«Для революции главным достоинством было не подчинение, а бдительность»

Историк Софи Ваниш уверена, что Французская революция может «помочь нам вновь обрести столь необходимое сейчас политическое воображение». Она выпустила комментированную антологию революционных текстов, показав ту эпоху настоящей лабораторией политических идей. Вопрос повиновения и подчинения был ключевым для революционной мысли.

- Кому подчиняться? Дала ли Французская революция принципиально новый ответ на этот вопрос?

- У революционеров была только одна логика – исключительного подчинения законам, которые они сами и приняли. Фигура вождя – это фигура исполнителя, так была сформулирована идея подчинения исполнительной власти законодательной. Некоторые, как Робеспьер, еще до того, как он стал лидером, утверждали: хороший представитель не доверяет исполнительной власти и не призывает народ подчиняться ей. Напротив, хороший представитель тот, кто остается в рамках собственных воззрений и общества, которому и принадлежит право решать.

И в то же время, главное достоинство для той эпохи, конечно не подчинение, а бдительность. В декабре 1791-го Робеспьер так говорит о ней: «… по отношению к глубокому чувству свободы она то же, что ревность по отношению к любви».

- А слово «вождь» тоже принадлежит революционной эпохе?

- Нет, ему предпочитали слово «руководитель». Слова «вождь» избегали, опасаясь, что оно станет препятствием к восприятию истинных целей революции. Например, в одной речи против англичан один из адресованных им упреков был таким: о Франции они говорят как об Англии, о «войсках Робеспьера» вместо войск Революции, как если бы Робеспьер был «вождем», занявшим место короля. Французы видели в этом способ исказить смысл Французской революции. Ту же претензию мы находим и после Термидора, когда противники Робеспьера объявили его «королем Робеспьером», «понтификом Робеспьером».

Первостепенный вопрос: как относиться к лицам, не предполагающим себя в роли «вождей», которые должны придерживаться республиканской позиции, но обязаны принимать решения? Французская революция не смогла разрешить это противоречие. Оно снова проявилось, когда Марат предложил диктатуру в римском понимании, предполагая, что отдельный человек может быстрее принимать решения и, таким образом, спасти Республику. Робеспьер был против, не доверяя подобной логике исполнительной власти. Дантон лавировал между ними.

Затем возникло следующее понятие ― диктатуры мнения, когда вопрос ставится вождем (тем, кто обладает исполнительной властью) перед лицом, обладающим нравственным авторитетом, достаточным, чтобы вынести итоговое решение. Потому что отдельные люди могут и не обладать чувством повиновения, но при этом хотели бы постоянно придерживаться кого-либо. И вот еще одно неразрешенное противоречие: как быть с тем, чей авторитет растет в глазах республиканского народа? Так был поставлен вопрос о харизме, средствах и учреждениях контроля над ней.

- Была ли революция восстанием без лидера, безголовой?

- «Безголовая» ― одно из слов, использованных Жаком Николя Бийо-Варенном (1756-1819). Он говорил об ацефократии в отношении республиканского режима, имея в виду, что у него не было единой головы. Но, на мой взгляд, у Революции было, скорее, много голов, чем ни одной. Она началась в решающий период мая-июня 1789 года, через противостояние Генеральных Штатов и Учредительного собрания – Национальной Ассамблеи, а это предполагает наличие большой политики, крайне строгой и четкой, с оживленными дискуссиями и рискованными решениями.

Собравшиеся выразители мнения, каждый из которых был представителем своей «нации» (кто явился из Арраса, кто явился из Бретани…), были достаточно подготовлены, чтобы выработать в процессе общее согласие. Таким образом, в тот период революция не была безголовой в смысле стихийности, напротив, она была многоголовой, коллективным разумом в действии.

- Но ведь Революция пришла к показательному возвращению вождя в лице Наполеона. Разве не этим все закончилось?

- Это один из важнейших вопросов в размышлениях революционеров. Некоторые из них были против войны не только потому, что свободу нельзя принести на штыках, но и потому, что в военное время исполнительная власть одерживает верх. Опасность подчинения армейскому вождю отмечает еще в 1791 году Робеспьер; Бийо-Варенн в своей речи 1 флореаля II года (апрель 1794) говорит: «Когда дюжина армий находится без дела, (…) следует опасаться (…) военного влияния и амбиций предприимчивого армейского вождя, который внезапно выходит на первый план. История нас учит, что именно так и гибнут все республики».

При Директории военную власть стали использовать для защиты гражданской; иными словами, исполнительная власть того периода приучает общество к мысли о возможной необходимости подчинения власти военной. Наполеон вышел именно отсюда. К этому времени он прошел уже через многое: герой Тулона, великой победы республиканцев 1793 года, в которой он одержал верх над англичанами. Так, можно сказать, что он был необходим в тот момент для общественного спасения. Более того, граждане наделены как гражданскими правами (выборы, коллективные решения и т.п.), так и правом ношения оружия. Солдат обладает большим влиянием. И в один момент можно оставить без внимания то, что солдат подчиняется вождю, а гражданин – самому себе. В этом республиканский замысел утратил часть себя.