Screening Torture: Media Representations of State Terror and Political Domination. Edited by Michael Flynn and Fabiola F. Salek. Сolumbia University Press, 2012

Мир и наше сознание, бытие в этом мире давно поделились на «до 9/11» и «после». С тех пор тема пыток, мучений, показанных открыто и публично, – не важно по телевидению или в СМИ – прочно заняла свои позиции как в медийной практике, так и в безнадежных дискуссиях по поводу оной. Можно или нельзя показывать? Если можно, то всё-таки, где проходят границы дозволенного? Каким должен быть язык, стилистика? Мера, в конце концов? Или давать как есть, «в натуре»? И чем страшнее, тем убедительней? На самом деле, мы до сих пор не поняли, что произошло с нами. «9/11» не закончился, а продолжается, пустил корни, о которых никто не подозревал заранее. Медленно, не сразу, но вступила в свои права мода на терроризм, мода на брутальность. Постепенно сложился политический, социальный и вкусовой заказ. И вот уже этот стиль занял центральное место в мейнстриме, обживая кинодокументалистику, театральную сферу. Не в последнюю очередь поэтому особым спросом пользуются сейчас сюжеты, связанные с описанием тоталитаристских, авторитарных режимов, войн, терактов.

В книге исследуется этот вкусовой, ментальный сдвиг, произошедший за последнее десятилетие, этот «шиз», ожидание насилия, предъявленного публично и во всех подробностях «замедленной съемки» - этот постоянный наркотик, присутствующий повсеместно на экране, в масс-медиа. Стократ усиленный медиатрансляциями, он приобрел особый оттенок, став знаком времени и уравняв в правах, средствах и предпочтениях США, Европу, Латинскую Америку, Южную Африку, Китай, Ближний Восток. Что это - новая эпидемия? Чума, неслышно подкравшаяся и уже распорядившаяся нами? А если чума, то какого цвета?

«Бесцветный ужас» мук, процеженных сквозь медийные фильтры, - так характеризуют умственное состояние 2000-х социологи, психологи, историки, журналисты, философы и культурологи. Их подходы, интерпретации уродливо разросшейся реальности, где существует спрос на визуальное и языковое воспроизводство того, что составляет пытку. Совокупность пыточных механизмов террора, брутальная эстетика как медийный феномен исследуется в материалах книги. Она вроде бы и невелика по объему: 300 страниц – но емкая. В ней четыре части. Квадрига. Каждая часть посвящена своему «кругу ада» и его медийнгому изображению. По нарастающей.

Так, например, в первых двух разделах исследуется язык зверств, наиболее востребованный экраном, сценой, фотографией – преимущественно в тех жанрах, что воздействуют на зрение и работают с оптикой. Зверства во всех проявлениях – от секса до изощренных тюремных пыток. Кроме того, анализируется особая востребованность этих форматов. Так, к примеру, первый раздел предлагает сразу три ключевые, ударные статьи, в которых ставятся общие проблемы, разбираемые по отдельностьи в других сюжетах. Дэвид Данциг обсуждает вопрос, как ограничить влияние кинематографа, подчас спекулирующего кровавыми мотивами. Ли Квинби тонко препарирует гибсоновских персонажей и показывает, как устроена зыбкая и опасная зона, когда художественный образ становится реальностью и начинает действовать, опрокидывая все законы искусства, нарушая условности. «Персонаж» обретает над нами власть – вот тема, которая продолжается и в завершающей третьей статье первого раздела. «Этот прекрасный мир». Как он устроен? Почему в нем мучительная мерзость становится главной субстанцией? Авторы проекта Флинн и Салек объясняют смысл своей затеи и академические цели, ради которых собрали людей. В книге около двух десятков авторов. Они представляют разные структуры – университеты, исследовательские центры, медиа. Сильный международный состав. Дариус Реджали, профессор политоологии в Рид Колледж, автор книги «Террор и демократия», Кэролин Стрендж, профессор Колледжа искусств и наук Австрийского национального университета. Занималась исследованием феноменологии преступлений и их отражениием в канадской журналистике. Альфред Мак Кой, профессор истории университета Висконсин, Мэдисон, специалист по изучению секретной деятельности ЦРУ в период холодной войны. Каждый автор неслучаен в данном проекте: за плечами огромный опыт полевых исследований, десятки статей и монографий.

