Друзья и карьеры

В подмосковном поселке Госфильмофонда Белые столбы прошел фестиваль архивного кино. Среди его героев – Андрей Платонов, американо-немецкий авангардист Оскар Фишингер и полузабытый классик советского кино Виктор Соколов.

Долгое время считалось, что от снятого в 1930 году по либретто Андрея Платонова фильма «Айна (Песчаная учительница)» осталась одна часть. Поскольку это единственная сохранившаяся прижизненная экранизация Платонова, радует и фрагмент. Недавно в Госфильмофонде нашли вторую часть «Айны», теперь известны 26 минут картины. Фильм показали на двадцатом по счету кинофестивале «Белые столбы».

В его программе - послевоенные фильмы, например, студенческие работы крупнейших киношкол страны, реставрации, традиционные архивные находки, их показывают с живой музыкой (блеснули аккордеонист Сергей Чирков и молодой пианист и композитор Филипп Чельцов). В Госфильмофонде обнаружили неизвестные короткометражки классика беспредметного кино Оскара Фишингера (1900 – 1967). Несмотря на абстрактный характер происходящего, когда круги и линии танцуют под музыку то Моцарта, то Брамса, в нацистской Германии Фишингеру место не нашлось. В Америке он сделал фрагмент на темы баховской токкаты и фуги для диснеевской «Фантазии».

Среди находок и эпизод, не вошедший в окончательную версию фильма «День солнца и дождя» (1967), потаенного шедевра советской «новой волны», снятого Виктором Соколовым (1928 - 2015). Это сцена со съемочной площадки с участием поющих Татьяны Пилецкой и Михаила Казакова; герои-подростки увидели ее, неожиданно попав на «Ленфильм». У Соколова особый дар на подбор актеров. В фильме легендарная Елизавета Тиме читает запоминающиеся монологи, один из них – описание могилы Базарова из «Отцов и детей». Отсылка к школьной программе не так важна, как memento mori, то ли контрастирующее с буднями, то ли расширяющее горизонт напоминание подросткам о том, как условны детские долги и безусловно течение жизни.

А вот вырезанных фрагментов главной картины Соколова, «Друзья и годы», пока не нашли. Хотя и Юрий Яковлев, и Нина Веселовская, считавшие свои роли здесь едва ли не лучшими в кино, расстраивались их исчезновению: руководство «Ленфильма» переборщило, работая ножницами. Говорят, тогдашний главный редактор киностудии Ирина Головань годы спустя каялась, что вместе с подчиненными испортила картину.

[фото выпало]

Встреча доносчика (его играет Юрий Яковлев) и его жертвы (Олег Анофриев). Кадр из фильма Виктора Соколова "Друзья и годы" (1965).

Фильм все равно получился выдающийся, Алексей Герман называл его среди любимых, «одной из лучших картин на земле»; здесь многое предвосхищает его собственную поэтику. Втиснутая в две серии эпопея советской жизни, с 1934 по 1961 год, включает и аресты, и войну, и донос друга. В результате Лялина (его играет Олег Анофриев) отправляют в лагерь, а товарищ, благодаря стукачеству, продвигается по служебной лестнице. Их случайная встреча в метро после освобождения Лялина – из лучших сцен советского кинематографа. Во время нее не произносится ни слова, но это молчание передает атмосферу в стране, где говорить означало лгать и доносить. Одно время фильм хотели назвать «Карьера», но в итоге оставили название пьесы Леонида Зорина, ставшей основой сценария. Причина вроде очевидна: «Карьера» звучит откровенным выпадом в сторону партийно-государственных чиновников. На деле получилось острее: «Друзья и годы» становятся метафорой жизни в преступном государстве, где замаранными оказываются практически все, кто бездействовал на свободе.

До 13 марта фестивальные фильмы показывает московский кинотеатр «Иллюзион».

Это расширенная версия статьи, опубликованной в газете "Ведомости" 9.3.2016.

Статью о фестивале напечатала и газета "Коммерсант":

Сталин как галлюциноген 

В подмосковном поселке Госфильмофонда «Белые столбы» проходит юбилейный, двадцатый фестиваль архивного кино. Шпионские фильмы и отреставрированные версии немых картин, недавние находки в архивах мира и ретроспектива главного исполнителя роли Сталина Михаила Геловани… Было от чего прятаться специально для «Ъ» в темном кинозале Алексею Мокроусову.

Государство против наркоторговцев и любовные треугольник с участием китайской девочки-подростка – сюжету картины классика американского немого кино Тода Браунинга «В дрейфе» позавидуют современные сценаристы. Снятый в 1923 году фильм (девять лет спустя Браунинг поставит «Дракулу») в советском прокате шел под названием «В сетях опиума», но полностью не сохранился, был известен лишь в отрывках. Для составления полноценной версии потребовалось соединить материалы архивов Чехии, Венгрии и самого Госфильмофонда. Реставрацией занимались специалисты международного музея фотографии и кино в американском Рочестере. Показ картины в первый день юбилейного, двадцатого по счету фестиваля архивного кино Госфильмофонда – во многом символический жест, подчеркивающий интернациональный характер киноархивной работы.

