Именем героя
Три года назад в «НЛО» уже выходила биография Оскара Рабина, созданная Аркадием Наделем. Как извещает аннотация нового издания, «это первая книга, написанная в диалоге с замечательным художником Оскаром Рабиным и на основе бесед с ним. Его многочисленные замечания и пометки были с благодарностью учтены автором. Вместе с тем скрупулезность и въедливость автора, профессионального социолога, позволили ему проверить и уточнить многие факты, прежде повторявшиеся едва ли не всеми, кто писал о Рабине, а также предложить новый анализ ряда сюжетных линий, определявших генезис второй волны русского нонконформистского искусства».
Самоопределение многое объясняет в тексте, вышедшем в престижной серии «Очерки визуального». Эпштейн – историк и социолог, специалист по арт-активизму. Он пишет не столько про искусство, сколько про жизнь искусства, подробно рассматривая все этапы биографии Рабина, творческой и личной. Авторизованность повествования позволяет лучше понять точку зрения художника, скрыто комментирующего тексты искусствоведов и критиков (позиция Рабина явно стоит за рассуждениями автора о статьях Андрея Амальрика и Михаила Германа). К достоинствам книги также можно отнести воссоздание контекста: судьба Рабина рассказывается как часть не только истории лианозовской группы, но и многих коллег по цеху, литераторов и коллекционеров, а в итоге - общей судьбы страны. С другой стороны – отсечены возможные ходы, кажущиеся интересными и даже необходимыми. Например, анализ отношения западных коллекционеров к творчеству Рабина до эмиграции и после. Биограф, подробно описав судьбу знаменитой парижской галеристки Дины Верни, констатирует, что та “была не единственным человеком, собравшим коллекцию работ Оскара Рабина советского периода и не проявившим интереса к его картинами времен эмиграции. Так же поступил профессор Мэрилендского университета Нортон Додж”. Наступает время вопроса – что тому причиной? Может, эмиграция что-то изменила в искусстве Рабина? Или, напротив, не изменила? Ответ автор предлагает в виде монтажа цитат, не обозначая собственной позиции. Он напоминает подробности о судьбах и судах Бродского и Амальрика, но не готов к развернутому разговору о важном в поэтике Рабина. О еврейском в его творчестве, например, пишет вскользь лишь в эпилоге, хотя сам Рабин подчеркивает: «я – русско-еврейский художник». Для биографии в 190 страниц подобное выглядит расточительно. В других текстах автор не боится заострений, в статье «Проблемы документирования и изучения арт-акционизма в стране возрождающегося самодержавия» («Неприкосновенный запас», 2013. № 6) он замечает о классиках нонконформизма, упомянув в том числе и Рабина: многие из них по-прежнему трудятся, но «мы не видим созданных ими работ, в которых отражались бы и преломлялись актуальные общественно-политические тенденции настоящего времени». Если забыть, что у политического разные формы, что определяет его не только литературное содержание – почему так происходит?
В книге много цитат из опубликованных интервью Рабина, меньше ссылок на собственные разговоры автора с героем. Таковые даются обычно как пересказ, а не прямая речь, их цель – скорее уточнить факты, а не представить развернуто взгляды Рабина. Работа Алека Д. Эпштейна может использоваться как авторизованный источник сведений о художнике, но в ней встречаются неточности на страницах, посвященных другим персонажам. Так, о Синявском и Даниэле сказано, что оба полностью отбыли лагерные сроки – хотя Синявского освободили досрочно (в этом состояло коварство КГБ, внедрявшего в среду диссидентов дезинформацию о его связях с органами).
Рукопись создавалась при участии Центра изучения и развития современного искусства (Москва – Иерусалим). Не очень понятно – кто ее адресат? Выросший в России, знакомый с основными фактами недавней истории читатель – или иностранец, нуждающийся в подробном историческом ликбезе? Возможно, публикация вне рамок «Очерков визуальности» сняла бы многие вопросы, иначе сфокусировало б ожидания читателя, поневоле введенного в заблуждение названием серии.
Первая публикация: журнал "Лехаим".