MoReBo публикует предисловие к книге (М.: «Э. РА», 2012) Эмили Дикинсон  – классика американской литературы, одного из наиболее читаемых сегодня поэтов.

Говорят, что Эмили Дикинсон, которая при жизни  опубликовала всего восемь из почти тысячи восьмисот написанных стихотворений, сейчас самый читаемый поэт, причем не только на родине, в США, но и во всем в мире. Я этому верю. Эта книга переводов – попытка понять причины такой популярности.

Со стихами Эмили Дикинсон я впервые встретился в школьные годы – прочел в журнале «Иностранная литература» переводы Веры Марковой.

Один запомнился:

Такой – крошечный – крошечный – Челнок

В тихой заводи семенил. 

Такой – вкрадчивый – вкрадчивый – Океан

Посулом его заманил.

Такой – жадный – жадный – Бурун 

Сглотнул его целиком – 

И не заметил царственный флот – 

Челнок на дне морском.

Он долгое время так и ассоциировался у меня с Дикинсон. Остальные ее стихотворения легли на душу гораздо позже, когда я уже перевел довольно много из Стивенса, Джефферса, Гинсберга, Буковского. Как и в американском верлибре, в стихотворениях Дикинсон я увидел привлекшее меня сочетание черт, про которое говорил еще Гамлет: «Счастлив тот, в ком страстность и трезвый ум так сочетаются, как у тебя». Именно это сочетание страстности и трезвого ума я в меру своих сил постарался передать в

переводах Дикинсон.

Нередко мне приходилось слышать отзывы о Дикинсон, в том числе и от тех, кто пробовал ее переводить: она-де была дурочкой, проведшей всю жизнь взаперти, и сама толком не понимала, что хочет сказать своими стихами.

По-моему, нет ничего более противоположного личности и стихотворениям Дикинсон, чем эти суждения. Не вдаваясь в детали ее биографии, просто посмотрим на то, о чем она писала: о математике Леверье, открывшем «на кончике пера» планету Нептун, о римском стоике Катоне, о первооткрывателе американских земель Сото, о микроскопе, об анатомическом вскрытии жаворонка, о химических превращениях угля, об альпийской антилавинной службе, о присуждении степени бакалавра, о колебаниях курсов валют ...

Что касается четкого смысла, то он-то как раз, как и во всей англо-саксонской поэзии, всегда присутствует в стихах Дикинсон. Часто он упакован в изощренную словесную оболочку, но информации, содержащейся в стихотворении, как правило, достаточно, чтобы безошибочно догадаться, о чем идет речь.

(Есть, правда, и другие суждения о Дикинсон: любая ее строчка исполнена совершенно заоблачного, непостижимого для профанов, значения. Так переводчики обычно оправдывают абсурдность своих интерпретаций. Так что этот взгляд, в сущности, сходится с утверждением о бессмысленности стихов Дикинсон, приводя к аналогичным результатам при переводе).

Ключ к смыслу многих стихотворений Дикинсон – в используемой автором лексике. Вот, к примеру, стихотворение «Триумф...» (№ 455 по общепринятому каталогу стихотворений Дикинсон). Здесь Дикинсон выстраивает двойной ряд, развернутую метафору, сопоставляя Божий Суд и заседание в американском суде. Само слово «суд» при этом в стихотворении не произносится, но читатель не может не догадаться об этом, благодаря

использованным деталям: зал, публика, взятка, решетка, оправдательный приговор. В этом ключе и слово overcome может означать юридический термин «опровергнуть». Именно соответствующие русские значения многозначных английских слов room, throng, bar, overcome должен выбрать переводчик, чтобы получить ясный, осмысленный текст. Или вот в стихотворении «До двери Опыт доведет...» (№ 1770) вполне явно вырисовывается, хотя впрямую и не называется в четырех лаконичных строках, картина проводов девушки с вечера и соперничества двух ухажеров – Опыта и Постулата. Такие развернутые метафоры вполне в традиции английской поэзии. Взять хотя бы «Гамлета» Шекспира.

Ghoust:

Cut off even in the blossoms of my sin,

Unhous’led, disappointed, unanel’d,

No reckoning made, but sent to my account

With all my imperfections on my head.

(Дух:

Без отпущенья, без причастья

я был подрублен в пору цветенья всех моих грехов.

Я не расчелся с ними, не успел исправить ошибки,

когда затребовали окончательный отчет).

