «Кладбище у моря»  Евгения Витковского – русские стихи поразительной пластики и блеска. Но все это делается уже на чистом энтузиазме.