Несмотря на статейную сборность, книга близка к монографическому исследованию. Собрание статей, как правило, лишь внешним образом связанных друг с другом, в этой книге выглядит иначе – их крепкая спаянность, а также фокусировка на одной теме, предполагает монографический жанр. В ней чуть больше десяти статей, объединенных одной целью: в форме исследовательской монографии, не претендующей на полноту, разметить основные вешки и охватить как можно больше сюжетов. «Жертвы пыток», «сексуальное насилие в фильмографии Китая», «Язык жестокости и фотоискусство», «Насилие в эпоху постапартеида», «Насилие как отсутствие политики», «Сталкиваясь с неопределенностью»...

Статья, посвященная фильму Стэнли Кубрика «Заводной апельсин», - смысловая кульминация сборника. Сквозь академическую сдержанность текста пробивается страстное авторское прочтение. Чистокровная животность и звериная стать Алекса сменяются камерной «свободой» из уставного реестра богослужебного пения и чтения, физиологических отправлений. Правительственная машина не способна была залезть в черепную коробку реципиента, хотя и господствовала над телом и его временем. Поэтому за страницами Библии Алексу мысленно удавалось поучаствовать в мясорубке древнееврейских героев и получить должное умственное «вознаграждение». Но вскоре из запуганной цирковой обезьянки он посредством «оптимальных, переучивающих, медикаментозных» инструментов превращается в безропотного вселенского арестанта – «куда ни глянь, везде тошнота от секса и насилия». Ухмылка сверхчеловека превратилась в искаженный страданием оскал недочеловека. Автор предостерегает от восприятия визуальной аналогии сентиментальных творений Достоевского как эстетски нравоучительной истории преступника. В основании киноповествования заключена нюансированная корреляция конкретного «сверхчеловека» (преступного насильника и убийцы) и государства, носителя общественного возмездия. Холодная злоба, расчетливая жестокость, техногенная смертоносность анонимной структурированной власти превалирует над прегрешениями всей совокупности отдельных отморозков и уголовников. «Заводной апельсин» гениален настолько, насколько он отличен от своего литературного прародителя, это, несомненно, высочайший продукт масс-культуры, скомпоновавший сексапильных «девочек», Бетховена, ультра-насилие, британскую чопорность, обаяние русского «футуристичного» сленга, ужимки Макдауэла».

Сборник – вроде бы один из многих на тему, ставшую ходовой и востребованной. Но авторы самостоятельно препарируют этот новый стиль, эту новую востребованность, новую моду на жестокость, без которой нынешнее искусство уже и не чувствует себя полноценно.

Его составители – американские ученые. Мишель Флинн, профессор психологии в York College, City University of New York, и директор Центра, изучающего терроризм, в John Jay College of Criminal Justice. Соредактор изданий: «Геноцид, война и выживание» («Genocide, War, and Human Survival»); «Травма и самосознание» («Trauma and Self»); и «2000-й год: рассуждения о конце» («The Year 2000: Essays on the End»). Фабиола Салек (Fabiola F. Salek) – руководитель факультета иностранных языков и координатор women’s studies в York College, City University of New York. Кроме того, она - исследователь в Центре, изучающем терроризм, в John Jay College of Criminal Justice Center. Ее академическая работа посвящена изучению кино, современной культуры в их отношениях к правам человека, иммиграции, полу, а также к сокращению противоречий между идентичным и национальным. Флинну и Салек карты в руки.