Другой процесс. Франц Кафка в письмах к Фелиции

Колонка редактора

Послесловие

Лауреат Нобелевской премии (1981), один из патриархов мировой литературы ХХ столетия Элиас Канетти всю свою долгую жизнь (1905–1994) жгуче интересовался проблемами существования человека в обществе, где главной ценностью оказывается возможность повелевать другими людьми, или, проще говоря, власть. Загадочные и древние механизмы власти, оборачивающейся в условиях современной цивилизации безумием тоталитаризма, — это предмет пристальнейшего художественного исследования в знаменитом романе Канетти «ослепление», написанном еще в тридцатые годы, и средоточие его историко-культурных и историко-философских размышлений в многочисленных, отчасти автобиографических, сочинениях, жанр которых определить затруднительно — чаще всего их числят по разряду эссеистики. Своеобразным антиподом и противовесом власти в миросозерцании Канетти выступает искусство, оппозицию «художник–власть» надо признать для его творчества центральной. Впрочем, читатель может с этой мыслью и не согласиться, найдя в многосложном творчестве художника и иные проблемы, которые он посчитает стержневыми, — предмет для спора тут возможен, да и сам спор, слава Богу, не будет беспредметным, поскольку и роман «ослепление», и лучшие образцы эссеистики писателя уже издавались по-русски.

Полагаю, тем более нет нужды представлять нашим читателям героя книги «Другой процесс», ибо причудливый и страшный мир кафкианских фантасмагорий давно осознан и обжит нами. Произведение Канетти тем и замечательно, что обнажает причины, по которым Кафка оказывается близок и понятен каждому, кто жил или живет в условиях тоталитарного господства. Канетти формулирует эти причины с пронзительной лапидарностью, когда называет Кафку «величайшим экспертом в вопросах власти».

Но разумеется, книга Канетти ценна и интересна отнюдь не только как комментарий к жизни и творчеству Кафки. Это удивительный пример лирико-эссеистического проникновения одного незаурядного писателя в искусство, мироощущение, даже в потаенные глубины личности другого — великого — художника слова. Формальным поводом для такой встречи стала опубликованная в 1967 году переписка Кафки с его невестой Фелицией Бауэр. Мучительная история этого чувства, включившая в себя две расторгнутые помолвки и болезненные метания Кафки, не умевшего, да и не желавшего жить как все, раскрывается в переписке достаточно драматично. Однако для Канетти это лишь отправная точка, отталкиваясь от которой он выстраивает свою, отнюдь не во всем бесспорную, но бесспорно увлекательную интерпретацию творчества Кафки и толкование его судьбы. За каждой строкой этой книги стоят любовь, увлеченность — и да, сострадание. Сострадание единомышленника и собрата, который знает, каково нести в себе все боли и невзгоды своего века, а вдобавок к ним — еще и свои личные трагедии и тайны.

Книгу Канетти можно сравнить и с булгаковским жизнеописанием Мольера, и с романом Томаса манна о Гёте, и со многими другими повествованиями художников о художниках. Но стоит ли сравнивать? гораздо важнее то — ни с чем не сравнимое — обаяние, которое присуще каждому творению истинно большого мастера и которым эта книга, безусловно, отмечена.

М. Рудницкий