«Говорит Москва!»

MoReBo публикует фрагмент книги «Гуд даг! Говорит Москва! Радио Коминтерна, советская пропаганда и норвежцы» (М.: РОССПЭН, 2013), в которой рассказывается о работе норвежской редакции «Радио Москва» начиная с предвоенного 1938 года. 

См. также интервью с автором книги.

Далеко на севере у самого Ледовитого океана, под горой Домен, известной в старину как гора Ведьм, около радиоприемника сгрудился народ: в норвежском Киберге тоже хотели знать, о чем говорит Москва. Членам тамошнего радиоклуба приходилось всегда собираться поздно вечером, потому что только в вечерние часы можно было поймать в эфире еле слышный женский голос, сообщающий, что подошло время передачи на шведской языке.

«Говорит Москва! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», – так начинала передачи на Скандинавию на Московском радио молоденькая Таня Стернина в 1930-е годы. Ее голос знали радиослушатели всей Скандинавии. Передачи на шведском языке начались 11 февраля 1932 года – за шесть лет до первых робких попыток Анны Далланд овладеть микрофоном в норвежских программах.

Эмиль Стрём, владелец магазинчика в Киберге, решил создать радиоклуб, чтобы следить за новостями в эфире. Будучи сознательным коммунистом, он смотрел на это как на свой вклад в борьбу за изменение мира к лучшему. Была, правда, одна небольшая проблема – передача из Москвы в десять вечера в воскресенье совпадала по времени с недавно начавшимися программами из Вадсё, где сообщались результаты спортивных соревнований¹.

Кроме Татьяны Стерниной «коммунистическую благую весть» нёс через эфир звучный голос солидного мужчины. Голос принадлежал человеку с очень непролетарским именем: диктора звали Сикстен фон Егерфельт.

Было что-то отечески назидательное в манере, в которой начинались передачи: молодое советское радиовещание всегда приветствовало слушателей словами: «Говорит Москва!», как будто говоря: слушайте, внимайте важным словам, которые мы вам несём. Дискуссиям в передачах вообще не было места: московское радио твёрдо знало, что в мире правильно, а что нет, как нужно поступать, чтобы быть настоящим коммунистом или социалистом.

Официальной датой начала «вещания» на заграницу считается 29 октября 1929 года, но задолго до этого дня можно было слышать иностранную речь из радиоаппаратов, которых становилось все больше в новом советском государстве. 17 февраля 1922 года в первый раз передали концерт, который смогли уловить и радиоприемники за рубежом. Год спустя первая «Радиостанция Коминтерна» передала концерт по случаю пятилетия образования первого в мире социалистического государства. Месяц спустя после смерти основателя советского государства, 22 февраля 1924 года, общество эсперантистов в Москве выпустило в эфир свою передачу. Многие надеялись, что мировой язык эсперанто станет главным языком, на котором можно будет донести социалистические идеи из Москвы, и на радиопрограммы на этом искусственном языке было потрачено много сил и средств².

Но вскоре стало понятно, что эсперанто владеют очень немногие люди в мире, особенно мало таких было среди коммунистов-бедняков и социалистов с низким уровнем образования. Поэтому вместо эсперанто основным языком вещания стал немецкий, и на нём начали регулярно звучать передачи из советской столицы. У Ленина и других деятелей русской революции был особый интерес к Германии. К тому же немецкое рабочее движение настойчиво требовало, чтобы передачи из Москвы шли на немецком языке³.

Первые передачи на немецком языке состояли из переводов статей газеты «Правда» – главного органа коммунистической партии и сообщений ТАСС. Кроме того, в передачах часто ссылались на «Немецкую центральную газету»⁴, которая выходила в Москве. Радио рассказывало о том, что происходит в Советском Союзе, об успехах индустриализации и коллективизации, работе профсоюзов и местных советов. Много внимания уделялось истории коммунистической партии и революционному движению в России. Самый большой интерес вызывали прямые трансляции с Красной площади, посвященные первомайским демонстрациям и празднованию Октябрьской революции, которая в связи с переходом на григорианский календарь стала отмечаться в начале ноября. Немецким слушателям нравились также прямые репортажи об открытии больших электростанций на Днепре (Украина). Ведь там на практике осуществлялись слова Ленина о том, что «коммунизм – есть советская власть плюс электрификация всей страны».

1 мая 1933 года у радиовещания Коминтерна появился еще одна радиостанция неподалеку от Москвы⁵. Благодаря мощности в 500 киловатт ее передачи были хорошо слышны по всей Европе. В расколотой на два лагеря Германии, где к власти только что пришли нацисты, радиовещание Коминтерна тут же окрестили «Красная воля».

