Система РФ в войне 2014 года. De Principatu Debili. Фрагменты книги
MoReBo публикует отрывки из книги (М. : «Европа», 2014), содержащей эссе об истоках российского государственного поведения, написанные известным политическим консультантом. Форма текста необычна — 26 добавлений к трактату Никколо Макиавелли «Государь».
Зависит ли масштаб Путина от его почитателей?
Дополнение двадцать первое к главе
Как надлежит поступать государю, чтобы его почитали
Путин делал все рекомендованное Макиавелли, чтобы внушать почтение: «военные предприятия, необычайные поступки, увеселения народа праздниками и зрелищами». Но основа неуязвимости Президента — его ощутимая масштабность. Уход Путина или утрата им масштабности поведет к шоку реальности и попыткам воспроизвести масштаб.
глосса а: Путин — крупнейшая авантюра русского государственного мышления, в нем таится множество его тем. Президент драматичен, что явно угадывается. Финал не состоялся еще, но финал будет — яркий, ослепительный, мировых масштабов финал.
Конечно же, дело не в стенах Кремля и не в Администрации Президента, а в метрике русского пространства, диктующей свои условия держателю. «Имперскость» в данном случае — внешнее и ложное объяснение. Империи не воспроизводятся вслед за тем, как иссякли, тогда как русское пространство власти воспроизводимо. Сегодня оно имеет вид Системы РФ, и завтра, скорее всего, будет действовать сходная модель государственности.
Россия много раз проходила через обвал и несет в привычках (даже в нелепом ее «региональном устройстве») шрамы государственных катастроф. Не проговоренные вслух, они отчеканились в неврозах власти и в линии ее границ. Но главное все же масштаб. Управляя РФ, имеешь дело с масштабом России, а он не просто площадь ее территорий.
Вызов тому, кто работает с масштабом России, — это колоссальная перегрузка для человека у власти. Центральное положение Команды РФ создано ее опытом балансирования среди вызовов на разрыв.
Это не извращение и не перверсия; это скорее накладки все той же русской трансверсальности. Но отсюда же подмена управления лояльностью. А далее подгонка русских под стандарты лояльности, что кончалось плохо всегда.
Кремль правит тем, чем управлять в обычном смысле нельзя, и люди, которые этим заняты, также не те люди, которым в обычном смысле можно довериться.
Место Путина в розе разломов Системы, и он, как столькие до него в Кремле, не выносит перенапряжения. Но если силы Системы РФ и разорвут его в будущем, пока что этого не случилось. Масштаб Путина все еще делает его сильней претендентов, и сомасштабного претендента нет.
глосса б: Система не извлекла урок из прошлых крахов своей мировой стратегии; ее опыт копится необдуманным в неизвестных местах. Где эти места опыта и успеем ли мы их вскрыть?
Фундаментальное свойство Системы РФ в том, что она а) в любой момент может стать неожиданно радикальна и б) по неясной причине не берет рисков в расчет .
Внешняя политика постсоветских государств сформирована извне, былой политикой Запада в их отношении. Политика России сложилась из суммы мод на стратегии Запада в роли стратегического эталона. При обвале 1991 года внешний фактор вмялся вовнутрь, и по сей день наша политика реагирует, враждуя со штампом, который ее оттиснул.
Действию именем «Великой неделимой России» вечно необходим фантом «Коварного единого Запада». Россия не смеет вырабатывать полномасштабную государственную стратегию, ибо место стратега в ней сдвоилось с образом заговорщика. Сам Путин и тот избегает занимать это место.
Внешнюю политику Системы РФ надо описывать как антиэкспертную, проводимую вопреки знаниям о себе и о мире. Близящаяся смена статус-кво отдает нас на растерзание нашим страхам, но не вернет знаний о мире. Эпоха затемнения глобальной среды оставляет Системе РФ лишь невыгодную функцию генератора хаоса. Состояние мира стремится к канунам Первой войны Четырнадцатого года, хотя военный сценарий все еще не обязателен. Этот Второй Четырнадцатый похож на своего знаменитого тезку пока только бессилием наций найти для новаций безопасную рамку.
Уже теперь планировщику важны сроки конца стабильности. Системе РФ нужна стратегия подготовки к сбою и отключению ее привычных практик. Решения будут приниматься практически моментально. Когда только выяснится объем беды, даже вульгарность нынешних политиков нам покажется излишне утонченной.
На чей масштаб вправе рассчитывать те, кто завтра будет вынужден что-то срочно предпринимать? Ничего, кроме Системы РФ, им неизвестно, и ничего масштабнее представить им не дано.
Система РФ в войне 2014 года
Дополнение двадцать шестое к главе
Призыв овладеть Италией и освободить ее из рук и освободить ее из рук варваров
Что бы ни стало с Системой РФ, она великий пример русскому преобразователю. Новый бум ее или крах, победа варваров либо друзей Команды не изменят того, что государственность далее будет строиться средствами Системы, опираясь на ее свойства и привычки ее населенцев.
