Римские сонеты

Колонка редактора

В апреле 1838 года в письме из Рима М. П. Балабиной Гоголь писал: “...вам, верно, не случалось читать сонетов нынешнего римского поэта Belli, которые, впрочем, нужно слышать, когда он сам читает. В них, в этих сонетах, столько соли и столько остроты, совершенно неожиданной...”

Сонеты Белли, которые ходили в списках по Риму, не могли не прийтись по вкусу тому, кто, обладая редким чувством юмора, сам умел посмеяться и посмешить своих читателей и зрителей своих комедий. Чтобы оценить талант поэта, писавшего сонеты на римском диалекте, нужно было знать не только итальянский язык, но и романеско - яркое наречие, на котором говорила улица, а естественным продолжением улицы в столице Папского государства были трактиры, лавки, мастерские ремесленников, церкви и, конечно, жилища, где начинали и кончали свой день герои Белли. Ставя себя на место то одного, то другого из них и имитируя их говор, автор римских сонетов охватывал широкий круг не только житейских, но и политических тем: в калейдоскопе его персонажей - простые смертные и прелаты, включая кардиналов и пап, кумушки и мастеровые, предприимчивые мамаши и дочки на выданье, случайные прохожие, толпящиеся перед только что наклеенным последним папским указом, и вороватые чиновники, потенциальный убийца собственной жены или любовницы и ловелас с ущемленной мужской гордостью... Виртуозно владея искусством перевоплощения, Белли вывел на сцену представителей римского простонародья, которые заговорили в его человеческой комедии каждый своим голосом. Четырнадцать строк сонета - идеальная сценическая площадка для театра одного актера, которому, впрочем, иной раз приходит на помощь собеседник или собеседница. Если это монолог, то он, как правило, обращен к конкретному слушателю (слушательнице). По наблюдению итальянской исследовательницы Россаны Платоне, выбранная Белли строгая, жесткая форма сонета как нельзя лучше подходила для заключенного в нее “говора, настолько живого и непосредственного, чтобы выглядеть лишенным малейшей искусственности”.

О характере, о стилистических особенностях частей его своеобразной поэмы точнее самого поэта сказать трудно. В предисловии к книге римских сонетов, задуманной им, но увидевшей свет только после его смерти, Белли писал: “Я не имею в виду представить в моих сонетах народную поэзию, но представляю лишь разговоры народа, изложенные моими стихами... Не целомудренными, не всегда благочестивыми, хотя и исполненными религиозности и суеверия покажутся содержание и форма этих разговоров; но таков народ”.

В литературе о Белли непременно присутствует имя Гоголя, с которым связано начало европейской известности поэта: один из первых иностранцев, упомянувших о Белли за пределами Апеннинского полуострова, сделал это со ссылкой на автора “Вечеров на хуторе близ Диканьки” и “Тараса Бульбы”. Этим иностранцем был французский критик и поэт Шарль Огюстен Сент-Бёв. В 1839 году в “Путевом дневнике” Сент-Бёва появилась следующая запись: “Невероятно! Большой поэт в Риме, поэт оригинальный. Его имя Белли (или Бели). Гоголь знает его и подробно мне о нем говорил”.