Хотя радио было тогда еще далеко не у всех, люди собирались у радиоприемников там, где они были: в кафе, в местах проведения собраний⁶. Между Москвой и Берлином развернулось соревнование в эфире – кто лучше использует это новое средство массмедиа. И хотя были также передачи и на других языках, например, на эсперанто, английском и французском, но именно передачи на немецком языке показывали, как должна вестись пропаганда в эфире⁷.

Однако коммунистические партии европейских стран потребовали, чтобы вещание велось и на других языках. Так что радиолюбители, собравшиеся в далеком Киберге в доме Эмиля Стрёма, могли теперь слушать новости о замечательных достижениях Советского Союза по-шведски.

А доносила новости до них пара московских дикторов, и довольно примечательных⁸. Татьяна (Таня) Стернина родилась в Швеции: мать была шведкой, отец – русским. Его в Швецию занесла судьба еще до революции 1917 года. После революции отец Татьяны Григорий Александров получил работу в советской дипмиссии в Стокгольме. Разведясь с первой женой, он в 1929 году приехал в Москву со своей новой женой – шведкой Хульдой.

Татьяна Стернина

Но делать этого ему не следовало. Несмотря на блестящую карьеру в столичном театральном мире, его в 1936 году арестовали как иностранного шпиона. Годом позже его казнили, а жена Хульда сгинула в том же году в лагерях, сейчас известных как ГУЛАГ. ГУЛАГовская система забрала жизнь миллионов и разрушила судьбы еще большего количества людей. А Таня в 1932 году оказалась в только что созданной шведской редакции на Московском радио. Так что голос, доносивший до радиоклуба в Киберге благую весть о преимуществах социализма, принадлежал дочери врага народа.

До работы на радио Татьяна Стернина успела поработать чертежницей и побывать переводчиком у шведских рабочих, приезжавших искать счастье в СССР. А вот двери высшей школы были из-за родителей для нее закрыты.

Как же ей жилось? Проведя детские годы в относительно мирной Швеции, она столкнулась с суровой действительностью сталинского Советского Союза. Таня почти ничего не знала о судьбе отца и его второй жены Хульды Петерссон. Григория Александрова реабилитировали только после смерти Сталина в 1953 году. Да и сама Татьяна вместе с мужем побывала в сталинских лагерях. Их детям пришлось долгое время жить без родителей. И все-таки она потом вернулась в радиостудию в Москве, чтобы снова читать новости о советских производственных рекордах и успехах в космосе⁹.

Сикстен фон Егерфельт был выходцем из семьи шведских аристократов. Но его отец рано порвал со своим «кланом», стал ходить в море и сделал карьеру в торговом флоте. Сикстен получил хорошее образование, помимо прочего знал латынь. Прежде чем попасть в Москву, он успел поработать журналистом в нескольких шведских социалистических газетах. В 1920-х годах он оставил в Швеции жену с двумя детьми и переехал в Канаду, где жил вместе с какой-то индианкой. В тот момент социалистические пропагандисты развернули в Канаде агитацию (в том числе и среди скандинавских эмигрантов), призывая народ ехать в Советский Союз строить социализм. Сикстен фон Егерфельт оказался среди тех, кто считал это единственно правильным выбором в жизни.

Так и появился в Москве шведский аристократ, чтобы потом в течение почти сорока лет быть одним из «столпов» скандинавской редакции. В советской столице он встретил новую жену – австрийку Анни Энгельс, которая в прошлом была агентом Коминтерна¹⁰.

Скандинавские передачи Московского радио по-шведски тогда вели люди довольно хорошо образованные. Это был период, который сегодня называют третьим периодом Коминтерна (1928–1935). Он характеризуется резким противостоянием между Коминтерном и растущим в Европе фашизмом. Так же негативно Коминтерн относился к социал-демократическому направлению в рабочем движении, клеймя его приверженцев как социал-фашистов. Начало передачи задавало тон: это была политическая пропаганда, которая в полной мере отражала соответствующую политическую линию, принятую руководством советской коммунистической партии. На протяжении драматического десятилетия после 1930 года тон был довольно резким: дикторы сурово клеймили всех, кто не подчинялся сталинской линии, которой верно следовала коммунистическая партия СССР. С первых же эфиров особое значение придавалось обратной связи со слушателями, которых просили писать в редакцию в Москве. Передачи шли в прямой трансляции, хотя уже в те времена была возможность записывать их заранее. Но редактировать записанное было почти невозможно, поэтому трансляции были в основном прямыми. Даже музыкальные номера транслировались вживую: несколько раз в студии выступал целый хор. Когда в 1935 году Сталин и Коминтерн несколько снизили резкость тона по отношению к социал-демократам и призвали к созданию единого народного фронта для борьбы против фашизма, это сказалось и на стиле передач: они стали менее агрессивными¹¹.