Как сложно порой спасти и сохранить, видно на примере «Шелковой паутины (В когтях германского шпионажа)». В 1916 году роман Николая Брешко-Брешковского экранизировал Юрий Юрьевский, постановщик «Соньки Золотая Ручка». Из 600 метров почти разрушившейся, пересушенной, расслаивающейся пленки удалось восстановить почти 500. Текст либретто, как раньше называли киносценарии, был опубликован, «Паутина» спасена хотя бы частично.

Шпионскими страстями проникнут и «Коля Петров». Работа студента ВГИКа Израиля Градов о бдительном ребенке в стране, окруженной врагами - одна из немногих сохранившихся учебных лент 30-х. Это диагноз эпохи с ее страхами перед иностранными агентами и пятой колонной. Подобные фильмы отменяют пародии: есть жанры, которые сами себя пародируют. Впрочем, в программу фестиваля попали две блестящие сатиры на киноштампы – на немое кино («Боже милостивый (Какими не должны быть фильмы)», США, 1914), и на Голливуд в целом («Ад раскрылся», США, 1941).

Такую самоиронию советский кинематограф старательно избегал, здесь все стремилось к назидательно-государственному или к высокодуховному. Те же вгиковские фильмы пытались походить на ленты старших товарищей, хотя среди них оказывается много настоящего. На фестивале показали пронзительную экранизацию рассказа Юрия Казакова «На полустанке» (маленький шедевр Динары Асановой) и обаятельную «Карусель» Михаила Кобахидзе, вошедшего в историю мастером короткометражек.

Событием стала программа, посвященная творчеству Михаила Геловани 20-30-х годов, до того, как он начал играть Сталина и получил фактический запрет на любую другую работу. Сам Геловани (1893 – 1956) вряд ли мечтал о подобной карьере. Мини-ретроспектива «Белых Столбов», напоминает, как много он обещал как актер и режиссер, причем в разных жанрах, от сельской драмы («Злой дух) до исторической комедии («До скорого свидания», здесь Геловани играет революционера Спиридона Ломидзе). Если поставленная им «Молодость побеждает» (1928), посвященная изживанию адата, интересна сегодня скорее этнографически (тему придумал Виктор Шкловский), то «Настоящий кавказец» (1931) – веселое, живое кино. Кассир ленинградского банка отправляется на Кавказ в погоню за неверной женой. Жена в итоге оказывается верной и обнаруживается дома, зато муж становится мачо – в Тифлисе он облачается в черкеску с патронташем, шьет себе сапоги-ичиги из мягкой кожи и возвращается на берега Невы с большим кинжалом в ножнах. Употребить его в итоге пришлось для разрезания черкески и сапог, иначе те не снимались.

«Настоящий кавказец» показали впервые за 80 лет, в свое время он тоже шел мало. Критики сочли его «немного дурашливой и довольно-таки поверхностной сатирой», усмешку над национальными штампами и стереотипами массового мышления оценили немногие. От будущих неприятностей авторов спасли цензоры, поменявшие предложенное было название «Кавказский разбойник», оно могло сыграть трагическую роль в судьбах создателей. Не спасло бы и то, что вскоре все, созданное Геловани до исполнения им роли Сталина, объявили малозначительным и посредственным.    

Геловани убили дважды – впервые, когда Михаилу Чиаурели пришло в голову, что он лучше других сыграет Сталина. Видя в кино важнейшего пропагандиста, вождь многих пробовал на роль себя самого. Говорят, ему больше нравился Алексей Дикий, но именно Геловани играл Сталина чаще других. Второе убийство – после смерти вождя, когда актера не только перестали снимать, но и отказывали ему даже во встречах со зрителями. Причиной называли психические проблемы. Возможно, Геловани слишком вжился в сталинский образ. В интервью о фильме «Клятва» он говорил, что во время съемок в нем «жило ощущение постоянного присутствия самого товарища Сталина. До галлюцинации доходило порою ощущение его близости, когда казалось, что он здесь, где-то около меня, ходит за мной, следит за игрой, контролирует меня».

А Козинцеву Геловани признавался, что постоянно видит один и тот же сон – Сталин вызывает его в Кремль, и, вынимая трубку изо рта, спрашивает: «Передразниваешь, Мишико?». Наверняка кинообраз Сталина оказывал воздействие на самого вождя, а вот какое, уже, вероятно, не узнать.

В этих почти наркотических видениях – не только особенности школы Станиславского, но и специфика общей атмосферы в стране, определявшей и целое, и детали, включая жизнь в искусстве. Место оруэлловского «большого брата» здесь занимал «большой отец», и кому-то еще везло, если галлюцинаторное явление Сталина можно было просто списать на работу.