Кровью по коже
Невроз власти, власть невроза: важнейшим событием Зальцбургского фестиваля стала шиллеровская "Марии Стюарт" в постановке Мартина Кушея.
Главные козыри придерживаются под занавес – ход незамысловатый, но при составлении фестивальной афиши работает. Драматическая афиша Зальцбургского фестиваля-2021 не стала исключением: открывшись феноменальным спектаклем о Ричарде III (Ъ писал о нем в статье «Полцарства за лошадку” 11.08.2021), фестиваль продолжился вполне рабочим «Рудником в Фалуне» по забытой пьесе Гуго фон Гофмансталя в постановке Йосси Вилера, а завершилась «Марией Стюарт» в режиссуре Мартина Кушея.
В одном из интервью Кушей сказал, что как в футболе болельщик должен уметь пережить скучную нулевую ничью, так и в театре нельзя всегда рассчитывать на события, иногда ему тоже требуется рутина. Но и в этот раз рутины у Кушея не получилось – во многом из-за дуэта Биргит Минихмайер в заглавной роли и Бибианы Беглау как Елизаветы. Кажется, эта пара способна сыграть что угодно – собственно, она и играет что угодно, так, недавно Беглау исполняла роль Мефистофеля в спектакле того же Кушея (см. статью Ъ «Фауст» по заслугам» 14.2.2020), В «Марии Стюарт» они не просто сестры, но товарки по несчастью – им обеим не на кого опереться, давний воздыхатель предает при первом удобном случае, свежеиспеченный любовник мечется между постелями. Власть делает невротиком, невротик стремится к власти – Кушей, до обидного мало ставящий в Зальцбурге в оперной программе, воссоздает заколдованный круг, из которого не в силах вырваться ни жертвы, ни палачи. Кровавое будущее очевидно, уже в первой сцене из-под колосников буквально вываливается отрубленная голова Марии, но даже знаки и предчувствия не лишают надежды.
Создатели отказались от привычного театрального пространства, дворцовых интерьеров и парчовых спален в пользу клаустрофобической арены, выставочного манежа. Главные экспонаты здесь - 30 обнаженных мужчин. Большую часть времени они стоят спиной к залу, но, когда поворачиваются к зрителям, выясняется, что далеко не все из них Аполлоны, более того, Аполлонов-то в массовке, пожалуй, и нет вовсе. Между обнаженными фигурами (иногда они все-таки в пальто, накинутыми на голое тело) движутся и обе королевы, и окружающие их аристократы, словно пытающиеся смешаться с толпой, подслушивать из ее глубин, порой они выглядывают и подают реплики.
Прибывший из Франции Мортимер (Итай Тиран), порывист и горяч как декабрист, барон Берли (Норман Хакер) надменен и циничен, он подчеркнуто груб с Марией, ведет себя с нею как с шлюхой, а не королевой, главного тюремщика разглядывает при ней ногти, вытирает о ее волосы руки – в общем, мало чем отличается от главного тюремщика Паулета (Райнер Гальке), который так же груб и бесцеремонен. Мария на привязи в буквальном смысле слова, кто только не держит веревку, которой связаны руки за ее спиной. Ее беспрерывно унижают, обыскивают самые интимные части тела, - шотландская королева на собственном опыте понимает, что значит быть иноагентом в Лондоне, бывшей женой французского короля, претендующей на английский престол.
Чем не феминистская мечта - две женщины решают судьбу страны в окружении завистливых, на все готовых ради близости к власти мужчин? Встреча английской королевы и ее сестры-заключенной происходит в темной комнате, освещенной лишь качающейся лампочкой, Стюарт ведет себя поначалу как ребенок, она ложится на живот и протягивает руку сестре, предлагая той сделать так же, та поначалу вроде бы размышляет, но в итоге остается стоять. То, что могло закончиться примирением, неуклонно катится по предначертанному пути. Вопрос о неизбежности дальнейшего хоть и не задается напрямую, но он витает в воздухе. Была ли обречена католичка Мария, проиграв протестантке в борьбе за власть, потерять не только шотландскую корону, но и собственную жизнь? Если вспомнить хроники Шекспира, где власть лишена легитимности и гуманности, понимаешь - иначе и быть не могло, кто же в религиозной войне оставляет живым соперника, не перешедшего в твою веру?!
Исторически этот спор вряд ли мог решиться иначе, чем в пользу Елизаветы, по крайней мере, тысячи богатых эмигрантов счастливы сегодня, что Англия такова, какова она есть. Но счастлива ли сама Елизавета, когда выводит кровью на голых спинах массовки свое имя, по букве на тело? Кровь на коже - сильная метафора, вмещающая массу смыслов, от отношений власти и народа до связи между насилием и терпением, вседозволенностью и покорностью. Народ здесь - массовка, им прикрываются и потому иногда дают ему право на голос.
Художник Анетт Муршетц работает в основном с цветом стен – от очевидно картонных в темнице до темных во дворце. Ближе к финалу они становятся зеркальными, публика видит себя участником действия. Политика как феномен, окружающий и отражающий тебя помимо твоей воли, – послание Кушея не из сложных, но как совершенно оно артикулировано, как выверен каждый жест, каждая сценическая секунда! Утопия идеального спектакля равна любой другой утопии, но финальная сцена, когда у героини Бигелау звенит в ушах и она не может понять, откуда звук, а затем путается в красном платье, которое не дает ей, словно саван, сойти с места, - существуй хрестоматия театральных финалов, так это сразу туда.
Спектакль играется в пригороде Зальцбурга Халляйне, сцена в бывшей солеварне на острове Перлен по размерам близка сцене венского Бургтеатра, возглавляемого как раз Кушеем. «Мария Стюарт» - копродукция, в репертуар главного австрийского театра она войдет в начале сентября.
Это расширенная версия статьи, опубликованной в Ъ.