Художник Оскар Рабин: запечатленная судьба

Колонка редактора

Это первая книга, написанная в диалоге с замечательным художником Оскаром Рабиным и на основе бесед с ним. Его многочисленные замечания и пометки были с благодарностью учтены автором. Вместе с тем скрупулезность и въедливость автора, профессионального социолога, позволили ему проверить и уточнить многие факты, прежде повторявшиеся едва ли не всеми, кто писал о Рабине, а также предложить новый анализ ряда сюжетных линий, определявших генезис второй волны русского нонконформистского искусства, многие представители которого оказались в 1970-е - 1980-е годы в эмиграции. В книгу включены многочисленные архивные фотографии, а также репродукции работ художника.

Аннотация издательства

ИЗ ИНТЕРВЬЮ А. Эпштейна сайту syg.ma

Рабин, вообще говоря, несмотря на то, что интервьюировали его сотни раз — человек не очень медийный, и скажу больше, — не текстовой. Понятно, что, как любому другому человеку, Рабину приятно внимание к тому, что он делает, но, в целом, не будет преувеличением сказать, что беседы с журналистами и корреспондентами он воспринимает как потерю времени, отвлекающую его собственно от творчества. Понятно, что у Рабина нет и никогда не было «консультанта по связям с общественностью», но он даже не просит журналистов присылать ему на вычитку тексты интервью. Не раз и не два в процессе нашей работы Оскар Яковлевич удивленно спрашивал меня: «Алек, откуда Вы это взяли, ведь этого не было и быть не могло?!», а я в ответ показывал ему журналы и газеты, где именно это было опубликовано в виде прямой речи от его имени. Моя задача в этой книге состояла прежде всего в том, чтобы убрать подобного рода искажения, чтобы появился биографический текст об этом удивительном живописце, свободный от фактических искажений. При этом ни Оскар Яковлевич, ни кто-либо другой не ограничивал мою авторскую творческую свободу, и поскольку книги я пишу давно и издал их уже довольно много, то, надеюсь, что, напротив профессионала-художника в моем лице сидел профессионал-социолог и культуролог.

Еще одной важной задачей — и это касается отнюдь не только биографии Рабина, это верно применительно ко всем книгам по истории российской культуры XX века — было соотнесение тех воспоминаний о событиях, которые остались у их непосредственных участников, как самого Рабина, так и людей, участвовавших в тех же выставках и вернисажах, что и он, с ныне доступными исследователям архивным документами. Эти документы я и пытался искать, причем здесь даже герой книги не мог мне помочь: даже когда они где-то на протяжении последней четверти века публиковались, никто не слал Рабину оттиски этих публикаций. Понятно, что и у Рабина, и у других художников воспоминания о попытках организовать неподцензурные выставки или о собственной эмиграции достаточно свежи в памяти и десятилетия спустя, но что думали и чем руководствовались в то время власть предержащие, они могли только догадываться. Большая часть документов об этом не опубликована и поныне, однако довольно большой корпус источников исследователям все же доступен. Искусствоведы, как правило, документы эти не изучают, их интересуют темы, касающиеся сугубо творческих вопросов, для меня же как социолога и культуролога наиболее интересным является именно общественный контекст.

Скажем, когда я писал книгу о знаменитой в 2010–2012 годах арт-группе «Война», меня мало интересовало, какие находки группы «Флюксус» и венских акционистов были восприняты и переосмыслены «Войной»; моим главным вопросом было то, как четверо молодых ребят, абсолютно неизвестных, не имевших никаких ресурсов и ничьей поддержки, «снесли мозг» целому поколению городской интеллигенции России. В книге о Рабине общественный контекст был не менее важным, и вопрос о том, как едва ли не самый известный советский неподцензурный художник, первая персональная выставка которого прошла в Лондоне еще в 1965 году, в эмиграции оказался практически невостребованным европейскими арт-институциями — этот вопрос довлел надо мной на всем протяжении работы.

В целом же искусство русской художественной эмиграции 1970-х — 2000-х годов практически никак не изучено, что кажется мне грандиозной проблемой в контексте истории российской культуры в целом. Так, за последние несколько лет ушли из жизни несколько выдающихся художников, чьи имена очевидно составляют славу и гордость русской культуры, в частности, Дмитрий Плавинский, Олег Васильев и Лидия Мастеркова, но ни о ком из них ни разу не было издано ни одной биографической книги. В России, как и везде в мире, огромное число людей пишут об искусстве, но поразительным образом то актуальное художественное наследие, которое нужно изучать, пока это еще можно сделать, не попадает ни в чьи издательские и диссертационные планы. Да и выставки, если и устраивают — то отдельные коллекционеры и меценаты как Игорь Цуканов, Виктор Бондаренко, Владимир Семенихин, Александр Кроник, Тамаз Манашеров и некоторые другие — государственные музеи этого почти не делают вообще.

Я столкнулся с этой проблемой, изучая творческие судьбы живописцев русского Израиля, среди которых есть изумительные художники, после эмиграции как будто провалившиеся для российских арт-институций и искусствоведов в черную дыру. Так, мне до сих пор не удалось заинтересовать ни одно российское издательство серией книг-альбомов о выдающихся живописцах «русского Израиля»: альбомов этих мы с коллегами издали уже три, последний — масштабный 320‐страничный том о наследнике «туркестанского авангарда» изумительном живописце Вениамине Клецеле, но ни одна из этих книг не была издана в России. Поэтому я надеюсь, что монография о Рабине, опубликованная в замечательной серии Галины Эльшевской «Очерки визуальности», где, кстати, уже изданы книги о Михаиле Рогинском и некоторых других, незаслуженно фактически забытых выдающихся художниках «второго авангарда», станет отнюдь не последнее страницей в изучении того художественного наследия, которым Россия по праву может и должна гордиться, и которое является теми мостками, связывающими русское искусство с культурой других стран и народов. За те 38 лет, что Оскар Яковлевич живет в Париже, там сменилось восемь советских и российских послов, но, пожалуй, именно Рабин был и остается одним из лучших послов российской культуры во Франции, как Вениамин Клецель — в Израиле.

Уверен, что, каковы бы ни были военно-политические перипетии, Россия была, есть и будет, неотъемлемой частью мировой культуры и общественной мысли. В нынешние времена особенно важно об этом не забывать.

Алек Д. Эпштейн — историк, социолог и культуролог, специалист по истории и политологии Израиля и арабо-израильского конфликта, специалист по истории и социологии современного искусства.