Искусство амнезии

В Кельне показывают неожиданную выставку, посвященную роли евреев в жизни знаменитого кельнского карнавала. Необычно и место ее проведения – центр  NS-DOK, занимающийся исследованием повседневности при национал-социализме.

Карнавал в Кельне – один из самых известных в Германии. Его история уходит корнями в античность, хотя о вакханалиях и сатурналиях на территории нынешнего Кельна мало что известно, как и о празднованиях древними германами зимнего солнцестояния, во время которого отгоняются зимние демоны, а вот праздничные «редуты» в XVIII веке описаны не раз. В нынешнем виде карнавал на берегах Рейна существует 200 лет, на католическую масленницу посмотреть на него съезжаются сотни тысяч зрителей; для многих это апофеоз года.

Важнейшую роль в истории карнавала играют разного рода союзы и объединения, едва ли не самый старый и известный – «Красные искры»; есть и специальный комитет, ответственный за проведение гуляний на улицах и в трактирах в «жирный вторник» (во Франции он известен как «марди гра») и «пепельную среду».

Важнейшая роль в жизни праздника на берегах Рейна играли в начале ХХ века евреи. Они были и среди ведущих вечеров, и среди организаторов, поставляли пиво и владели модными кафе, сочиняли песни, которые распевал весь город, и скетчи, которые вспоминали не один месяц, в 1922-м они даже организовали собственный «Маленький кельнский клуб». Об их жизни и рассказывает выставка в кельнском центре NS-DOK, изучающим быт и повседневность во времена фашизма; сам центр расположен в бывшем здании гестапо, в подвале по прежнему показывают бывшие камеры.

У выставки – не сразу понятное для иностранца название. С подзаголовком «Еврейки и евреи в кельнском карнавале» проблем никто не испытывает, а вот с основной частью названия есть сложности: во фразе „Schalom & Alaaf» первое слово вряд ли нуждается в переводе, зато alaaf – редкий «регионализм». В Кельне свой диалект, alaaf означает «Привет!», сам карнавал открывается призывом “Kölle Alaaf!” – в том смысле, что пора начинать карнавал и неплохо бы выпить.

Выставка рассказывает о истории карнавала за последние 200 лет – в рамках интересующего кураторов сюжета. Основной упор сделан на тексты и фотографии, но есть и предметы, видео и даже инсталляция со своего рода картотекой на 70 наиболее ярких представителей еврейской диаспоры, связанных с Кельном эпохи Веймарской республики. В центре внимания - 1920-1940-е годы, по ним лучше всего видно, как происходил процесс изгнания и вытеснения, переписывания недавнего прошлого и забвения, как недавние сограждане и товарищи, получив статус эмигранта, превращаются во враждебных существ, к которым ни государство, ни многие сограждане не испытывают былых теплых чувств. Причем после первой мировой антисемитские настроения в Германии соседствовали с пониманием нации как единого целого. Еще в конце 20-х двухлетнюю еврейскую девочку Марлис Цилкен одевают как «красную искорку», она становится символом кельнского праздника. Но уже на карнавале 1934 года появился автомобиль с плакатом, изображающим шаблонно представляемого еврея с пейсами, с бородой и в кафтане – и с надписью «Последние уходят». Фотографию этого автомобиля показывают на выставке, как и наброски антисемитских карнавальных плакатов, в свое время так и не осуществленных в большом формате. А два года спустя участники карнавала распевали песню с однозначным припевом «Ура, мы избавляемся от евреев, вся кошерная банда переезжает в землю обетованную, мы радостно смеемся, ведь Итциг и Сара переезжают». Итциг - не только вариант имени Исаак на идише, но и старое пренебрежительное название евреев в целом, так их называли в антисемитской пропаганде XIX века. Так недавние друзья становились врагами, искусство радоваться жизни уступало место искусству предавать.

Среди героев выставки – Ханс Давид Тобар, урожденный Розенбаум (1888 – 1956; в 1900 году семья взяла фамилию бабушки). Актер, литератор и кабареттист, он был одной из самих ярких звезд кельнской культуры 1920-х. Тобар начинал как торговец, но еще до первой мировой стал выступать с речами на карнавальных собраниях и праздновании пурима. Эти речи – традиционная часть праздника; талант Тобара оценили по достоинству и вскоре он уже завсегдатаем общества «Красные искры», одного из столпов кельнского карнавала. После войны – он служил и на Восточном фронте в России, - Тобар стал «почетным сенатором» «Красным искр», без него не обходился ни один карнавал, пока не наступил 1933-й. Имя любимца публики вычеркнули из всех программ, как и имена других певцов и кабаретистов еврейского происхождения. Работа отныне была возможна лишь в рамках «Культурного союза немецких евреев», последнее выступление в Германии прошло в 1938-м.

Тобару повезло: в 1939-м ему удалось эмигрировать в Америку, где с карнавальными речами он выступал позднее даже на Бродвее– на литературном немецком, идише и кельнском диалекте. Его 90-летняя мать и пятеро братьев и сестер погибли в гетто и концлагерях.

Амнезию часто воспринимают как главный недостаток исторической памяти, но иногда она оказывается ее достоинством – если связана с умением прощать, когда амнезия уже не диагноз, но один из ее, памяти, видов. После всего случившегося с евреями в Германии вообще и в Кельне в частности трудно было ожидать возрождения традиций. Но в честь Тобара в 2014-м в Кельне учредили премию, на первое вручение приехала его 88-летняя дочь. Евреи не сдались, они вновь организовали свой карнавальный клуб, где снова звучит «Kölle Alaaf!» - кельнцы, за дело, на улицы и в пабы! Трудно не присоединиться к ним хотя бы мысленно, а, может, и не только.

Это расширенная версия статьи, опубликованной Ъ.