Готовясь заступить на должность президента, Владимир Путин предложил составить список из 100 книг, которые будут представлять собой культурный багаж будущего выпускника в дополнение к школьной программе. Сейчас в Министерстве образования пришли к выводу, что надо предоставить регионам право дополнить список «региональным компонентом». Говорят, что список будет включать 150 книг.

На недавней Московской международной книжной ярмарке предлагали подписаться под обращением в правительство: пусть обратит внимание на национальную программу поддержки детского чтения. Я спросила, что предполагает программа. Оказывается, увеличение количества уроков литературы в школе и требование государственного финансирования какой-то издательской программы. Видимо, «лучших книг».

Я письмо подписывать отказалась. Некоторое время назад я обнаружила, что мне все равно, сколько часов отводится в школе на литературу. И сколько книг на уроках литературы «проходят». Меня вдруг перестали волновать какие бы то ни было количественные показатели, связанные с литературой, заданные отдельно от вопросов «Кто?» и «Как?» детям преподает. И еще: «Зачем?» А эти вопросы мало кого интересуют.

И еще я поняла, что не хочу никакого государственного финансирования, направленного на «поддержку детского чтения», потому что в нашем случае это непременно означает государственное вмешательство в процесс. А от вмешательства мы как-то подустали. И если в школе от него никуда не деться, то пусть хоть за пределами школы будет «самодеятельное» пространство, свободное от опеки государства, от его угнетающей системы мер по утверждению морали и нравственности.

Поэтому, когда вдруг возникла идея списка книг, которые министерство будет рекомендовать детям, я не то что бы испугалась. Мне стало неприятно.

Мы до сих пор не смогли определиться с этим скользким словом «рекомендовано». Что это: «дружеский» совет министерства или инструкция к действию? Как показывает практика, чиновники воспринимают рекомендацию исключительно как инструкцию. И сколько потом ни говори о «перегибах на местах», изменить ничего нельзя.

Наверное, это мое утверждение вызывает недоумение: я что же — против чтения в свободное время? Пусть на досуге занимаются бог знает чем? (А чем хотят заниматься подростки, всем хорошо известно: «ничем хорошим» — вот чем!) Чтобы рассеять недоумение, предлагаю разложить проблему на две части.

Первое — это наше взрослое намерение «побудить» детей читать. Здесь в центре оказываемся мы сами с нашими представлениями о добре и зле и о способах утверждения добра.

Вторая часть проблемы касается детей. И здесь придется признать: наши возможности навязывать старшим подросткам чтение в качестве досуга, и не просто чтение, а чтение определенных книг, — крайне ограничены.

Прежде чем рассуждать о чтении как духоподъемном занятии, полезно вспомнить банальную вещь: чтение — вид общения. Причем общения, требующего той или иной степени интеллектуального напряжения. С этой точки зрения говорить подростку: «Иди-ка почитай эту книжку!» — все равно что говорить ему: «Иди-ка и дружи с этой девочкой (мальчиком)». Точнее — с дядей или тетей. То есть мы попросту навязываем ребенку собеседника. Чтобы ребенок захотел вступить с ним в диалог, автор почему-то должен быть ребенку интересен. Желание «поговорить» с конкретным автором, точнее — попытаться понять, что же там этот автор говорит, должно быть чем-то мотивировано, потому что подразумевает читательский труд. Иначе ребенок пройдет «мимо» книги. Даже хуже: прочитает он книгу не вовремя и без интереса и на всю жизнь запомнит, что «это чушь собачья».

Что заставляет ребенка открыть конкретную книгу? Почему он решает: «Возьму, почитаю»? Очень часто, потому что эту книгу «посоветовал друг (хороший человек)». Или книга входит в число культовых внутри подростковой тусовки: не прочитал — не «свой». Бывает, что чтению предшествует невнятное ощущение: «Мое!» —  и книга просигналила об этом обложкой, случайной фразой. А в них — намек на внутренние проблемы ребенка. И на «спасение». Я не исключаю, что в качестве «хорошего человека», советующего что-то прочитать, выступит взрослый. Какой-нибудь харизматичный учитель литературы. Тренер. Втайне обожаемая взрослая женщина. Но это совсем не обязательно. Это как повезет. И уж точно не каждый взрослый, который полезет к подростку с обязательным списком, окажется для него непререкаемым авторитетом.

Единственный аргумент составителей списка — «все образованные люди читали это» — откровенно слаб.

