Ключ: Последняя Москва

Колонка редактора

Многих персонажей «архивного романа» Натальи Громовой можно было встретить в ее предыдущих книгах: «Узел. Поэты: дружбы и разрывы», «Распад», «Странники войны». Некоторые дневники и письма, ставшие основой повествования, уже изданы — с ее непосредственным участием. На этот раз Наталья Громова пробует объяснить читателю, почему так важно вновь и вновь обращаться к полузабытым судьбам, спасать обреченные архивы и предаваться фантазиям о тех людях, что жили в навсегда потерянной Москве.

Если бы «Ключ» так прочно не опирался на документальную фактуру, он мог бы превратиться в настоящий готический роман. Громова рассказывает, как в конце 1960-х отец-военный привез ее полюбоваться на строящийся Новый Арбат. Тогда ее ненадолго восхитила чистота и красота новизны. Оказалось, что и работа в музее Цветаевой, и архивные разыскания будут связаны для нее именно с теми снесенными «домишками», на которые она когда-то и не смотрела.

Будучи женой внука поэта Владимира Луговского, она была вхожа в литературные круги. Тем не менее многие встречи с разными свидетелями ХХ века автор объясняет мистическими причинами: «В линии движения нашей души в нужных для нас точках встречаются нужные люди, нужные книги, нужные испытания — и что нет ничего случайного в жизни человека, осознавшего, что он движется, куда его ведет высшая Воля».

В книге говорится о нескольких таинственных артефактах: от потерянного романа Даниила Андреева «Странники ночи», в котором интеллигентам, спасающим Россию, противостоит всевидящее Око Лубянки, — до найденных писем Татьяны Луговской, самое интересное в которых вырезано маникюрными ножницами.

Семьи Луговских и Добровых, поэтесса Варвара Малахиева-Мирович, писательница Мария Белкина, Ольга Бессарабова и ее брат Борис, ставший прототипом цветаевской поэмы «Егорушка», — всех этих «героев второго плана» автор выводит на авансцену. Все они составляют «общую ткань существования». В образовавшейся «ткани» есть крепкие нити: именно в этой среде помогают слабым, учат детей и отправляют посылки голодающим на Украине. Все зародившиеся в той же среде подлости и предательства автор маркирует словами «страх и ужас», чуть ли не самыми частотными в книге. Если с ними и нужно разбираться, то не здесь: «Были истовые и яростные в своей однозначности Ставский, Вишневский, Безыменский и многие другие, но про них думать было неинтересно, хотя приходилось встречать их повсюду». «Ключ» — личная история, может обойтись без Безыменского, может состоять из личных мифов. Несмотря на то что вопрос о том, в чем же суть того наследия, что передается интеллигенцией из поколения в поколение, здесь повторяется неоднократно, отвечать на него автор абсолютно не обязан. Достаточно того, что книга написана занимательно. А состав нити, которая, по мнению автора, соединяет ее героев «с юношами и девушками» московского движения «Оккупай-Абай», еще найдет своего дотошного исследователя.

Лиза Новикова