Анна и Рандульф Далланды приехали в Москву в августе 1936 года: как раз накануне первого из трех московских процессов по делу врагов партии. Почти все без исключения обвиняемые были коммунистами с большим партийным стажем, начавшими свою деятельность еще до революции 1917 года. Они обвинялись в том, что пошли за Львом Троцким – тоже ветераном революции. Троцкий был когда-то правой рукой Ленина, но в конце 1920-х годов впал в немилость. Когда начался первый из московских процессов, он уже находился в Норвегии.

Представших перед судом коммунистов обвиняли, кроме всего прочего, в том, что они, сотрудничая с иностранными антисоветскими разведками, готовили государственный переворот в СССР. Наверное, Анна Далланд, как и большинство коммунистов, верила обвинениям против Григория Зиновьева и Льва Каменева, хотя в революцию это были ближайшие соратники Ленина.

Но когда в 1938 году начался третий процесс по делу бывшего главы Коминтерна Николая Бухарина, у Анны, должно быть, появились сомнения. Бухарина хорошо знали все участники международного коммунистического движения, в том числе и норвежцы. Даже верные друзья советской системы, такие как писатель Артур Кёстлер, начали с недоверием смотреть на судебные заседания, проходившие в Колонном зале московского Дома Союзов.

Можно ли было верить, когда один обвиняемый за другим поднимались с места и признавались в грубых политических ошибках и преступлениях? Московское радио освещало Московские процессы. На слушателей по всему миру особенное впечатление произвела речь главного обвинителя Андрея Вышинского, в которой он с яростью обрушился на «бешеных собак». Писатель Нурдал Григ, который продолжительное время жил в Москве в 1933–1934 годах, был одним из очень немногих норвежцев, которые поддерживали процессы¹².

Когда Анна Далланд начала работать на Московском радио в 1938 году, охота на «врагов народа» была в самом разгаре. Обвинённых в измене делу революции было гораздо больше, чем тех, кто предстал перед судом на московских процессах. В шведской редакции Анна познакомилась с Таней Стерниной, у которой бесследно исчезли родители, а также с Мартой Шульц. Голос Марты, как и другие «голоса Москвы», без тени сомнения, как казалось со стороны, доносил весть о том, что Советский Союз под руководством великого Сталина семимильными шагами идет вперед. Но Марта никому не рассказывала о том, что ее мужа арестовали и отправили в лагерь, что ей с трудом удается прокормить себя и двух детей. Когда-то Марта Шульц встретила в Стокгольме советского дипломата и вышла за него замуж. Вместе с его дочерью от первого брака и двумя общими детьми они переехали в Москву. Здесь их семью разрушила сталинская тайная полиция.

Ни Марта Шульц, ни миллионы других советских граждан не знали тогда, что случилось с их родными. Не знали, в чем обвиняют близких, что стоит за стандартными фразами «троцкистская банда», «приспешники фашистов и капиталистов». Чего им ждать? Может быть, родных отпустят, а, может, привлекут к суду и дадут долгий или недолгий срок? К счастью, они редко узнавали правду, которая была гораздо страшнее их предположений.

Согласно российским официальным источникам, в годы Большого террора в конце 1930-х годов было убито 681 692 человека. Другие же источники полагают, что число жертв приближается к миллиону. А сколько погибло от голода и болезней в ГУЛАГе, мы, наверное, никогда не узнаем. Около 18 миллионов человек прошли через эту систему с момента основания в 1930 году и до окончания функционирования в 1960-х годах¹³.

«Правды мы не знали, и не хотели знать. Мне лично до сих пор трудно понять, неужели все было так ужасно, как теперь это утверждают?» – говорит Клавдия Бабаева, дружившая с Эвой Далланд в конце 1930-х годов. Между собой они никогда говорили о терроре, от которого пострадали многие близкие и родные им люди. Они целиком и полностью доверяли пропаганде и полагали, что все это необходимо, чтобы защитить советское государство от врагов, которые пытаются его разрушить. В тот период Советский Союз находился почти в полной международной изоляции, и коммунистам было не трудно принимать как должное жесткие меры «самозащиты». Кроме того, жестокое обращение с социалистами и коммунистами в Германии после прихода к власти нацистов в 1933 году заставило многих слепо доверять методам, которые Сталин и его сторонники применяли в отношении своих противников. Вскоре времена изменились, и совершенно другие заботы вошли в жизнь московских школьниц – Эвы Далланд и Клавдии Бабаевой¹⁴.

___________________