Тут при упоминании Божьего Суда используется бухгалтерская лексика: reckoning – подсчет, вычисление, сведение результатов, ac count – отчет, счет, расчет. «Imperfections» в этом ряду вполне могут приобретать смысл «недочеты», «нестыковки». Эту же линию позже подхватывает Гамлет, говоря о посмертной судьбе отца: «And how his audit stands?» Я думаю, что слово audit можно оставить без перевода.

Часто благодаря такому двойному ряду, последовательно использующему в стихотворении многозначность употребляемых слов, стихотворение приобретает дополнительную глубину, уходит от лежащей на поверхности банальности.

Вот стихотворение «Избыток счастья упорхнет...» (№ 1774). Можно, конечно, перевести его и так:

Не оставляет и следа

счастливый самый Час –

А Боль бескрыла, тяжела –

Чтоб улететь от нас.

(перевод А.Гаврилова).

Но ведь можно разглядеть за этим банальным смыслом и словесную игру. Поставим рядом слова из лаконичного стихотворения –  dissolve, remnant, Feather.

У всех них есть значения, которые явно указывают на некоторый химический либо, что вероятнее, кулинарный процесс:

dissolve – разлагаться, испаряться,

remnant – остаток (в том числе, пищи),

feather – хлопья или пена над поверхностью жидкости.

Да и у fly есть значение, близкое к «сбежать».

В своем переводе я счел нужным подчеркнуть этот «кулинарный» оттенок, посчитав, что именно он и придает стихотворению нетривиальный смысл.

Эта словесная игра Дикинсон вполне в духе того же Шекспира. Вот Гамлет желает актрисе:

«Pray god, your voice, like a piece of uncurrent

gold, be not crack`d withing the ring».

(Пусть золото вашего голоса, не давая трещины, звенит в кольце зрителей).

Здесь ring одновременно и «кольцо» (gold ring – золотое кольцо) и «арена», «площадка» (сценическая). А слово crack`d  может одновременно означать и треснувший голос, и треснувшее золотое кольцо.

Скажу несколько слов и о формальных сторонах перевода. Часто приходится слышать неизвестно откуда взявшийся «постулат»: стихотворение следует переводить только тем же самым стихотворным размером, соблюдая то же, что и в оригинале, число слогов в строке. Перефразируя иронический лозунг Корнея Чуковского можно сказать: «Да здравствует равносложие, и да погибнет Дикинсон!» Дело в том, что среднее количество слогов в английском слове меньше, чем в русском. Для лаконичных стихотворений, где каждое слово насыщено смыслом, обязательное соблюдение равного с оригиналом числа слогов часто приводит к двум последствиям: оттенки смысла уходят из перевода, стихотворение теряет естественность – возникает, как подметил в свое время Чуковский, впечатление, что переводчику не хватает воздуха, и он способен изъясняться лишь отрывистыми возгласами. Между тем, повторю, в оригинале стихотворения Дикинсон звучат вполне естественно и гармонично. Мне самому по этому поводу приходит в голову следующее сравнение: разная средняя длина слов – это как разной длины ноги. У русского они длиннее, поэтому не удастся столь же грациозно, как англичанин, пройти по близко расположенным плиткам «английского» стихотворного размера. Потеря смысла и естественности представляются мне гораздо более серьезными недостатками, чем нарушение и изменение размера. Тем более, что сама Дикинсон известна как раз тем, что шокировала современников вольным отношением к стихотворным формам.

Принято находить сходство между Эмили Дикинсон и Мариной Цветаевой и, соответственно, переводить Дикинсон «в стиле Цветаевой». Действительно, у Дикинсон есть несколько стихотворений, напоминающих Цветаеву. Вернее, Цветаева могла использовать интонацию этих стихотворений для написания собственных. Но, в целом, я не вижу большого сходства между двумя поэтессами. Прежде всего, различаются интонации: у Цветаевой она гораздо более эмоциональная, экспрессивная. Дикинсон сдержаннее, мягче. Я вижу больше сходства между Дикинсон и Борисом Пастернаком.

Надеюсь, что те черты Дикинсон, о которых я не упомянул, читатель почувствует, читая переводы. Как писала Анна Ахматова: «чтоб быть современнику ясным, весь настежь распахнут поэт». Эти строки вполне можно отнести к Эмили Дикинсон. В своих стихах она не ставила преград между собой и читателем. Вероятно, поэтому ее сейчас читает столько людей.