Кокошник Маргарет Митчелл

Финис Фарр  Маргарет Митчелл и ее “Унесенные ветром”. Пер. Е.Е.Палиевской  - М.: Алгоритм, 2000. - 336 С.

С девицей Джонсон, уроженкой г. Ноттингема, брели по серой аэродинамической трубе Ленинградского проспекта. Девица Д., прогрессивная новеллистка и стажер филфака МГУ, - причитая, разглядывала темные ряды людей, продающих с рук будильники, вазы, розовое масло в пробирках с болгарскими помпонами, гречку, китайские полотенца, первое авокадо, последнюю “Герцоговину флор”.

Говорили о хорошем, о вежливом. О погоде: вот-вот унесет ветром, уже  уносит, я теперь об этом все читаю...

- Видишь ли, Елена... - аккуратно сказала девица Д. - У  н а с, если девушка любит эту книгу, она коллегам  э т о г о  не говорит. Боится...

Конная милиция инспектировала проспект. В номинации “авокадо” числились четыре различных фрукта, один из них - в стручках. Профессорская зарплата стоила 11 у.е., мартовский шквал 1992 года подергивал толкучку нервным тиком, в сливочном, но скисшем академическом заведении пострадала сотрудница - заперлась в ватерклозете с портретом Ельцина, долго горячим шепотом, поставив президента на сливной бачок, присев рядом, объясняла: надо корректировать курс реформ, потом стала просто мяучить... тут вызвали санитаров... Институт - дрогнул, конечно, но и не дрогнул, а продолжал выпускать свои знаменитые на всю страну информсписки.

Да так и выпускает их до сих пор.

- Не-а, Катрин...  Э т о г о  я уже  не боюсь. Коллег то есть. Читала “Унесенных ветром” - и буду читать.

 Я прикупила на ходу у кого-то спички, выдвинула верхнюю, фанерную половину коробка, чиркнула, прикрыла огонь  ладонью...

 И ошалела.

Глаза девицы Джонсон, жертвы сицилианской мафии, жилицы западноберлинского сквота и путешественницы по Африке, переполнял щенячий восторг.

- А вот так, - прошептала она, - так у нас умеет закуривать только королевская конная полиция!

...А у нас - все, матушка ты моя.

Мы отправились с толкучки в Третьяковскую галерею смотреть  иконы. Я рассказывала решительно не подходящие к свингу, визгу и свинству пореформенной весны истории об иконописце Алипии, Хождении по мукам, Покрове Богородицы, о ночной встрече Андрея Юродивого с ангелом в Царьграде, зимою и бедою одержимом.

 И блаженные англиканские глаза слушательницы, требовавшей  еще и еще житий и апокрифов, - спасли мне в тот день 1992 года национальное и сословное самоощущение. Честь и дыхание, как говаривал Вен.Ерофеев...

А может и разум, собственно говоря.

Но это отдельная история. И при чем здесь “Унесенные ветром”?  Биография Маргарет Митчелл, только что вышедшая в русском переводе, - тем более при чем?

Может быть - зацепила житейская мудрость, которой учила шестилетнюю Маргарет матушка, гуляя с ней по окрестностям Джонсборо в середине 1900-х. Благовоспитанная дама-суфражистка показывала дочери руины усадеб, уничтоженных  Гражданской войной, и “рассказывала о мире, где жили эти люди, таком надежном мире, и о том, как он однажды разверзся у них под ногами. И она сказала, что мой собственный мир тоже может когда-нибудь рухнуть, и Боже упаси, если мне не с чем будет встретить новый мир. ...Поскольку, говорила она, после того, как привычный мир рухнет, у тебя останутся только твои руки и голова”.

 “Унесенных”, чуть не самый громкий бестселлер конца 1930-х гг., оказывается, аккуратно запрещали на всех территориях, оккупированных Третьим Рейхом: дамский роман о потерявшей все Скарлетт, разоренной Таре и сожженной Атланте удивительно повышал сопротивляемость организма побежденных.

 И ведомство доктора Геббельса быстро это просекло.

И не только оно. В СССР роман, как известно, вышел только в конце 1980-х, перед самой “шоковой терапией”.

Ну и тоже, сказать по совести, не опоздал.

Добротная биография не дает ответа на центральный вопрос: чем же отличается книга Митчелл от наглых и холодных “продолжений”, от “Скарлетт” А.Рипли, от мириада костюмно-любовных историй? Тем ли, что всю предысторию  семьи автора, весь опыт ее потерь, воздух Первой мировой и Великой депрессии втянул в себя роман? Тем ли, что по каждой “исторической” строке Митчелл могла дать четыре-пять вполне академических ссылок на источники? Тем, что в газетном зале местной библиотеки она провела года два? Или этим целебным пафосом: когда рухнет твой мир, у тебя останешься только ты сам - голова и руки...

“Она сумела сказать нечто своему народу, и люди откликнулись”, - писали в некрологах. Вот чем биография хороша: за истерической модой на роман, за умелой и вдохновенной издательской раскруткой миллионных тиражей, за монументальным образом козла, который приехал из другого штата и вломился к Митчелл в дом с вопросом “Был ли Ретт отцом ребенка Мелани?”, - встает образ в е л и к о г о, национального читателя книги, несущей такой сильный посыл - к сопротивляемости организма, выживанию, победе.

Страна... гм... сумела сама себе подарить этот роман, сумела сделать его составляющей национального духа, - т а к прочитав эту историю. И  такой любовью ответив ее героям - сожженному городу, разоренному дому, людям в потрепанных серых мундирах, несгибаемым старым дамам, не желающим пускать нуворишей-“саквояжников” на порог.

И Скарлетт, лихорадочно выгребающей по бурному житейскому морю, выбрасывая за борт все, что тянет ко дну: безмятежность, манеры, доброжелательность, наивность, стыд, совесть...

Еще одно меня зацепило в книге Ф.Фарра. Не могло не зацепить. Маргарет Митчелл выходила замуж по большой любви в сентябре 1922 года.

И к венцу шла  в русском кокошнике, расшитом жемчугом.

Ничего странного: то была дань широкой моде 1921-1922 гг. “на все русское”, в частности - на свадебные кокошники. Таким образом  Запад выражал и выразил солидарность с жертвами и беженцами русской Гражданской войны.

Что ж, забавно...

И все-таки - этот жемчужный кокошник на лбу будущего автора романа о Скарлетт и Мелани так и остался, кажется, по сей день пределом н а ш е г о приближения к некоему эпосу о Гражданской войне, сожженных усадьбах, несгибаемых старухах, выживании, отчаянии, труде, старых городских газетах, любви к убитому прошлому.

Обо всех мирах, которые рухнули в России ХХ века, обо всех головах, руках и характерах,  которые уцелели при крушении.

Нет у нас таких книжек. Настоящих - по определению нет.

И мы, в случае чего, перелистываем “Унесенных ветром”.

 Елена ДЬЯКОВА