глосса а: Война — взыскательный политолог. Она оборвет на полслове наши дискуссии о наилучшем строе, патриотизме и идеалах. Война станет испытанием реальных стратегических, организационных и человеческих свойств Системы. Даст оценку индекса ее мобилизации, военной и социальной. Даст ответ на неудобный вопрос — есть ли суверен внутри номинального суверенитета? Ибо войны ведут с врагом.
Но как раз серьезного, тотального врага Системы РФ мы предсказать не смеем — конструкция, будущее «устройство врага» неясны. А только обнаружение врага предъявит нам суверена, того, кто — из песенки Карла Шмитта слова не выкинешь! — станет судьей в старом споре. Я хотел взглянуть на устройство власти и суверенитета в Системе РФ глазом войны — силы, которая систематизирует все, систематизация чего не довершена в славное довоенное время.
глосса б: Встреча Российской империи с первой Войной 14 года, Great War, — пример того, как слабость нашлась не там, где ее искали.
Все девятнадцатое столетие Россия билась над принципом своей государственной систематизации . В интеллигентных кругах России шли яркие дебаты о том, на каких основаниях систематизировать Империю. Итог дебатам подвел первый Четырнадцатый год — ХХ века. Лишь маловажное предвидят заранее — все главное произошло вдруг.
Выяснилось, что при систематизации России та перестает существовать, а «цветущая сложность» делает из имперской логистики катастрофу. От запертых Дарданелл к инсульту коммуникаций и далее — к финальному вопросу: кто властелин Транссиба — тогдашние Якунины или Викжель? Предсказуемый бунт национальных окраин — и непредсказуемая внутри мировой войны русская крестьянская Жакерия лета 1917 года. Но без нее и большевизм не имел значимых перспектив.
Систематизировав Россию, война с ней покончила. И вот мы в Системе РФ, которую снова вколачивают в единообразие. И снова Четырнадцатый год на дворе.
глосса в: В отношении Системы РФ не скажешь, слаба она или сильна. Непредсказуемо и ее поведение в будущей переделке. Я определил это как радикализм слабости. Микшируя слабость, власть вводит противника в обольщение, затягивая его в западню… но при этом сама запутываясь. А если в конце власть выигрывает, то задорого и неожиданно для себя. Взаимодействуя с пространством Российской Федерации, Система увязывает страну с глобальной средой, теряя внутреннюю обозримость.
Система РФ — глобальная плацента России, переучреждающей себя и свою государственность на грани фола.
Она виртуозно обращается с изделиями цивилизации, хоть склонна к их воровству и иным видам недружественного завладения. Громкий пример — история советского атомного проекта. Но та же история Бомбы и всей ракетной программы СССР доказывает, сверх клептомании, наше креативное обращение с уворованным. Акт воровства развертывается в серию интенсивного креатива, воровством стимулируемого.
Итак, Система РФ — трикстер, или оборотень. Но оборотничая, Россия не сломала шею, а стала лишь изворотливей. Обитатели ее живут в опасном, даже на их собственный взгляд, жутковатом пространстве и, не заморачиваясь, решают бытовые проблемы. Описание российской политики — это описание извращений, которые едва намекают на норму, неразличимую при взгляде на поведение. Система, вообще говоря, бежит от реалистического рассмотрения. Казуистика отсылок к мировому опыту остается здесь единственно правдоподобной идеологией. Даже препираясь с «евросодомом» Запада, Москва зависит от импортной аргументации, прибегая к плагиату идентичности. Нам приходится прятать себя. А пряча, мы запутываемся в имитациях все более тревожащим образом — имитации наиболее опасны там, где они правдоподобны.
Я не спорил здесь ни с одним из дискурсов о России — это совершенно другая задача. Ведь Система умеет быть иной, а потом стать опять почти прежней. То современной, то вновь архаичной, когда сквозь государственность вдруг просунется дореволюционное кувшинное рыло. Такие зигзаги эмоционально взбадривают нашу жизнь населенцев Системы. Но для будущего выживания их вес неясен.
глосса г: Изворотливость Системы РФ бесспорна, да только одной верткости мало в войне. Боюсь, что мы пропустим скольжение бедственно-мирных будней к буднично- предвоенным. Ответ нашей публики на теракты, от Буденновска до Волгограда, всегда был наихудшим из всех атакованных наций. Система РФ наследует поколениям катастрофы, а в мирное время прикидывается, что беда ей дело обычное. Тоник чрезвычайщины вырабатывается в РФ как гормон ее государственности. Катастрофой мы взбадривали себя.
В войне справедливости нет — эта свинья сожрет что угодно. За историю человечества вытоптаны десятки утонченнейших стран цивилизаций, а выживали вульгарные типы. Но вышедшему из войны живым плевать на несовершенство. Ему важно, что он живой. Шансы Системы РФ на место в будущем послевоенном мире видятся мне все еще значительными. Эти шансы как-то связаны и с нашими пороками, и даже с теми качествами Системы, что вызывают законное отвращение. Иные атавизмы в час беды оборачивались решающими ресурсами победы России. Вот то, о чем надо напомнить.