Во-первых, не все образованные люди читали конкретный список. Вот Пушкин, к примеру, был образованным человеком. Но «читал охотно Апулея, а Цицерона не читал». Очевидно, что в список «проверенных временем книг» тогда входил Цицерон. А сегодня мы его в список вряд ли включим. И Апулея тоже не включим. А еще надо вспомнить, на каких языках это всё читалось образованными людьми того времени. Чехов мечтал, чтобы Григорович согласился на него взглянуть одним глазком, чтобы слово ему молвил. Кто для нас Чехов и кто — Григорович? В дни моей подростковости интеллектуальные юноши считали своим долгом высказывать брезгливость по отношению к роману «Что делать?». А ведь «Что делать?» в иные годы для целого поколения была руководством к действию, манифестом.

Еще одна немаловажная деталь. Когда мы составляем список «проверенных временем» книг, мы заведомо исключаем из него новые книги, которые, возможно, станут знаковыми для нынешнего поколения. Которые окажутся для молодых людей более важными, потому что в них они будут опознавать себя. Себя, а не нас.

Посмотрите, что происходит на сайте «Эха Москвы». Там участники игры по составлению списка частенько забывают, чем они, собственно, занимаются и что список «сочиняется» для старших подростков. Они вписывает туда «Карлсона», «Винни-Пуха», «Волшебника Изумрудного города». То есть щедро делятся с окружающими своими воспоминаниями о прекрасной поре детства. Ну так это вы любили, уважаемые взрослые. А вдруг нынешние предпочтут «Волшебнику Изумрудного города» «Волшебника из страны Оз»? У них ведь теперь есть выбор.

Ну так, может, надо учить их самим себе книжки выбирать? Ведь, если подумать, речь идет о читающих детях. Потому что нечитающим вообще плевать, список какой «ширины и ужины» вы для них нарисовали. Нечитающий придумает, как проскочить через школьную программу, не мучая себя чтением. Для этого уже созданы краткие пересказы, сборники ответов на возможные вопросы по тексту и фонд «золотых сочинений». Тут дело вообще не дойдет до проблемы: «Что общего между мной и князем Болконским, рассматривающим небеса и дубы?»

Нечитающий вообще не желает тратить интеллектуальные усилия на эту вашу «Войну и мир». Почему и насколько это катастрофично — отдельный вопрос.

А самая главная задача по отношению к читающему ребенку, мне кажется, — учить его делать выбор и этот выбор обосновывать. Это не я придумала, а разработчики международной методики по исследованию образовательных умений и навыков под названием «PISA». Это они определили, что умение читать включает три составляющих: технику, понимание прочитанного и умение высказать к нему свое отношение. Убери последний пункт — и нет никакого образовательного умения под названием «Чтение», даже если ты способен протараторить текст и ответить на вопрос учителя: «Что хотел сказать автор?»

А «умение высказывать свое отношение» подразумевает, что ты книгу пережил-прочувствовал и что-то понял. Не про автора, а в первую очередь про себя. Ну и про других немного. И теперь можешь эти чувства-переживания перевести в слова.

Я понимаю, что это ведет к лишним хлопотам: нужно брать в голову, что чтение — процесс глубоко интимный. Но ведь речь (в данном случае) идет не об обучении, а о чтении в свободное от школы время. Это во-первых. А во-вторых, цивилизованный мир разворачивается в сторону индивидуализации образования. Там, где сумели развернуться — в Финляндии, например, — там и образовательные результаты хорошие показывают.

Мне кажется, выбирать — это удовольствие, которого жестоко и неправильно лишать детей. Другое дело, что им надо помогать, создавать какие-то ориентиры. А для этого должен существовать не один список, составленный в министерстве при «активном содействии гражданского общества», а самые разные списки: список «Новой газеты» (и туда войдут книги, которые любят ее сотрудники), список радиостанции «Эхо Москвы» (и там будут книги, любимые сотрудниками радиостанции), список любителей дикой природы, список любителей путешествий, список книг, которые прочитали за год дети Ленинградской области, и т.д. И число книг в списке, и критерии у каждого будут свои. Это было бы правильно. Показывало бы, что мы сегодня объединяемся по принципу: «А я читаю это!» Что по кругу чтения мы маркируем близких себе и далеких.

И тогда, при наличии разных списков, человек подросткового возраста для начала выберет себе «референтную группу» — то сообщество, которое его интересует и в которое он, может быть, хочет вписаться. Ну а потом поинтересуется, что же «тут» читают. Ага! Вот это и это. Попробую, примерюсь.

Если главным авторитетом в вопросах чтения для человека окажется министерство, ну и славно.